Кольцо Фрейи - Елизавета Дворецкая

Давний ужас всплыл из глубин памяти, показалось даже, что он, Харальд, провалился в прошлое и вновь стал семилетним мальчиком. Напрасно он столько лет думал, что победил тот страх, что ведьмы нет и ему ничто не угрожает. Ведьмы давно не было, но ее чары жили. Они жили в этом лесу, в этой избушке… в его душе. Они только заснули, приглушенные защитной ворожбой, но теперь пробудились и властно заявили о себе. Почти двадцать лет они ждали здесь, сторожили, когда он вновь появится. И он должен был появиться рано или поздно.

Стиснув зубы, Харальд изо всех сил он старался не показать своих чувств. Он уже давно не мальчик, он мужчина, а мужчина умеет идти навстречу своему страху и одолевать его.

– Я пойду первым, если хочешь, конунг, – невозмутимо предложил Кетиль. Не похоже было, чтобы нищий сколько-то боялся.

– И-иди. – Харальд кивнул.

Кетиль похромал к двери. Харальд и Арне ждали поодаль. Бродяга толкнул дверь, потом налег на нее – она не была заперта, но открылась с трудом. Нищий заглянул внутрь, потом обернулся.

– Здесь никого нет, конунг.

Харальд подошел и заставил себя заглянуть в домик. И отпрянул. Внутри не было ступенек и пола – прямо за порогом зияла яма, та самая, четырехугольная, в которую он провалился без малого двадцать лет назад. И до сих пор не выбрался по-настоящему, как оказалось.

– Стой! – Он безотчетно схватил Кетиля за лоскутный рукав. – Куда ты лезешь? Там же яма!

– Яма, конунг? – Кетиль обернулся, его перекошенное лицо выражало удивление. – Какая яма?

– За порогом. Там нет пола, там провал, ты что, не видишь?

– Не может быть. Разве ты тоже видишь яму? – Нищий обернулся к Арне.

Арне, плотный рослый мужчина, ровесник Харальда, с намечающейся лысиной и брюшком, что не мешало ему проявлять силу и ловкость, подошел ближе и тоже вгляделся.

– Нет… конунг, я вижу обычный земляной пол. Где ты видишь яму? Там, дальше?

– Да нет же! Прямо за порогом!

– А давай мы проверим! – Кетиль взял у Арне копье и, вытянув его наконечником вперед, пощупал за порогом.

Харальд видел, что наконечник упирается во что-то, а вовсе не проваливается.

– Там твердая земля. Попробуй сам, конунг. – Кетиль передал ему копье.

Харальд пощупал землю за порогом и убедился, что ямы нет. Сейчас он и сам видел землю – обычную утоптанную землю, немного рыжей хвои, залетевшей снаружи.

И все же что-то было не так. В ельнике стояла тишина, будто сам лес затаил дыхание и ждал, что будет. Сумрачный свет, влажный воздух, насыщенный испарениями близкого болота, делал это место частью особого мира, куда обычным людям лучше не соваться.

Пересилив себя, Харальд сделал шаг вперед, с копьем в руке встал на порог и заглянул вниз.

Сначала он увидел землю. А потом она вдруг разверзлась, открыв черную пустоту. А потом внизу, на непонятной глубине, появилось лицо… черное лицо с расплывчатыми чертами… череп с пустыми глазницами – тот самый, что наклонялся над ямой, когда он, Харальд, лежал на дне… и это лицо ухмылялось, будто подстроило ловушку и дождалось, когда в нее попалась добыча!

Харальд отшатнулся. Но яма и черное лицо по-прежнему стояли перед глазами, голова кружилась, ему было трудно дышать – тяжесть земли давила на грудь.

– Сжечь ее! Сжечь ведьму, этот дом, все что в нем есть!

– Погоди, конунг! – Кетиль безбоязненно взял его за локоть. И видения вдруг пропали, Харальд опомнился. – Сжечь мы всегда успеем. Надо сперва посмотреть, нет ли там чего любопытного. Если ты не хочешь идти, я пойду. Мне нечего бояться. Я повидал немало ведьм, и мне они не страшны.

Даже не взяв никакого оружия – впрочем, у него висел на поясе длинный нож с рукоятью из кривого отростка оленьего рога в простых ножнах, – Кетиль шагнул за порог.

– Здесь никого нет… – долетал изнутри его приглушенный голос. – И давно нет, это ясно. Зола остыла и засохла, тут огня не разводили много дней… Никакой еды… – Слышно было, как он там гремит и передвигает что-то. – Пара горшков… один котел колдовской, на трех ножках… всякое тряпье вшивое… всякая дрянь… Ого! – вдруг воскликнул Кетиль. – А вот это любопытно! Никогда бы не подумал!

– Что там такое? – в нетерпении крикнул Арне. – Что ты нашел?

Из темного провала показалась полуседая растрепанная голова. Харальд невольно напрягся, ожидая, что нищий вылезет из ведьминого логова непоправимо изменившимся, превратившись наполовину в зверя или тролля… Но Кетиль был точно таким же, каким ушел, лишь держал какую-то тряпку.

– Посмотри, конунг! – Он приблизился к Харальду и развернул тряпку.

