Devil ex machina - Марьяна Куприянова

– То, что ты со мной общаешься сейчас, уже нонсенс для нашего коллектива. Пока нам хватит и того, что есть. Мы не будем тебя донимать, не волнуйся. Все-таки видим, что ты за человек.

– Спасибо. Когда я захочу общения, я начну его сама.

Вот так просто, оказывается, можно обо всем договориться и обозначить допустимые нормы. После того, как люди увидят тебя в гневе, почему-то начинают с пониманием относиться к твоим странностям.

В магазине Артем закупил целый пакет еды и с трудом дотащил его до офиса. Несмотря на очевидную сложность с транспортировкой груза, он выглядел довольным и отказался принять помощь, которую предложила Фаина.

– Я рад, что мы поговорили, – признался Артем, когда они поднимались в лифте, и молчание слегка затянулось.

– Я тоже испытываю некоторое облегчение, – девушка посмотрела ему в глаза, – но и замешательство тоже.

– Это нормально. То же самое происходит и в офисе. Ты ведь не собираешься увольняться?

– Я думала об этом. Может быть.

– Серьезно? Уйдешь, когда все только начинается? – программист был искренне изумлен.

– Что – начинается?

– Время покажет, – улыбнулся Артем и толкнул плечом дверь в офис, где все уже заждались своих заказов.

Фаина вернулась на рабочее место и достала из пакета контейнер с рисом, овощами и вареной индейкой. В последнее время она стала неприхотлива к еде даже больше, чем ранее, и наедалась малым ее количеством. Никто больше не стал ее трогать, желать приятного аппетита или шептаться за спиной. Она все еще оставалась словно бы за пределами коллектива, но сегодня был сделан первый шаг, чтобы стереть четкую границу. Фаина не могла и представить, что ее нервный срыв не отпугнет сотрудников, как предполагалась, а наоборот, сыграет в ее пользу, приведет к улучшению отношений с коллегами, к своего рода оттепели.

После обеда мысли вернулись в прежнее монотонное русло. Она вспоминала и безостановочно анализировала все, что с ней произошло с момента возвращения из клиники. После разговора с Геной была кухня и, разумеется, Ян. О, да, ему удалось удивить ее. То и дело образ высокого молодого мужчины привлекательной наружности в черной подпоясанной рясе всплывал у нее в памяти и горячил разум. Эта пышная, густая шевелюра из плотных жестких волос, блестящих, словно бы напитанных елеем изнутри; брутальные бакенбарды, как у героев американских блокбастеров прошлого века; чистая, пышущая здоровьем кожа цвета слегка недозрелого персика; почти постоянная ухмылка полных, сочных губ четко очерченной формы; ясный, словно бы омытый водою взгляд темно-зеленых глаз, всегда открытый и выразительный, способный пленить, осчастливить, обнадежить, свести с ума, убить; наконец, шикарные плечи идеальной ширины и размаха, о которых любой мужчина может только мечтать, и гибкая талия, обтянутая черной тканью. Сочетание утонченности и неизмеримой силы, мужественности и изящества, простоты и лукавства, нежности и грубости – в одном человеке.

Ради такого священника можно и уверовать, – с улыбкой размышляла девушка, уже предвкушая красочные сны. Прокручивая в голове сцену, случившуюся между ними (как и сцену, которая лишь могла случиться), Фаине приходилось делать глубокие вдохи, чтобы усмирить разыгравшееся воображение. Оставалось лишь восхищаться собственной стойкостью в тот момент, когда его лицо оказалось слишком близко. Откуда в ней взялось такое упрямство? Ведь она готова была развести колени в стороны и полностью отдаться в его власть, но из вредности не поддалась искушению.

Что случилось с Яном? Стоило ей проявить толику дружелюбия, поболтать с ним, пригласить выпить чая вместе, и через несколько минут он почти залез ей под одежду. Где былое безразличие к местным, больше даже презрение и брезгливость? Где та неподдельная ярость, с которой держал работающую дрель у ее виска, готовый надавить чуть-чуть и убить ее? Неужели Браль была права, и Ян может оказаться чуть более человечным, чем думалось ранее? Неужели он способен испытывать к Фаине нечто положительное?

Его неожиданное внимание, странное поведение на кухне, цитирование Библии, дружеские посиделки за столом и напористая попытка соблазнения выглядели скорее как сон или пресловутое «додумывание реальности», фантазирование, которым Фаина временами чрезмерно увлекалась, если верить психотерапевту. В ее жизни стало происходить слишком много вещей, которых совсем не ожидаешь от привычного миропорядка. Как же понять, что из них выдумка, а что – правда?

Слишком много вопросов накопилось за несколько дней, и никто не собирался давать на них ответа. Фаине не хватало ежедневных разговоров с Инессой Дмитриевной. Каким-то образом эта женщина ухитрилась влезть в тесную зону комфорта своей пациентки, не вызвав отторжения и паники, свойственной любому шизоиду в подобных случаях. Фаина прекрасно понимала, что никто из нынешнего окружения не заслуживает такого же доверия, как Браль. Никому она не сумеет рассказать о себе столько, сколько поведала специалисту, ни с кем не сможет обсудить безумные и откровенные темы, которые ее беспокоят. Это против ее природы. В лечебнице она привыкла высказываться много и подробно, беседовать с тем, кто понимает ее, кому можно довериться. Теперь эта привычка мешает. Нужно вновь зашить душу, которую аккуратно распахнула Браль, заштопать толстыми нитками, крепко завязать узел и спрятать ножницы.

Как же Ян станет вести себя дальше? После того, как она отвергла его с присущей ей язвительностью, которой были пропитаны их отношения с самого начала. Можно сказать, она обошлась с ним жестоко, учитывая его любовные похождения и славу местного Казановы, привыкшего к вниманию девушек, чьи юные и свежие тела, полные жизни, он испивал до последней капли и выбрасывал за порог, пресытив непомерный аппетит на короткое время.

Омерзительно. Все это на самом деле омерзительно, и гадко даже подумать о том, что между ними может быть близость. Только не с ним. Ведь, если быть по-настоящему честной с самой собой и задать вопрос, кем был Ян все это время, с момента заселения, то ответ окажется довольно прост. Мерзавцем, вот, кем он был. Самовлюбленным, напыщенным, с раздутым самомнением, из-за которого ему не видно ничего, кроме собственного величия, выращенного искусственно. Ублюдком, который всех презирает, на всех смотрит свысока, манипулирует людьми, считая себя сверхчеловеком, жестоко обращается с окружающими, упивается собственным превосходством, вот, кем он был все это время.

И не стоит делать вид, что на это можно закрыть глаза в силу тех редких и незначительных случаев, когда он снисходительно проявлял человечность. Нет. Вовсе нет. Он не заслуживает ни внимания, ни любви, ни понимания. Не заслуживает, чтобы в нем искали что-то хорошее. Причины, по которым он стал такой сволочью, какие-то оправдания его поведения или характера. Не заслуживает, чтобы его восхищенно обсуждали, стоя в очереди к душу по утрам, чтобы