Проблема «бессознательного» - Филипп Бассин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таковы представления, по которым символика сновидений выступает как выражение особой системы связей, устанавливающихся между психологическими содержаниями в условиях образного мышления, как выражение особого «языка» сновидно измененного сознания, проявляющегося при подавлении второй сигнальной системы и устранении тем самым логического способа увязывания значений. Нельзя, однако, не предвидеть сомнений в целесообразности такой постановки проблемы. Действительно, так уж ли необходимы эти экскурсы в теорию образных и логических смысловых связей для понимания символики сновидений? Не можем ли мы объяснить этот символизм, не прибегая к гипотезе «визуализирующего языка» сознания? Вопросы эти серьезны, и в советской литературе существует тенденция отвечать на них положительно. Наиболее тщательно такой ответ разработан И. Е. Вольпертом. На нем необходимо остановиться более подробно.
И. Е. Вольперт приводит характерные строки А. А. Ухтомского: «В душе может жить одновременно множество потенциальных доминант — следов от прежней жизнедеятельности. Они поочередно выплывают в поле душевной работы и ясного внимания, живут здесь некоторое время, подводя свои итоги, и затем снова погружаются вглубь, уступая поле товаркам... Эти высшие кортикальные доминанты... продолжающие владеть жизнью и из подсознательного, очевидно, совпадают по смыслу с теми "психическими комплексами", о которых говорит Freud и его школа» [88, стр. 170]. Эти строки А. А. Ухтомского интересны прежде всего тем, что в них производится неожиданное сближение физиологического понятия «доминанты» и психоаналитического понятия «комплекса», которые глубоко отличаются одно от другого по множеству оттенков смысла по традициям употребления и сопутствующим ассоциациям, но которые тем не менее в определенном отношении действительно обнаруживают характерное сходство, поскольку каждому из этих факторов приписывается регулирующее воздействие на динамику физиологических процессов и соответствующих психологических феноменов («владенье жизнью»), сохраняющееся независимо от того, находится ли этот фактор «в поле ясной работы сознания» или нет[88].
Понимая доминанту как такой регулирующий фактор (мы бы сказали, как важный элемент физиологического механизма установки) и приписывая этому фактору далеко идущее влияние на динамику сновидений, И. Е. Вольперт безусловно прав[89]. Нет более ярких доказательств регулирующего влияния сложных доминант (или, точнее, видоизменяя только форму выражения, но не существо мысли: нет более ярких доказательств регулирующего влияния установок, глубоко захватывающих личность), чем приводимые И. Е. Вольпертом случаи прямого продолжения в сновидении творческой деятельности, начатой во время бодрствования (уже упоминавшееся нами открытие Кекуле в условиях сновидно измененного сознания формулы бензола, создание Tartini в сходной ситуации сонаты «Трель дьявола», завершение Державиным в аналогичном состоянии оды «Бог» и др.). И. Е. Вольперт обоснованно подчеркивает и выдающуюся роль, которую в продуцировании сновидений играет фактор аффективности, выступающий не «самостоятельно», а лишь как "качество" доминанты» (мы бы сказали, как эмоциональная окрашенность соответствующей установки, что есть опять-таки только повторение другими словами мысли И. Е. Вольперта).
Далее, однако, возникает основной вопрос: можно ли дать объяснение символике сновидений, используя представления, которые предпочитает И. Е. Вольперт? В порядке гипотезы, безусловно, да. И. Е. Вольперт опирается на хорошо изученные физиологические проявления доминант, когда он говорит, что «господствующая в сновидном синтезе доминанта, нередко латентная, которая объединяет в сновидении более слабые доминанты, не берет их каждую целиком в состав сновидения, а как бы отбирает отдельные их фрагменты и только эти детали компонирует в целую сновидную сцену. Да и сама господствующая доминанта входит в состав сновидения не целиком, а только одной своей деталью или фрагментом. Тогда эти детали приобретают значение намеков на то целое, из которого они взяты, значение символов целого. На этой закономерности основаны те психические механизмы сновидений, которые Freud описал как "часть вместо целого", "сгущение", "смешение"... Символы в сновидениях — случайные "обломки" доминант, всплывающие в сонном сознании по признаку соответствия господствующей в данный момент явной или скрытой доминанте» [24, стр. 134].