Тот хотел отстраниться, невольно кривясь от отвращения, будто ожидал увидеть в руках нищего живую змею, но сдержался и глянул… И вытаращил глаза.

Такого он никак не ожидал. В серый шерстяной лоскут, засаленный, рваный и выпачканный в саже, были завернуты настоящие сокровища. Две овальные наплечные застежки для женского платья, серебряные, позолоченные, покрытые дивным тонким узором из крученой серебряной поволоки. Харальд отлично знал их, ибо сам когда-то подарил жене, и не раз она надевала их на пиры по случаю праздников и жертвоприношений. Еще здесь лежали три нити бус с подвесками: из граненого хрусталя, похожего на льдинки, из ярко-рыжего сердолика. Серебряные бусины, густо усаженные крошечными шариками зерни. Круглые подвески с изображением чудных зверей. Ожерелье из ребристых трубочек сердолика, желтых и зеленоватых стеклянных бусин и подвесок он узнал – его подарила Хлоде Гунхильда в день своего обручения. Харальд даже вспомнил, как спрашивал Хлоду, почему она никогда его не носит, а та лишь фыркнула презрительно, и он усмехнулся, думая, что жена из ревности не хочет носить подарок той, которую считает своей соперницей. И не без оснований…

Он все смотрел на украшения в грязной тряпке, веря и не веря глазам. Гунхильда сказала правду. Хлода дружит с ведьмой и отдала ей украшения в уплату… за что? Неужели она в самом деле хотела его погубить? А может…

– Да как же ведьма сумела украсть хозяйкины украшения? – в изумлении воскликнул рядом Арне. – Ведь это хозяйки, я хорошо помню.

– Украла? – повторил Кетиль. – У хозяйки? Из дома, из ларя? Уж верно, такие дорогие вещи хранятся под хорошим замком!

– На то она и ведьма! Что ей двери и замки? Это только защитными рунами…

– Слава Одину, ведьмы не умеют красть вещи на расстоянии и из-под замков! Иначе ни один добрый человек не уберег бы своего богатства. Ты вот, Арне, проснешься завтра утром, а штанов твоих нету, украли ведьмы!

– Что ты за бред несешь! – Арне толкнул нищего. – На кой тролль ведьмам мои штаны?

Харальд молчал. Дело не в замках. Если эти вещи были ведьмой украдены, почему Хлода молчит? Почему не объявляет о пропаже, не ищет? Она не могла не заметить, что лишилась почти всех украшений. Ответ один. Она знает, где ее вещи… И почему они здесь.

Харальд взял тряпку со всем содержимым из рук Кетиля, резко развернулся и пошел прочь с поляны.

***

С этого дня люди стали замечать, что Харальд вообще не разговаривает с женой. Вернувшись из леса, он не сказал Хлоде ни единого слова, но приказал управителю распорядиться, чтобы за ней наблюдали день и ночь. Днем служанкам было велено не оставлять хозяйку одну, даже если она прикажет всем выйти. А ночью мужчины несли дозор возле дверей спального чулана, где она ночевала теперь одна. Домочадцы были напуганы, никто ничего не понимал. Хлода тоже замкнулась в молчании: по лицу нельзя было прочитать ее чувств, она не жаловалась, не задавала вопросов, не искала случая поговорить с мужем.

Об их разладе скоро узнали в Эбергорде, а наверное, и в усадьбах по соседству. У всех имелось объяснение: Харальд желает взять в жены бывшую невесту брата, Гунхильду дочь Олава, даже пытался похитить, чтобы не допустить ее брака с Хаконом, но она отказалась входить в дом, где уже есть одна хозяйка, а теперь Харальд ждет рождения ребенка, чтобы отослать Хлоду. В разговорах этих содержалось зерно истины: Харальд не хотел ничего предпринимать насчет жены, пока она не родит его долгожданного сына. Ведь даже Гунхильда, у которой не было причин защищать соперницу, которую Хлода пыталась погубить и обвинить, сказала, что именно ребенок Хлоды станет преемником и наследником Харальда. Вернее, устами Гунхильды это сказала сама Невеста Ванов. Харальд не знал, как поступить с наложницей после родов, и даже был рад, что до этого события еще почти полгода. Отослать ее назад к родичам, как обычно поступают в таких случаях, было нельзя: ведь она осталась одна из всей семьи, во владениях Скъёльдунгов со Съялланда теперь сидел Годмунд ярл, назначенный Гормом.

Но прошло какое-то время, и Харальду пришлось изменить свое решение не разговаривать с женой. За ним прислали из Эбергорда: королева заболела! Встревоженный Харальд, прискакав в родительскую усадьбу, нашел мать не столько больной, сколько расстроенной. С трудом держа себя в руках, Тюра рассказала, что с некоторых пор ее стали тревожить зловещие сны. Уже третье подряд полнолуние она видит во сне двух черных старух без лиц, которые сидят по обе стороны от тлеющего сизого огонька и заунывными голосами распевают бессловесную песнь-заклинание. Отчего-то Тюра была уверена, что черные женщины плетут чары на погибель Харальду, ее единственному оставшемуся в живых сыну.