Проблема «бессознательного» - Филипп Бассин

Для того чтобы проиллюстрировать это различие под­ходов, мы воспользуемся красивым примером, который приводит И. Е. Вольперт [24, стр. 143]. Некто С. после ряда лет совместной жизни с женой увлекся другой жен­щиной. Перед ним возник сложный вопрос о разводе. И вот в одну из ночей ему снится: туманным утром он идет с женой по безлюдной улице, впереди развилка. Жене идти направо, ему налево. С. прощается с женой, в этот момент его охватывает чувство острой к ней жа­лости и на этом сновидение обрывается. Как объяснить возникновение этих несомненно символических образов? С точки зрения гипотезы «фрагментарности»: мощная доминанта вызвала благодаря случайной констелляции физиологических состояний оживление следа, в данном случае конкретного образа, который был как-то, возмож­но чисто ассоциативно, связан благодаря прошлым пере­живаниям с представлением о разводе. С точки зрения типотезы «образного языка»: сновидное сознание вырази­ло на своем визуализирующем «языке» то, что для созна­ния бодрствующего выступало как отвлеченное понятие, как идея супружеского развода. Какому же из обоих этих толкований следует отдать предпочтение? Ответить на этот вопрос, конечно, далеко не просто.

Слабой стороной концепции возврата к «образному языку» является то, что она построена в основном на ана­логиях. В результате исследований биологического и исторического развития и нормального онтогенеза психи­ки было убедительно показано качественное своеобразие более ранних фаз эволюции сознания. Предположение же о возврате к этому своеобразию в условиях сна до сих пор остается (если быть точным) лишь гипотезой, базирую­щейся на представлении о реальности фактов биологи­ческого регресса и на характерных функционально-структурных аналогиях, которые можно во многих случаях провести между символикой «допонятийного» мышления и символикой сновидений.

Прямых экспериментальных доказательств того, что сновидное сознание обнаруживает закономерную тенден­цию замещать абстрактные представления динамически­ми визуализациями, которые носят (именно из-за того, что являются образами, «перенасыщенными» смыслом) символический характер, у нас пока нет. Если же мы об­ратимся к косвенным экспериментальным доводам, то наиболее убедительными из них являются данные De­soille, выявившего при анализе «управляемых сновиде­ний» тенденцию к повышению по мере углубления дре­мотного состояния количества образов, имеющих отчетливо символический характер. Эту корреляцию (нуждающую­ся еще, впрочем, в строгом контроле) нелегко, конечно, совместить с представлением о чисто «случайном» возник­новении подобных символов.

Что же касается гипотезы «фрагментарности», то ее предстоит согласовать с тем серьезным пересмотром пред­ставлений о физиологических механизмах и о «полез­ности» сновидений, который происходит в настоящее время.

Мы вскользь уже затрагивали эту тему, касаясь вопро­са о неосознаваемой переработке информации во время сна (см. §66 и §111). Остановимся теперь на ней несколь­ко подробнее.

Долго существовавшее представление о сне, как о со­стоянии, обусловливающем сдвиг частот электроэнцефало­граммы только влево (т.е. появление синхронизирован­ных дельта-ритмов), оказалось неправильным. Во время сна закономерно возникают фазы также быстрой (десин­хронизированной) электрической активности мозга, на протяжении которых отмечаются разнообразные измене­ния в самых различных функциональных системах орга­низма. Наиболее отчетливо выступают при этом движения глазных яблок, понижение мышечного тонуса, повышение звуковых порогов пробуждения, активация сердечно-со­судистой деятельности и дыхания.

