Дом аптекаря - Эдриан Мэтьюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
План был прост.
Зная, что мистер Периодическая Таблица, он же Одноногий Джон Сильвер, будет ожидать ее на мосту, Рут решила преподнести ему сюрприз: во-первых, появиться из-под моста, а во-вторых, не с севера, от пересечения канала с рекой Амстел, а с другого направления, сделав круг через Лейдсеграхт и Сингелграхт. Таким образом она получит какое-никакое тактическое преимущество: увидит врага на секунду раньше и, может быть, успеет собраться и даже определить модель поведения. «К тому же, — рассуждала Рут, — уж если тебе выпало приключение, то почему бы не получить от него всю порцию удовольствия?»
Иллюзий она не питала.
Какой вариант гамбита ни выбирай, результат будет один.
Канал не каток — здесь надо быть осторожным. Вмерзший в лед мусор представляет немалую потенциальную опасность для размечтавшегося конькобежца. От барж и арок к берегу протянуты цепи и кабели, да и поверхность льда часто напоминает грубо обтесанный кварц. В дополнение ко всему прочему детишки нередко бросают палки, камни, банки, велосипедные колеса и тому подобный хлам, который почти всегда остается неубранным. К счастью, свет уличных фонарей позволял вовремя замечать затаившиеся в густой тени барж, домов, машин и берегов препятствия и прокладывать безопасный маршрут по чистому фарватеру.
Рут катилась легко, широким, неспешным шагом, в полном соответствии с освященной временем традицией, сцепив руки за спиной.
Снизу город предстал в иной перспективе, и Рут, подобно подслеповатому, пробившемуся сквозь прихваченную морозом тьму обитателю подземелья, с удивлением обнаружила населенный чужаками дивный новый мир.
Взгляд ее ухватывал мимолетные картины в освещенных иллюминаторах — читающий газету мужчина, расчесывающий собаку мальчик; слух ловил странный, глуховатый звук, с которым коньки резали лед, — похожий звук получается, если водить лезвием по точильному камню.
Ловко выбросив правую ногу, Рут свернула в Сингелграхт и помчалась дальше: мимо фасада театра «Де ла Мар», под мостом, мимо Лейдсеплейн с сияющими, подобно алмазным фонтанам, люстрами казино и наконец мимо угрюмого, тяжелого фасада Государственного музея. Она состроила ему гримасу, как будто надеялась получить в ответ хотя бы улыбку, но он не дрогнул, то ли не поняв шутки, то ли просто не заметив ее.
Я здесь работала…
Проезжая старую пивоварню «Хайнекен» и Нидерландский банк, Рут почувствовала, что недавняя беззаботность и индифферентность уступают место нарастающему ощущению приятного напряжения и сосредоточенности. Кожу пощипывало и покалывало, как бывает, когда прикасаешься к дверной ручке или пожимаешь кому-то руку после того, как потрешь ладонь о нейлоновый коврик.
Она была готова к приключению. Она чувствовала себя безрассудной, бесстрашной и непобедимой.
Неужели это все адреналин? Внутренний голос — голос умудренной жизнью, практичной Рут — призывал к осторожности, но другое существо, незнакомое, бесшабашное, гуляющее в ней подобно весеннему ветерку, не желало ничего слушать.
Жизнь хороша! Жизнь — сила!
Не поддаться этому восхитительному порыву было невозможно.
И вдруг канал расширился, берега отступили, и перед ней развернулся широкий, как усыпанное звездной пылью небо, Амстел.
Катиться посередине реки было рискованно. Под внешне гладкой поверхностью могли таиться смертельно опасные ловушки, да и сам лед мог не выдержать ее веса. Дополнительным предупреждением служило отсутствие других катающихся.
Рут взяла поближе к берегу, к прижавшимся к набережной баржам, время от времени, когда под ногами начинало потрескивать, хватаясь за ржавые болты и прочие выступы. Накопившаяся в ногах усталость отдавалась болью в коленях и лодыжках. Она вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой, ступившей на лед в семь лет, когда отец подарил ей первые коньки. Вспыхнувшая с необыкновенной яркостью картинка осветила самые темные уголки памяти, явив, казалось бы, давно и прочно забытые детали.
К подъемному мосту Магере Рут добралась со скоростью ползущей по улице старушки. Белые опоры деревянного сооружения напоминали в темноте выбеленные временем кости. Над головой проходили люди. Под красным сигнальным фонарем остановились, залюбовавшись видом, парень и девушка; их теплое дыхание оставляло в воздухе белые комочки пара.
