Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов

Это сейчас известно, что Бонапарт пошел по двум Смоленским дорогам (Старой и Новой), а в тот момент за ним оставалось право на неожиданный маневр, и историки не исключают, что Кутузов очень опасался, что мощный (24–25-тысячный!) корпус Богарнэ будет направлен именно по Гжатскому тракту. Именно масловские дальнобойные пушки, простреливавшие этот тракт, могли задержать французов и дать Кутузову свернуть позицию и отойти назад.

Не меньшие проблемы вызывал у Кутузова и край левого фланга «в лице» Шевардинского редута, который все же не был передовой позицией его войск, а скорее частью единого фронта по линии Шевардино – Маслово. Шевардино за счет своей высоты над остальными соседними возвышенностями играло ключевую роль над всей плоскостью Бородинского поля. Размещение здесь дальнобойной батареи позволяло русским простреливать Новую Смоленскую дорогу, и выходящие по ней на Бородинское поле французы для развертывания по выгодной для них линии Шевардино – Бородино вынуждены были бы либо брать Шевардино с ходу, что вело к большим потерям и из-за узости атакуемого пространства никак не походило на генеральное сражение, либо им приходилось бы сместиться севернее Новой Смоленской дороги и развертываться уже по линии Валуево – Беззубово – Логиново и тем самым обрекать себя на фронтальную атаку сильно укрепленных природой русских позиций через реку Колочу.

Развертываться же южнее, т. е. по линии между Новой Смоленской и Старой Смоленской дорогами, для Наполеона тоже было невыгодно. Во-первых, нужно было бы идти через широкий Утицкий лес. Во-вторых, не удалось бы использовать весьма эффективную французскую дальнобойную артиллерию. В-третьих, фронт атаки был бы максимально сужен. В-четвертых, выстраиваться для атаки пришлось бы либо слишком далеко от линии фронта, либо уже под огнем Шевардинского редута. К тому же с него возможен был хоть и на предельной дальности, но все же достаточно эффективный огонь по площадям, т. е. по вражеским колоннам, идущим по Новой Смоленской дороге.

Итак, этот редут во многом ограничивал возможности развертывания французов на Бородинском поле. В целом Кутузов очень рассчитывал вынудить Наполеона развертываться не южнее Новой Смоленской дороги (не по Старой Смоленской дороге), а севернее ее, т. е. по столь желанной для русских линии Валуево – Беззубово – Логиново. Поскольку русский полководец не исключал и возможности обходов с флангов, то уделил их укреплению столь много сил. Недаром в диспозиции на Бородинское сражение сверхосторожная «старая лисица севера» на всякий случай написал: «…На случай непредвиденного дела… несколько дорог открыто, которые сообщены будут гг. главнокомандующим (имеются в виду Барклай и Багратион. – Я. Н.) и по которым армии должны будут отступать. Сей последний пункт остается единственно для сведения гг. главнокомандующих».

Только время покажет, что в предварительной расстановке сил Кутузов, отдавая должное гению Бонапарта, все же в чем-то «перестраховался»! Но его можно и нужно понять: над ним висел «дамоклов меч» крайней нежелательности поражения под стенами Москвы! Теперь уже Наполеону предстояло найти адекватный ответ на то, как поломать планы хитроумной «старой северной лисицы» и навязать ему бой там, где русским менее всего выгодно?!

…Между прочим, позиция русских на Бородинском поле не позволяла французам быстро обойти фланги русских. Недаром же сам Кутузов докладывал царю: «Позиция, в которой я остановился при деревне Бородине… одна из лучших, которую только на плоских местах найти можно». Глубокий заход в тыл тоже был невозможен: для него требовалась большая растяжка сил, что само по себе было рискованно, и внушительное численное превосходство, чего у Наполеона просто не было. Следовательно, оставался лишь таранный фронтальный удар…

Более четверти миллиона солдат предстояло сойтись на фронте протяженностью от 6 до 8 километров! Лобовое столкновение столь огромных людских масс на таком узком пространстве обещало быть ужасным. Тем более что под Бородином Наполеон привел лучшие свои части под началом лучших маршалов и генералов, а Кутузов приказал: «Стоять насмерть!» «Мы имеем дело с Наполеоном. А таких воинов, как он, нельзя остановить без ужасной потери», – говорил он среди свитских. Отличительной чертой Бородинского сражения станет невероятное упорство противников в достижении своих целей. Французы будут яростно, невзирая на потери, атаковать весь день, а русские столь же ожесточенно и бесстрашно обороняться. Как говорят в таких случаях, «найдет коса на камень»! Это будет отчаянная борьба на равных, обрекавшая обе стороны на огромные потери: но как потом писал прусский штабной офицер из 1-го кавкорпуса русской армии Карл фон Клаузевиц (1780–1831): «…При равной храбрости войск обеих сторон в бою на очень узком пространстве следовало ожидать только того, что произошло в действительности, а именно медленного опускания чаши весов к невыгоде русских».

Глава 7

Вечный спор о численности войск

Если месторасположение судьбоносной для России Бородинской битвы ни у кого не вызывает сомнений, то по вопросу о соотношении сил участников до сих пор нет (и, скорее всего, никогда не будет по причине тенденциозно-патриотического взгляда обеих сторон на саму битву и ее историческое значение!) единого мнения! Разброс мнений очень велик. В отечественной историографии долго было принято считать, что наполеоновская армия была заметно больше. И только сегодня наиболее трезвомыслящие историки склоняются к мысли, что нет смысла занижать численность русской армии и сильно повышать возможности врага. Они полагают, что численность регулярных сил противников к тому моменту могла стать примерно одинаковой: около 130 тыс. французов и около 120 тыс. русских.

…При этом вместе с нестроевыми солдатами или «некомбатантами» (камергерами, шталмейстерами, чиновниками, санитарами, инженерами-географами, маркитантами и т. п.) это могло выглядеть примерно так! Вполне возможно, что у Наполеона набиралось до 145 тыс. человек, в том числе 134–135 тыс. регулярных войск, но на поле боя, по мнению французских исследователей, могло присутствовать только 115 тыс. человек, остальные охраняли штаб-квартиру, тылы, были откомандированы либо находились все еще на марше. Кроме того, не следует забывать, что в походе на Москву кавалерию Мюрата постоянно преследовала убыль коней, а в бой посылались, естественно, только верховые бойцы, безлошадные превращались в пехотинцев и не использовались в сражении, оставаясь в полковом обозе. Тогда как у Кутузова могло быть 135–160 тыс. человек, в том числе от 103 до 115 тыс. регулярных войск (среди которых было 15–16 тыс. новобранцев-рекрутов), а также 6—11 тыс. казаков и 10–30 тыс. наспех обученных и плохо вооруженных смоленских и московских ополченцев, которые в основном использовались для принятия раненых и присмотра за ними. В то же время некоторые современные отечественные исследователи предполагают, что без ополчения, но с казаками у Кутузова могло насчитываться до 125 500 человек при 624 пушках. Эта цифра складывается из наличия у Барклая 84 400 человек с 438 пушками, а у Багратиона – ок. 41 100 человек при 186 орудиях. Впрочем, споры продолжаются, и «на свет» «всплывают» все новые и новые факты, «методики» подсчета и прочие «веские и весомые» аргументы…