Абель — Фишер - Николай Долгополов

Оскорбление для маршала Берии страшенное. И за гораздо более осторожные упреки многие люди даже уровня Капицы платились седыми головами. Но разбираться хорошо знакомыми методами со всемирно известным академиком вождь не торопился. Предложил Берии самому уладить отношения со строптивой знаменитостью. На телефонный звонок маршала Петр Леонидович ответил неслыханной по тогдашнему времени дерзостью, предложив тому, если надо, приехать к нему самому.

Разведка не раз пыталась, как ей и приказывалось, установить с Капицей доброе сотрудничество. Судоплатов одарил его охотничьим ружьем, затем отпечатал в двух (!) экземплярах редчайшую книгу, заинтересовавшую Капицу: одну тот взял себе, вторую — преподнес Сталину. Но все равно как-то не помогало. Не шел строптивый гений на контакт, уклонялся. Избегал встреч с другими корифеями научной мысли.

Кстати и о коллегах — ученых, вкалывающих по атомному проекту, Капица даже на заседаниях высказывался с долей иронии. А в одном из писем вождю прямо написал, что «у меня нет согласия с товарищами».

Соперничество между Капицей и Курчатовым начало выливаться в открытое противостояние прямо на заседаниях Спецкомитета — совсем не по инициативе «Бороды». Капица подкалывал его со всем сарказмом, на который был способен, а сарказма у остроумнейшего Петра Леонидовича хватало. Впрочем, здесь-то причина недовольства Капицы была объяснима. Курчатов не желал консультироваться со старшим товарищем по науке. Кто-то из Спецкомитета с этим соглашался, а некоторые, завороженные авторитетом великого Капицы, считали, что от конкуренции атомный проект приобрел бы новое ускорение.

Начались брожение, ссоры между уважаемыми членами Спецкомитета, среди которых были и члены политбюро. Вождь высказал в беседе с Лаврентием недовольство — разброд, шатание, приводившие к замедлению работы, были никак не нужны.

Однажды прямо на заседании Спецкомитета Капица предложил прервать обсуждение. Ради чего? Да ради неслыханного: послушать радиотрансляцию футбольного матча из Англии, где тогда героически сражалось и выигрывало обожаемое в ту пору всеми московское «Динамо». Все ждали, что уж эту наглость маршал Берия не спустит, но Лаврентий Павлович, души не чаявший в своей чекистской команде, неожиданно объявил перерыв.

Тот матч и «Динамо», и Капица выиграли. А вот всеобщее терпение лопнуло. Не осталось никаких свидетельств того, что Сталин принял просившегося к нему на прием Капицу. Решение же о его выводе из Спецкомитета приняли уже в конце декабря. Начались проверки института, которым руководил Капица. Его отстранили от атомного проекта. Ждали и чего-то посерьезнее.

Удивительно, но особых репрессий не последовало. Вероятно, «Отец народов» не хотел, чтобы довольно сплоченное международное научное сообщество узнало о начавшихся среди советских ученых распрях. Да и поднимать руку на всемирную знаменитость было рискованно.

Владимир Борисович приводил другой аргумент: поднимать шум было нельзя. Разработка советской атомной бомбы велась в глубочайшей тайне. Любое лишнее внимание, еле заметное барахтанье могли насторожить бывших союзников, не подозревавших, как же близко подобрались русские к атомной цели.

Но вот зачем все это нужно было Капице?

По мнению Барковского, впоследствии встречавшегося в Кабинете истории внешней разведки с учеными-атомщиками во главе с активнейшим участником атомного проекта академиком Юлием Борисовичем Харитоном, Капица самостоятельно решил выйти из игры. Вопрос не совсем в том, нравился или нет ему маршал Берия. Какое уж нравился! Капица, если верить некоторым свидетельствам, не слишком задумывался о пользе установления военного паритета. Война закончилась, а сталинская эра со всеми ее пороками продолжалась, и свободолюбивому ученому не хотелось оставаться в прямом подчинении у омерзительной для него кремлевской верхушки. Новенькая советская бомба могла видеться уважаемому Петру Леонидовичу как еще одно возможное и исключительно грозное средство подавления свободомыслия в сталинских руках. А если бы вождь захотел использовать это оружие против Восточной Европы, где даже им же и установленные прокремлевские режимы вызывали у Иосифа Виссарионовича постоянные подозрения в неверности? Капица теоретически не исключал и подобного. Вот и решил отойти от атомного проекта, сознательно устроив вокруг ухода громкое представление для узкого круга. Конечно, рисковал, причем так, что всю степень этого риска и просчитать нельзя было.

Да, последовала предсказуемая опала. В августе 1946 года после подписанного Сталиным приказа Капица перестал директорствовать в Институте физических проблем. Но во враги народа его не записали. Или, может, стало не до Капицы? Ведь бомбу сделали и без него…

Так что, зря старался тогда в Англии Фишер?

Даллес тащил в ЦРУ

Как я говорил, в последние годы некоторые «бытописатели» пытались здорово сузить рамки деятельности полковника Абеля, отрицая даже то, что он был оперативным работником. Называли его «почтовым ящиком» или расхваливали как радиста, руководителя непонятно какой резидентуры связи. Утверждали, будто он чистый техник и занимался сбором материалов от нелегалов со всей Северной и Латинской Америки да передачей их в Москву, сводя всю работу нелегального резидента к такой скромной роли.

С этими «знатоками» не согласны многие. В том числе и руководитель ЦРУ тех суровых холодных лет Аллен Даллес. Вот как характеризовал он полковника журналисту Санжу де Грамону в статье, опубликованной в «Нью-Йорк геральд трибюн»:

«Абель — редкая личность. Он одинаково уверенно чувствует себя и в искусстве, и в политике, Не только талантливый художник, хороший музыкант и отличный фоторепортер, но и исключительный лингвист, способный математик, физик, химик. Развлечения ради он читал Эйнштейна, решал проблемы высшей математики и быстро “расшифровывал” ребусы в “Санди таймс”. Был хорошим столяром и делал стулья и кресла для своих друзей в тюрьме. Его идеалом было знание».

Уже приводившаяся и ставшая чуть ли не крылатой фраза многолетнего директора ЦРУ Аллена Даллеса о желании иметь «таких трех-четырех человек, как Абель в Москве» известна гораздо больше другого исключительно важного признания главного цээрушника, сделанного им в беседе с адвокатом полковника Джеймсом Донованом: «Можно только пожалеть, что он вышел не из нашей разведслужбы».

Американцы, и особенно пресса, именовали Абеля «величайшим разведчиком XX века». Давайте сделаем понятную скидку на гордость собственными спецслужбами. Разведчик величайший, но после долгих лет упорной погони полковник разоблачен и заканчивает свой век в тюрьме.