В этих высказываниях звучит совершенно определенный и внутренне последовательный подход к проблеме символики сновидений. Символизм сновидения — это, по И. Е. Вольперту, выражение прежде всего фрагментарности образов, которые отражают ту или другую доминанту (или установку), оказывавшую достаточно глубокое влияние на поведение или сознание субъекта в условиях бодрствования. Именно эта фрагментарность, «случайный», психологически не мотивированный характер образов сновидения, отбор последних независимо от их значимости как представителей смысловой стороны доминанты, детерминируемость подобного отбора факторами чисто физиологического порядка (явлениями индукции, фазовыми состояниями, неодинаковыми степенями заторможенности различных элементов доминанты, дробным растормаживанием, тенденцией возбудительного процесса к генерализации или, наоборот, к концентрации) — вот что придает, по Вольперту, сновидению его характерные двойственные черты: иногда отчетливо распознаваемую близость к волнующим переживаниям бодрствования, относительную общую упорядоченность к «понятность», а иногда, наоборот, отсутствие четких связей с этими переживаниями, внутреннюю алогичность и: бессистемность. Одновременное же проявление этих особенностей приводит к возникновению в сновидениях «понятных» фигур на общем «непонятном» фоне, к появлению элементов, более близких в смысловом отношении, чем другие, к основной, определяющей сновидение доминанте и приобретающих поэтому характер своеобразных «намеков» на эту доминанту или ее символов.
§ 112 О слабых сторонах современного психологического и физиологического подхода к проблеме сновиденияМы охарактеризовали три главных подхода к проблеме символики сновидений, существующих в современной литературе: традиционный психоаналитический, психологический (рассматривающий символику как функцию образности мысли) и физиологический. Эти подходы не исчерпывают всех попыток решения вопроса о «языке» сновидно измененного сознания. Однако наиболее важные споры, происходившие на протяжении последних десятилетий о природе сновидений, велись между сторонниками именно» этих трех концепций.
Нет необходимости повторять доводы, по которым должна быть безоговорочно отвергнута первая из описанных трактовок, уходящая корнями в представления ортодоксального фрейдизма. Сложнее обстоит дело с двумя другими: второй, которую можно назвать концепцией «соскальзывания» измененного сознания на язык образов, и третьей, основанной на сведении всей проблемы символики сновидений к представлению о фрагментарности последних и чисто физиологической обусловленности их динамики. Против каждого из этих толкований можно привести доводы, показывающие их слабые стороны, и то, что каждое из них проблему символики сновидений до конца не раскрывает. Поэтому мы должны рассматривать эти концепции скорее лишь как возможные гипотезы, чем как проверенные теории, дающие исчерпывающее объяснение затрагиваемым ими трудным вопросам.
Важно точно сформулировать, в чем заключается основное расхождение между обеими этими концепциями. Для концепции «фрагментарности» символическое сновидение — это осколок переживаний, который приобретает характер символа только потому, что в нем случайно, в силу закономерностей физиологического порядка, оказалась воспроизведенной та или другая деталь или черта, относящая нас к переживанию в целом. Для концепции же «соскальзывания» на образный язык сновидно измененного сознания символизм сновидения — это выражение характерного, генетически обусловленного способа связи между визуализированными психологическими содержаниями, выражение тенденции придавать образную форму тому, что в условиях бодрствования выступает как система понятий, опирающаяся на логические связи и потому свободная от ограничений наглядности.
Для того чтобы проиллюстрировать это различие подходов, мы воспользуемся красивым примером, который приводит И. Е. Вольперт [24, стр. 143]. Некто С. после ряда лет совместной жизни с женой увлекся другой женщиной. Перед ним возник сложный вопрос о разводе. И вот в одну из ночей ему снится: туманным утром он идет с женой по безлюдной улице, впереди развилка. Жене идти направо, ему налево. С. прощается с женой, в этот момент его охватывает чувство острой к ней жалости и на этом сновидение обрывается. Как объяснить возникновение этих несомненно символических образов? С точки зрения гипотезы «фрагментарности»: мощная доминанта вызвала благодаря случайной констелляции физиологических состояний оживление следа, в данном случае конкретного образа, который был как-то, возможно чисто ассоциативно, связан благодаря прошлым переживаниям с представлением о разводе. С точки зрения типотезы «образного языка»: сновидное сознание выразило на своем визуализирующем «языке» то, что для сознания бодрствующего выступало как отвлеченное понятие, как идея супружеского развода. Какому же из обоих этих толкований следует отдать предпочтение? Ответить на этот вопрос, конечно, далеко не просто.