Обратная сторона вечности - Виктория Угрюмова

Аграв толкнул тяжелую дверь, и она подозрительно легко подалась его усилию. Разбойник почувствовал, что волосы у него на голове встают дыбом от ужаса, но он превозмог себя и шагнул во мрак комнаты. Он бы никогда не сделал этого ни для кого другого, но Агунду и Ханиш не мог оставить без защиты и поддержки.

– Агунда! – осторожно позвал он, пытаясь нашарить вытянутыми руками хоть какой-нибудь ориентир.

Аграв помнил, что комната жрицы практически пуста, только около камина стоят несколько скамеечек да под окном громоздится стол, заваленный бумагами, – на него Агунда накануне положила свиток с письмом для Кахатанны. Узкое ложе жрицы стояло в нише, в самом дальнем углу. Камин погас, и даже угли не светились. Разбойнику показалась странной эта мелочь, но он не остановил на ней своего внимания.

Сзади раздавались крики. Они становились все отчаяннее, все оглушительнее. Кто бы ни был загадочный убийца, но он продолжал собирать свою кровавую жатву.

– Агунда! – уже громче повторил разбойник, начиная понимать.

Он догадывался о том, что случилось здесь, в этой комнате, даже предполагал почему, но ему не хотелось оказаться правым, и он, как мог, оттягивал ту минуту, которая должна была все прояснить. Пока он колебался, за его спиной послышался топот, тяжелое дыхание и заметался тусклый свет догорающего факела. Кто-то торопился к верховной жрице, волнуясь за ее безопасность.

– Матушка Агунда! – позвал слабый, старческий голос.

Это был привратник, старый Шу, любивший жрицу Тики-утешительницы как свою собственную дочь. Его нельзя было испугать или заставить думать о себе, когда Агунде грозила смерть.

– Шу, – откликнулся из темноты Аграв, – это я. Иди сюда со своим факелом, тут хоть стаза коли – ничего не видно.

– Кто здесь? – заволновался старик.

– Это я, Аграв.

– А-а. А что с доченькой? – так Шу всегда именовал Агунду.

– Не знаю и, честно говоря, боюсь. Что там, в храме?

– Не спрашивай, не спрашивай, – говорил старик, приближаясь.

Ему было тяжело идти по ступенькам, и двигался он очень медленно. Аграв не выдержал, схватил его за руку и рывком подтянул к себе. Затем взял из рук Шу факел, высоко поднял его над головой и вошел в покои жрицы.

Здесь все было забрызгано кровью. Пол был темным и липким, весь в потеках и лужицах густой, остро пахнущей жидкости. Белоснежное обычно покрывало на кровати промокло насквозь и теперь свисало почерневшей тряпкой. Светлые оштукатуренные стены были покрыты страшным узором – брызги красной жидкости разлетелись не правильным веером над кроватью. Бумаги на столе тоже пострадали.

Двое мужчин с ужасом взирали на картину, представшую их взору.

Агунда лежала на кровати лицом вниз, тяжелые капли, срываясь с ее ложа, гулко падали в огромную лужу, натекшую под ним. Жрица была мертва.

Аграв медленно подошел к кровати и взял ее за руку. Рука была немыслимо холодной и тяжелой.

– Агунда! Агунда! – заголосил кто-то за их спинами.

Они не успели обернуться, как женщина (а голос был женский) запнулась на пороге, будто врезалась со всего размаху в невидимую преграду.

– Тика, что же это?! – произнесла она хрипло и стала медленно оседать на пол.

Аграв не помнил, как ее зовут. Она только недавно пришла в храм и осталась помогать в больнице. Особенно хорошо у нее получалось управляться с детьми. Агунда хвалила ее.

Старый Шу затоптался на месте, абсолютно не представляя, что предпринять в первую очередь.

– Что это? – обратился к нему разбойник.

Он понимал, что Шу ничего ему не ответит, но молчать тоже не мог.

– Я видел тень, сынок. Странную тень, с кривым клинком. Когда бежал сюда, она метнулась в левый коридор...

– О боги! – закричал Аграв.

В левом коридоре были в основном хозяйственные помещения, и только одна комната из них была жилая. Там расположилась Ханиш.

Разбойник бросился прочь. Агунде он помочь уже не мог и подозревал, что и к Ханиш он тоже опоздал, но не стоять же на месте. Он бегом проделал обратный путь до кухни, то и дело натыкаясь на трупы, которых еще несколько минут назад там и в помине не было. Вихрем ворвался в кухню, вызвав дикий крик у смертельно напуганных женщин, прятавшихся за чанами с водой, и схватил топор, которым повар разделывал мясо. Это было единственное оружие в храме Тики. Топор был неудобным – ручка у него была тяжелее лезвия, скользкая, жирная: накануне повар как раз рубил свиную тушу. Но выбирать не приходилось, и Аграв опрометью кинулся дальше, по левому коридору, в комнату Ханиш.

