Наполеон. Попытка № 2 - Александр Никонов

То же самое понимал и граф Воронцов, русский посол в Лондоне, писавший еще до войны: «Даже если начало операций было бы для нас неблагоприятным, то мы все можем выиграть, упорствуя в оборонительной войне и продолжать войну, отступая. Если враг будет нас преследовать, он погиб, ибо чем больше он будет удаляться от своих продовольственных магазинов и складов оружия и чем больше он будет внедряться в страну без проходимых дорог, без припасов, которые можно будет у него отнять, окружая его армией казаков, тем больше он будет доведен до самого жалкого положения, и он кончит тем, что будет истреблен нашей зимой, которая всегда была нашей верной союзницей».

Так что не надо на Кутузова валить, не виноват он в поражении Наполеона. Клевета все!..

Мы тут много говорили об интриганстве Кутузова и его стремлении избежать боев. Вот еще один удивительный случай того, как славно помогал фельдмаршал русской армии бить французов.

Русская армия, затаившаяся южнее Москвы, внимательно приглядывала за южной «оконечностью» армии Наполеона, а точнее говоря, за кавалерийским корпусом Мюрата. Беннигсену, Ермолову и протрезвевшему после Бородина Платову не терпелось нанести расслабившемуся Мюрату поражение. Это можно было сделать легко. Но Кутузов, как мы знаем, воевать не хотел. Его целью было, как он сам говорил, выстроить «золотой мост», по которому и проводить Наполеона из России.

Но весь офицерский корпус, стыдившийся оставления столицы без боя, настаивал на бое, и Кутузов поддался нажиму. Однако сам он в своей обычной манере от битвы сначала устранился, а потом… всячески мешал победе русских войск. И даже полностью ликвидировал все плоды этой победы, приказав отступить на старые позиции! В это сложно поверить, но именно так все и было.

18 октября под деревней Тарутино Беннигсен, который командовал русскими, напал на Мюрата. Французы организованным порядком отступили. Чтобы довершить разгром и сделать их отход беспорядочным, Беннигсену не хватало людей, и он попросил Кутузова прислать помощь. Вот тут-то Кутузов и показал себя во всей красе! Он отказал в подкреплении, выслать которое ему ничего не стоило. Кутузов не только не помог Беннигсену сражаться и победить, но и запретил стоящему на левом фланге Милорадовичу помогать Беннигсену. И это опять-таки в натуре Кутузова: а вдруг Беннигсен и вправду победит? Тогда вся слава достанется ему! А это для Кутузова – как ножом по сердцу.

Русские все-таки вытеснили Мюрата и даже захватили 36 пушек, но после боя Кутузов отдал приказ… вернуться на старые позиции! Взбешенный Беннигсен писал жене: «Я не могу опомниться! Какие могли бы быть последствия этого прекрасного, блестящего дня, если бы я получил поддержку… Тут, на глазах всей армии, Кутузов запрещает отправить даже одного человека мне на помощь, это его слова. Генерал Милорадович, командовавший левым крылом, горел желанием приблизиться, чтобы помочь мне, – Кутузов ему запрещает… Можешь себе представить, на каком расстоянии от поля битвы находился наш старик! Его трусость уже превосходит позволительные для трусов размеры, он уже при Бородине дал наибольшее тому доказательство, поэтому и покрыл себя презрением и стал смешным в глазах всей армии. Представляешь ли ты себе мое положение, что мне нужно с ним ссориться всякий раз, когда дело идет о том, чтобы сделать один шаг против неприятеля, и нужно выслушивать грубости от этого человека!»

…Итак, Кутузов никак не помогал Наполеону проиграть эту войну в военном смысле. Что же сгубило французского полководца и его армию? Три вещи, наложившиеся друг на друга: огромные пространства России, пожар Москвы и неожиданно рано ударившие морозы.

Исключи любой параметр, и исход войны да и всей мировой истории был бы совсем другим! Поэтому разберемся с каждый фактором по отдельности.

Географическое пространство… Россию завоевать нельзя. От нее можно только отхватить кусок. Ее можно принудить подписать какой-нибудь договор под угрозой отторжения этого куска. Но завоевать так, как Наполеон завоевал Пруссию. Невозможно! Кутузов мог бегать от Наполеона сколько угодно. Он мог убежать в Казань, или в Астрахань, или в Читу. А Наполеон не мог бегать за ним бесконечно, его держали дела и растянутые коммуникации. Насколько сложным был вопрос с коммуникациями, говорит тот факт, что, войдя в границы России с тройным превосходством по отношению к русским войскам, Наполеон уже к Бородину имел меньшую армию, чем русские. Потому что оставлял на своем пути гарнизоны, обеспечивающие его бесперебойную связь с родиной, ведь его армия нуждалась в подвозе припасов, а его империя – в управлении. (В России Наполеон подписывал десятки документов, регулирующих гражданские вопросы своей империи. Так, например, устав театра «Комеди Франсез», по которому театр жил еще двести лет после Наполеона, Бонапарт подписал в горящей Москве и отправил нарочным в Париж.)

