Погоня за ветром - Олег Игоревич Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со скрытым отвращением смотрел Варлаам на красное от мёда, оплывшее жиром лицо Мирослава, обрамлённое густой чёрной бородой.
«Надо же, отъел харю на княжой службе, ходит во злате, а всё туда же! Вон как тогда, в Польше, на бранном поле серебро с трупов снимал! Таким, как он, всегда всего мало! Жадны до чужого добра, мелочны!»
— А что, Низинич, покуда татары не подошли, нощью давай с тобою за реку рванём! Тамо сёла литвинские, а в них добра разноличного — и скота, и коней великое число! Знаешь, сколько гривен серебра выручить мочно! — Жарким шёпотком, размахивая руками, убеждал его Мирослав.
Пот тёк ручьём из-под его меховой шапки, он то и дело вытирал шёлковым платом мокрое чело.
— Нет, Мирослав! Так не годится! — коротко отрезал Варлаам, недовольно насупившись.
— Коли не мы, дак другие тако содеют.
— Не уговаривай, не пойду. Не грабитель я!
— Ну и дурак! — зло бросил Мирослав. Уста его презрительно скривились. — Что ж, сиди тут тогда, жди милости княжой! А еже... Еже донесёшь Льву о толковне нашей... Помни, лихо те будет!
— Угрожать вздумал, боярин! — усмехнулся Варлаам. — Вот что тебе скажу: ступал бы отсюда. Не поймём мы друг дружку.
— Пожалеешь, Низинич! — прошипел Мирослав, резко вскакивая с кошм. — Голодранец!
— Замолчи! — теперь уже распалился Варлаам. — Нашёл чем попрекать!
— А думаешь, не помню я, за какие заслуги боярство те дали? Как тогда, во Владимире, Войшелга...
— Иди, христа ради, боярин. В другой раз в самом деле князю пожалуюсь. Речей я твоих слышать больше не хочу. А прошлое нечего вспоминать...
Варлаам отвернулся. Мирослав, задыхаясь от гнева, звеня боднями, с яростью отдёрнул полог шатра и убрался восвояси.
«Вот, нажил себе ворога», — с тревогой подумал Низинич.
...Вскоре подошли смоленские и брянские дружины, за ними вослед явились татары, все в остроконечных шлемах, в наборных персидских и арабских кольчугах. На совете решили немедля перейти Неман и вторгнуться в литовские пределы. Выступили ночью, реку переходили вброд, при свете луны и факелов. Было немного жутковато смотреть на волнующуюся под копытами коней воду; скакуны недовольно всхрапывали, понукаемые нетерпеливыми всадниками.
На рассвете, когда рати шли через густой еловый лес, вдруг запели в воздухе стрелы. Прямо с деревьев на русских ратников набросились бородатые люди в мохнатых шкурах, с дротиками и копьями наперевес. Закипела схватка.
На Варлаама обрушился какой-то косматый литвин, весь обросший волосами, словно лесовик. С хрипением, выкрикивая ругательства, могучими дланями он стянул Низинича с седла. Повалившись в заросли кустарника, они вцепились друг в друга. Литвин одолевал, душил Варлаама, Низинич старался освободиться, отбивался ногами. Наконец ему удалось вырваться из смертельных железных объятий противника и вскочить на ноги. Литвин схватился за рогатину, Варлаам — за саблю.
Удар обитой металлом рогатины пришёлся Варлааму в шею. Он всё же сумел увернуться, железо скользнуло, разодрав до крови кожу, и лязгнуло по кольчужной бармице. Повторный удар страшной рогатины Низинич отразил саблей. Затем он в мгновение ока метнулся вправо и, совершив резкий выпад, со свистом обрушил клинок на голову врага. Литвин с диким криком рухнул, как сноп, в заросли. Варлаам бросился было к дороге, но наперерез ему выбежали ещё двое в шкурах, с перетянутыми железными обручами волосами. Шум битвы слышался где-то впереди. Понимая, что с двумя сразу ему не справиться, Варлаам стал отступать в чащу. Тщетно отыскивал он взглядом своего коня. Литвины со злобными возгласами преследовали его.
Выручил Варлаама какой-то русский ратник в блестящем доспехе, в шеломе с наносником. Верхом на коне налетел он на противников, одного зарубил, второго обратил в бегство.
— Эй, Варлаам! — Низинич с изумлением узнал во всаднике Тихона. — Садись вборзе ко мне! Наперёд поскачем!
Вложив саблю в ножны, Варлаам сел на коня сзади товарища и ухватился за него руками. Мощный скакун Тихона вынес их из чащи на опушку, где русские и татарские рати вели бой с конницей Трайдена. Калёная стрела с провизгом скользом ударила Варлаама по шелому. В ушах неприятно зазвенело.
С трудом отыскав своих, Варлаам сел на запасного коня и вслед за Тихоном поспешил к месту брани. Литвины отступали, поворачивая в сторону окаймляющих поле холмов. Татары погнались за ними, но, осыпав градом стрел, вскоре воротились к занявшим равнину русским полкам.
— Как же ты меня нашёл? — спрашивал после Варлаам Тихона.
— Случай, друже. Увидал тя, когда за теми двумя погнался.
— Жизнью я тебе обязан, Тихон. Погиб, если бы не ты.
— Дак и ты ж мя тогда из йоруба вытащил. Так что квиты мы.
— У тебя, смотрю я, кольчужка добрая. Не хуже, чем у боярина. И шлем тоже хорош.
— Дак всё она, Матрёнушка! Собирала мя в путь-дорожку, брони у лучших мастеров володимирских заказывала.
— Любит она тебя, парень. Меня бы так кто. — Низинич вздохнул.
— Да полно те, право слово. И тя полюбят тож. Вон экий ты молодец, Варлаам! — Тихон дружески хлопнул товарища по плечу.
В веже у Низинича они сидели почти всю ночь до утра. Вспоминали прошлое, Падую, Матрёну, службу в Перемышле.
— Ты, стало быть, всё в Бужске? И мунгалка сия?
— А куда я её дену? Братом меня считает.
— Токмо братом? — ухмыльнулся Тихон.
— Брось, друг! — Варлаам недовольно поморщился. — Ни о чём таком не думал никогда. Сам, наверное, знаешь. А не знаешь, так догадываешься, кто мне мил.
— Да нет, право слово, откуда мне ведать? — Тихон сделал удивлённые глаза и передёрнул плечами.
— Не догадываешься, и хорошо. Что об этом говорить.
...Рано утром Варлаама позвали на совет ко Льву.
Едва Низинич переступил порог походной княжеской вежи, как его оглушили истошные крики и матерная ругань.
Князь Глеб Ростиславич Смоленский, маленького роста, живой и подвижный, в блестящих булатных доспехах, сновал перед
