Обратная сторона вечности - Виктория Угрюмова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Армия танну-ула в город не заходила, расположившись на равнине, где несколько недель тому назад и разыгралась решающая битва Самаэля и военачальника Сихема – Фахида. Алый шатер урмай-гохона был виден издалека, и его всегда окружал двойной ряд отборных воинов-багара.
Путник в темном плаще вышел из города и отправился в сторону военного лагеря, сопровождаемый изумленными взглядами граждан Файшана. Он шагал довольно быстро, и поэтому из-под серовато-коричневого одеяния, наброшенного на плечи, то и дело мелькала огненно-красная ткань нижнего наряда. Человек опирался на яркий, красно-золотой посох, которого еще несколько минут назад у него в руках не было.
Огненный бог Шуллат шел в лагерь урмай-гохона, чтобы покарать его за уничтожение храмов.
Когда до первых рядов палаток осталось не такое уж и большое расстояние, Шуллат несколько забеспокоился, почувствовав неладное. Первоначальный план его был таков: проникнуть, не таясь, в лагерь, переполошить всех воинов – ведь станут же они пытаться захватить его в плен или убить, затем встретиться с урмай-гохоном, чтобы уж на глазах у всех наказать отступника. Больше делать Огненному богу в Сихеме было нечего. Однако странные вещи стали твориться с ним возле лагеря.
Шуллату начало казаться, что он ступает по зыбкой, болотистой почве, где в любую минуту можно провалиться в трясину. Это было тем более удивительно, что он стоял на плотном, хорошо утоптанном песке, который вполне мог вынести вес нескольких караванов верблюдов. А огненно-красный жезл бога запульсировал, вырываясь из рук господина, будто норовил сбежать, оставив поле боя за противником.
Шуллат не обладал безумной отвагой Арескои, яростью и неистовством га-Мавета или бесконечным упорством Джоу Лахатала – это был весьма осторожный и рассудительный бог. Вот он и рассудил, что однажды уже чувствовал нечто подобное, как раз в тот день, когда желтоглазый брат его лишился правой руки. Поэтому Огненный бог не стал искушать судьбу. Насылать эпидемии, мор, голод на неведомого врага – не самое разумное поведение.
Он не постыдился повернуться и уйти восвояси, чтобы не накликать на себя худшую беду.
Шуллат торопился обратно, во дворец Джоу Лахатала, чтобы рассказать своему венценосному брату о том, что он здесь увидел и ощутил. Он стремился преодолеть опасное пространство, желая покинуть его как можно быстрее. Но сама материя воздуха сгустилась до плотности твердого тела и не пускала бессмертного. Он рвался всем телом сквозь пространство, ставшее несокрушимой скалой, он прилагал все свои божественные силы, чтобы просто сдвинуться с места, убежать подальше, чтобы там, уже на другом краю Файшана, снова попробовать переместиться к себе домой, но все его попытки оказывались тщетными.
Только камень пространства постепенно мягчел, становясь вязким и липким, словно паутина невидимого паука. Незримые лапы – мягкие и вкрадчивые – неторопливыми движениями стали обволакивать его, затягивая в глубину, которой секунду назад еще не было, а немыслимые, безобразные, отвратительные видения заполонили мозг отчаянно сопротивляющегося бога. Но Шуллата сковывал двойной страх: тот, который он испытывал сам, и тот, который уже испытал до него в подобной ситуации га-Мавет. Он засуетился и потерял контроль над собой, проваливаясь в ледяную тьму, где ничто не способно было гореть ярким, очищающим пламенем. Шуллат вкладывал все силы в удары, но противника просто не было: огненные вспышки, море, шквал пламени впустую пролетали в бесконечную черноту, даже не оставляя по себе следа. Огненный бог закричал, но звук его голоса потонул во мраке.
Лед. Тьма. Цепенеющие мысли, чувства, желания...
И рядом не нашлось никого, кто смог бы помочь...
* * *Они представляли собой жуткое и невероятное зрелище.
Сгнившая кожа клочьями слезала с их тел, обнажая темное мясо и мышцы. Безумные глаза горели тем огнем, который мог быть зажжен только в глубинах преисподней. Носов у них не было, вместо рта – отвратительные оскаленные провалы, лишенные губ и языков. Волосы торчали во все стороны в тех местах, где они еще оставались на черепе.
Это были мертвецы.
Они одинаковым движением распахнули и сбросили наземь свои рясы. Под ними оказались кольчуги и кривые мечи с зазубренными лезвиями. Дергающейся, странной походкой двинулись мертвецы по коридору в глубь храма, ведомые чьей-то волей.