Несчастная женщина лежала на пороге. Видимо, ее разбудил шум, и она успела накинуть темное просторное одеяние жрицы и выглянуть наружу, чтобы посмотреть, что происходит в храме. Ночной убийца напал на нее внезапно, сзади. Это было совершенно очевидно бывшему грабителю и разбойнику – рана на шее все еще кровоточила. Удар был неимоверный по своей силе, шейные позвонки оказались полностью перерублены, и голова висела только на тонком слое кожи. Чтобы рассмотреть эти жуткие подробности, Аграву пришлось опуститься на колени и поднести факел к самой ране.

Он ни минуты не сомневался в том, что королева Лая тоже мертва. Но все же решил проверить это, прежде чем начать искать убийцу.

Он помчался назад, сжимая факел в одной руке и топор в другой. На повороте он немного притормозил и только благодаря этому не сбил с ног привратника Шу, который ковылял ему навстречу. Старик горько плакал, не стесняясь своих слез. Увидев Аграва, он вцепился в его одежду узловатыми старческими пальцами:

– За что? Они же не делали ничего, кроме добра.

– За это тоже убивают, Шу, – мрачно ответил разбойник.

Он был странным человеком – обычно молчаливым и жестким. И он считал, что теперь, когда женщины мертвы, нет смысла горевать по ним бесцельно. Нужно найти убийцу и отомстить ему так, чтобы он кровавыми слезами оплакивал свой поступок. А потом выполнить все, о чем просили Агунда и Ханиш. Вот это и было, по его мнению, настоящее сожаление об умерших.

Старик продолжал стенать.

Аграв неожиданно замер. Ему показалось, что в храме все затихло.

– Не может быть, – сказал он вслух.

Шу поднял мелко трясущуюся голову, обвел подслеповатыми глазами окружающее пространство:

– Ничего не слышу. Неужели никто не кричит?

Тишина испугала Аграва еще больше, чем вопли и крики. Не могли люди вот так, разом замолкнуть, не выкричав всего своего ужаса, скорби и страха. Живые так не молчат.

Так молчат только мертвые.

Но он не видел таинственного убийцу. Как тот смог перерезать абсолютно всех? Должен же кто-то остаться. Аграв почувствовал себя как затравленный зверь. Так жутко ему не было даже тогда, когда он прятался в камышах от конного дозора тагар в Джералане, где за его голову была обещана ощутимая награда. На всех перекрестках зачитывали его приговор – отсечение пальцев правой руки, отрезание языка, отсечение левой ступни и только затем привселюдное повешение над котлом с кипящим маслом с постепенным опусканием в оное. И все же тогда разбойник выбрался из страны целым и невредимым, и его почти звериный инстинкт не подвел, помог в тот раз, как и во многие другие...

Что же сейчас зверь в нем воет и корчится от ужаса, столкнувшись с чем-то неведомым и опасным?

Он очнулся от своих мыслей на мгновение позже, чем было бы нужно. Он ошибся на долю секунды, и эта крохотная доля стоила ему жизни.

Захлебнулся собственной кровью Шу-привратник, повиснув на острие кривого меча, жалобно завыл воздух, разрубленный на части зазубренным лезвием, вынырнуло из сплошной тьмы кошмарное лицо восставшего из могилы мертвеца и улыбнулось ласково...

Тела погибших сгорели при пожаре, который поглотил весь храм Тики-утешительницы.

И не осталось утешения.

На церемонии и пиры времени, к сожалению, не было. На развлечения и разговоры – тоже. Зу-Л-Карнайну пришлось смириться с этим фактом, как бы ему ни хотелось доставить удовольствие своей возлюбленной. Только один раз, на рассвете, они вырвались из дворца на час, чтобы поездить верхом.

Столицей Курмы был древний и прекрасный Ир, город-крепость, стоящий на берегу небольшой, но очень быстрой и глубокой реки, носившей название Эвандр. Ир строился еще при Древних богах и напомнил Каэтане ее странствие по Тор Ангеху. Именно там она видела такие же прекрасные постройки, такие совершенные в своей законченности здания, такую искусную резьбу по камню. В Ире сохранилось много старых храмов, посвященных неведомым божествам здешних мест. Жители Курмы с любовью относились к своему прошлому, и, хотя в этих храмах не было служителей, в запустение они не приходили. Всегда находился кто-то, кто не забывал выгрести накопившийся мусор, раздуть затухающий огонь, принести дров и поставить цветы перед диковинными изображениями тех, чьи имена были давно забыты.

Зу-Л-Карнайн тоже полюбил древний город с первого взгляда и потому перенес столицу империи из суровой и неприветливой Гирры, где большинство домов были обыкновенными глинобитными хижинами, в Курму. Своей резиденцией он избрал прежний дворец, совершенно заброшенный при последней династии. (Правда, большинство подданных императора полагали, что причиной переноса столицы явились не столько архитектурные преимущества Ира перед столицей Фарры, сколько его географическое положение – ведь хребет Онодонги совсем близко.)