Короче говоря, завоевать Россию в привычном понимании этого слова было нельзя. Но такой задачи перед Наполеоном и не стояло! Да и временем он не был ограничен. Он мог (и планировал поначалу) растянуть кампанию на два или три года, отгрызая от России по куску. Он мог на следующий год взять Петербург. Да, Александр убежал бы куда-нибудь в Казань. Ну и пусть! В Казани он не опасен и, по большому счету, никому не нужен: потому что порты будут в руках Наполеона. Петербург и Архангельск он возьмет, возобновит континентальную блокаду, а черноморские порты захватят турки, воспользовавшись бедственным положением России.

Так что бескрайние просторы не смертельны для того, в чьи задачи не входит их завоевание.

Пожар Москвы… Здесь, наверное, лучше предоставить слово самому Наполеону. Он лучше меня и из первых, что называется, уст расскажет об этом:

«…Не будь московского пожара, мне бы все удалось. Я провел бы там зиму. Я заключил бы мир в Москве или на следующий год пошел бы на Петербург. Александр прекрасно знал это, поэтому-то он и послал в Англию свои бриллианты, свои драгоценности и свои корабли. Мой успех был бы полный без этого пожара. Я очутился среди прекрасного города, снабженного провиантом на целый год; ибо в России всегда запасы на несколько месяцев делались до наступления морозов. Всевозможные магазины были переполнены. Дома жителей были хорошо снабжены, и большинство их оставили своих слуг, чтобы служить нам. Многие хозяева оставили записочки, прося в них французских офицеров, которые займут их дома, позаботиться о мебели и других вещах; они говорили, что оставили все, что могло нам понадобиться, и что они надеются вернуться через несколько дней, как только император Александр уладит все дела, что тогда они с восторгом увидятся с нами. Многие барыни остались. Они знали, что ни в Берлине, ни в Вене, где я был с моими армиями, жителей никогда не обижали; к тому же они ждали скорого мира. Мы думали, что нас ожидает полное благосостояние на зимних квартирах, и все обещало нам блестящий успех весной. Через два дня после нашего прибытия начался пожар. Сначала он не казался опасным, и мы думали, что он возник от солдатских огней, разведенных слишком близко к домам, почти сплошь деревянным. Это обстоятельство меня взволновало, и я отдал командирам полков строжайшие приказы по этому поводу. На следующий день огонь увеличился, но еще не вызвал серьезной тревоги. Однако, боясь его приближения к нам, я выехал верхом и сам распоряжался его тушением. На следующее утро поднялся сильный ветер, и пожар распространился с огромной быстротой. Сотни бродяг, нанятые для этой цели, рассеялись по разным частям города и спрятанными под полами головешками поджигали дома, стоявшие на ветру: это было легко ввиду воспламеняемости построек. Это обстоятельство да еще сила ветра делали напрасными все старания потушить огонь. Трудно было даже выбраться из него живым. Чтобы увлечь других, я подвергался опасности, волосы и брови мои были обожжены, одежда горела на мне. Но все усилия были напрасны, так как оказалось, что большинство пожарных труб испорчено. Их было около тысячи, а мы нашли среди них, кажется, только одну пригодную. Кроме того, бродяги, нанятые Ростопчиным, бегали повсюду, распространяя огонь головешками, а сильный ветер еще и помогал им. Этот ужасный пожар все разорил. Я был готов ко всему, кроме этого. Ладно, это не было предусмотрено: кто бы подумал, что народ может сжечь свою столицу? Впрочем, жители делали все возможное, чтобы пожар потушить. Некоторые из них даже погибли при этом. Они приводили к нам многих поджигателей с головешками, потому что нам никогда бы не узнать их среди этой черни. Я велел расстрелять около двухсот поджигателей. Если бы не этот роковой пожар, у меня было бы все необходимое для армии, прекрасные зимние квартиры, разнообразные припасы в изобилии, на следующий год решилось бы остальное. Александр заключил бы мир, или я был бы в Петербурге».