Рут отступила в тень и скользнула взглядом по мосту и набережной, отыскивая подозрительного одиночку.
Такового не оказалось.
Она прошла под мостом к другому берегу и снова осмотрелась. К сожалению, угол обзора был слишком мал, так что ей удалось рассмотреть только неясные силуэты. Люди наверху, наверное, видели ее лучше, чем она их.
Рут подкатилась к ближайшим ступенькам, стащила ботинки с коньками, убрала их и переобулась в сапожки. Возвращение в мир пешеходов далось нелегко — ноги гудели от усталости, да и понижение в статусе сказалось на моральном духе. Сердце колотилось резко и часто, как будто в груди у нее завелся резвый мальчишка-барабанщик.
От напряжения и тревоги ее стало подташнивать.
Волны беспокойства подмывали уверенность.
В нескольких метрах от моста, на перекрестке Сарфатикаде и Керкстраат, выехав двумя колесами на тротуар, припарковался белый «фиат-панда». Смитс по крайней мере сдержал слово. Окна запотели изнутри, и только на боковом стекле, со стороны водителя, виднелась крохотная прогалинка. Было бы неплохо подойти, переброситься парой слов, но этого Рут себе позволить не могла.
Где-то пробило десять. Ее часы спешили на пять минут. Она отвела стрелку и прошла на середину моста, вглядываясь в лица прохожих, как делает человек, пришедший на свидание с незнакомцем и ловящий в толпе ответный выжидательный взгляд.
Все фонарные столбы и арочные опоры на мосту были оклеены афишами, приглашающими горожан на цирковое представление в «Театр Карре», ярко освещенное здание которого выделялось на темном фоне противоположного берега Амстела. Около четверти одиннадцатого спектакль закончился, и на улицу выплеснулись зрители, преимущественно семьи с детьми. Повсюду появились яркие шары. У многих в руках были пластиковые факелы с разноцветными флуоресцентными волокнами, похожими на покачивающиеся травинки.
До Рут доносились обрывки разговоров: маленькая девочка взахлеб рассказывала о трехногом клоуне; отец семейства копировал жонглера с завязанными глазами; еще одна девочка мечтала стать принцессой на белом коне.
Поток зрителей распался на ручейки, а потом улица почти обезлюдела.
Половина одиннадцатого.
Может, над ней подшутили?
Рут начала замерзать. Адреналиновый эффект давно пропал. На смену радостному возбуждению пришли раздражение и злость.
Что делать?
Можно плюнуть на все и пойти домой, но тогда черный вопросительный знак так и останется висеть над ее летящей под откос жизнью.
Можно было бы остаться и ждать — до одиннадцати, потом до полуночи, — а замерзнув до смерти, тешить себя тем, что уж она-то по крайней мере никого не подвела.
Только вот насколько еще хватит терпения у Смитса? С одной стороны, он на службе и должен оставаться здесь столько же, сколько и она, а с другой — ему вряд ли по вкусу такое времяпрепровождение. Рут уже представляла, как он, кряхтя и ворочаясь, бормочет под нос что-нибудь вроде: Чертовы бабы с их идиотскими фантазиями… только время на них тратишь… заняться им больше нечем, кроме как шляться по городу в такой вот холод…
Зазвонил мобильный.
Рут, план меняется. Жду в «Нефритовом береге». Давно не виделись. М.
Мир закачался, и она ухватилась за парапет, чтобы не упасть. Глубоко вдохнула…
Что же это такое? Не может быть…
«М» могло означать только одно, но это одно находилось за гранью возможного.
«М» — так всегда подписывался Маартен.
Она снова посмотрела на дисплей, отчаянно желая, чтобы сообщение растворилось в каком-нибудь сюрреалистическом калейдоскопе, закружилось в фантастическом танце, чтобы буквы перестроились во что-то значимое и невинное — «Извини, пошутил», «Шутки кончились» или «Попалась!».
Но ничего подобного не случилось.
На лбу выступили капельки пота.
Если это смешно, то почему я не смеюсь?
На двери туалета у нее на барже была старая афиша шоу «Картера Великого». Изображенный на ней щеголеватый волшебник в вечернем костюме открывал шкатулку, из которой вылетали зловещие кроваво-красные демоны с рогами, ухмыляющиеся скелеты, мерзкого вида ведьмы, потешные толстенькие гоблины и прочая нечисть. Заголовок гласил: «Могут ли мертвецы оживать? Вопрос на все времена».
Неужели она подсознательно верит в то, что умершие могут материализоваться?