Обиталище государыни Лай находилось в самом конце длинного бокового ответвления. Оно, правда, было крохотное, но зато отдельное, как и подобает ее сану. Жрицы Тики-утешительницы предоставили своей королеве все лучшее, что только имели.
Комнатка была очень чистая, маленькая и уютная, хотя и без окон, – больше похожая на келью (но такими были все помещения в храме, за исключением больших залов). Лая вот уже несколько дней не поднималась с кровати, вконец обессиленная своими видениями, и жрицы Тики поили ее отварами из трав, чтобы улучшить и укрепить ее сон.
Вскоре после полуночи, когда все затихли и успокоились, несчастная женщина проснулась и села в постели, напряженно вглядываясь в темноту. Ей чудилось, что в этой темноте кто-то есть, кто-то пришел за ней, чтобы убить, уничтожить, стереть с лица земли. И она горько заплакала от страха, отчаяния и безысходности, вытирая слезы рукавом ночного одеяния из грубого небеленого полотна. Оно царапало нежную кожу, привыкшую к невесомым шелкам, но королева не замечала этого, оплакивая свою погибшую жизнь. Она беззвучно молилась, прося кого-нибудь, кто сейчас слышит ее, заступиться за бедную душу, не желавшую зла никому. Внезапно Лае показалось, что она видит странный силуэт стройной женщины с двумя мечами, и немного утешилась.
Когда первый мертвец рывком распахнул дверь в келью, королеве послышался негромкий звук, и она снова напряглась от невыносимого ужаса. Но ей не хотелось кричать: она боялась, что зря разбудит уставших за день служителей Тики, что ее сердце и разум, утомленные жуткими видениями грядущей катастрофы, сыграли с ней злую шутку.
Лая снова легла и закрыла глаза. Она подумала, что можно было бы встать, протянуть руку и нащупать в изголовье свечу, – размеры комнатки были далеки от королевской опочивальни, и все необходимое находилось рядом. Но ей было страшно шевелиться, и, как в детстве, она старалась снова заснуть, спрятавшись под одеяло, надеясь, что кошмары сами собой исчезнут с наступлением утра.
Государыня Аллаэллы всегда славилась тем, что к ней могли обратиться за помощью и заступничеством все кто в этом по-настоящему нуждался. И теперь она сама ждала защиты и заступничества от тех, кто должен был их оказать, она так верила и надеялась, что уже одно это должно было помочь.
И когда серповидное лезвие взвизгнуло в воздухе над ее головой, она только удивилась...
* * *Аграв проснулся от непривычного шума в коридоре и диких, истошных воплей. Эту последнюю ночь в храме он провел в каморке позади кухни, рассчитывая подняться вместе с поварами, наскоро позавтракать и затем зайти к Агунде за свитком, который она хотела передать в Сонандан. Поэтому сначала он подумал, что уже наступило утро и это сонные служители ссорятся между собой, уронив или разбив что-то тяжелое. Но когда открыл глаза, то увидел, что кругом темно.
За окном царила глубокая ночь, но темнота и тишина предрассветного часа были спугнуты чьим-то присутствием. Аграв поднялся с ложа и выглянул из своей каморки. В едва освещенном коридоре метались насмерть испуганные люди, шипели факелы, упорно не желая разгораться, кто-то торопливо щелкал огнивом, кто-то споткнулся в темноте и упал, отчаянно ругаясь. Второй человек поспешил к нему со светом, чтобы помочь подняться, да так и застыл на месте с открытым ртом и вытаращенными глазами – его товарищ лежал на окровавленном, изувеченном теле, которое выглядело еще страшнее в красных, неверных отблесках пламени.
Кто-то свирепый и жестокий прошелся в ночи по храму Тики и безжалостно уничтожил множество людей. Паломники, служители и больные в панике метались по громадному зданию, заглядывая во все укромные уголки, и то в одном месте, то в другом наталкивались на исковерканные страшной силой тела.
Молодая женщина с перерезанным горлом, старик с рваной раной на боку, маленькая девочка, только вчера пришедшая в храм, – она прижимала к груди куклу, сделанную из пучка соломы, – пронзенная острием меча. Затравленный взгляд Аграва перебегал с одного трупа на другой. Что и кому могли сделать эти несчастные, беспомощные люди? Зачем понадобилось убийцам пробираться в храм, чтобы убивать немощных и больных? Внезапно он вспомнил о самом важном и неотложном деле и рванулся в сторону покоев верховной жрицы. Там было тихо и пусто, туда еще не добежала испуганная толпа, и на мгновение он успокоился, надеясь на то, что сюда не заходил смертоносный ночной гость.