Эти фазы «быстрого» сна (иначе говоря, сна «парадок­сального», или «ромбэнцефалического») имеют характер­ные электрофизиологические особенности и свою отличи­тельную динамику возбуждений на разных мозговых уров­нях (пароксизмальные разряды, распространяющиеся от области моста к зрительным буграм и коре и др.)? обнару­живаются не только у человека, но и у животных, и их суммарная длительность за сутки у млекопитающих зна­чительно больше на ранних этапах онтогенеза, чем на бо­лее поздних. Удалось также выяснить специфический и дифференцированный характер воздействия на «быстрый» сон некоторых психофармакологических агентов (стиму­лирующее влияние резерпина, тормозящее — ингибиторов моноаминооксидазы и др.) и выявить связи между расстрой­ствами «быстрого» сна и патогенезом определенных психо­тических синдромов. Совокупность этих физиологических изменений, сопутствующих «быстрому» сну, настолько свое­образна, так резко отличается от соответствующих коррелятов «медленного» (синхронизированного, «дельтового») сна, что возникла тенденция рассматривать «быстрый» сон не как разновидность сна в обычном понимании, а как качественно особое функциональное состояние мозга, которое лишь из-за сходства внешних его проявлений с проявлениями сна обычного отождествляется с по­следним.

В интересующем нас аспекте особое значение приобре­тает связь фаз высокочастотной электрической мозговой активности («быстрого сна») с воспоминанием снови­дений.

Thomas [255] подчеркивает, что если сон прерывается непосредственно на протяжении такой фазы, то исследуе­мый отмечает, как правило, что ему что-то снилось и его рассказ о сновидении будет изобиловать деталями. Если пробуждение произошло спустя 2—3 минуты после конца фазы десинхронизации электроэнцефалограммы и акти­вации электроокулограммы, случаи воспоминания сновидений становятся более редкими, а сами воспоминания бо­лее бедными и тусклыми. Если же интервал времени меж­ду концом фазы быстрого сна и пробуждением превышает 10 минут, исследуемые заявляют обычно, что им ничего не снилось.

Были получены также экспериментальные данные» указывающие на связь движений глазных яблок и легких моторных реакций, наблюдаемых на протяжении «быстро­го» сна с содержанием сновидений. В некоторых случаях эта связь была настолько четкой, что позволяла определять характер изменений окулограмм на основании одного только анализа образов, возникавших у спящего. Особый же интерес представляют результаты избирательного эк­спериментального подавления фаз «быстрого сна» (испы­туемого будили, как только на электроэнцефалограмме и электроокулограмме возникали характерные признаки «быстрого» сна, и предоставляли ему возможность спокой­но спать, пока электроэнцефалограмма сохраняла вид, обычный для сна «медленного»). Подобное подавление вы­зывало вначале тенденцию к учащению периодов «быстро­го» сна, а затем, если оно продолжалось несколько ночей подряд, появление также определенных психических рас­стройств.

Все эти факты, выявленные за последнее десятилетие главным образом французскими и американскими иссле­дователями (Jouvet, Dement и др.)» представляют глубо­кий интерес.

Те, кто в 60-х годах говорят — особенно в руководствах по физиологии — о физиологических механизмах сна и сновидений, отвлекаясь от этих данных, занимают консер­вативную позицию, неоправдываемую приверженность к которой извинить нельзя.

В интересующем нас аспекте наиболее важно то, что эффекты избирательного подавления фаз «быстрого» сна, преимущественно, по-видимому, связанных со сновидения­ми, вызвали оживление многих старых споров, в частно­сти, вновь поставили на обсуждение проблему необходи­мости сновидений как особых форм «отреагирования», «сновидения, как стража сна», и т.п.

Характерно, однако, что на Лионском конгрессе 1963 г. [105], на котором проблема «быстрого» сна подверглась углубленному «междисциплинарному» обсуждению, в под­держку психоаналитической концепции «отреагирования» голосов почти не раздавалось. По мнению Dement, иссле­дователя, которому мы обязаны наиболее точными описа­ниями особенностей «быстрого» сна у человека, избирательное подавление этой активности вызывает скорее все­го кумуляцию в организме какого-то неизвестного пока токсического агента, распад которого происходит в нор­мальных условиях на протяжении фаз десинхронизации мозговых потенциалов, сопутствующих «быстрому» сну. Поэтому Dement считает, что более правильно объяснять клинические картины, возникающие у лиц, у которых «быстрый» сон подавлялся в экспериментальных целях, с собственно биохимических, а не с психоаналитических позиций.

На Лионском конгрессе против избирательной связи «быстрого» сна со сновидениями приводились также как аргументы указания на выраженность характерных при­знаков этого сна у декортицированных животных и на ин­тенсивность аналогичных проявлений у ребенка в самом раннем постнатальном периоде.