Двое из будущего. 1903 -… - Максим Валерьевич Казакевич

совести и здравому смыслу. Но все было бесполезно. Кто я им, чтобы ко мне прислушиваться? Выскочка из Питера, прорицающий всевозможные кары… И пусть я левым боком могу общаться со Вдовствующей Императрицей и денег у меня много и имя, известное многим, а все одно — нарушать распоряжение Старка, которое он выпустил следом за нашим с ним разговором, никто не желал. И тогда я решил просто подкупить капитанов. Посулил им по двести рублей каждому за каждую ночь, что они будут выставлять противоминные сети. Потом цену поднял до пятисот рублей, но никто из них не польстился на мои сладкие речи и обещания златых гор, никто из них не хотел идти поперек воли вице-адмирала. Как потом мне сказал в кулуарах капитан броненосца «Пересвет», Бойсман Василий Арсеньевич — если бы не прямой приказ Старка, то все было бы возможно, а так…, сами понимаете. Так что, все мои попытки повлиять на сохранность кораблей при внезапной атаке, были провалены. А я закрепил за собой почетное звание паникера, прорицателя и странно назойливого человека.

Глава 14

Так и прошел январь — в суете, в беге, в бессмысленных разговорах. То, что война надвигается, чувствовали все и разговоры в январе у всех были только об этом. Но, как это ни странно, не смотря на ощущения надвигающейся беды, по-настоящему в эту войну никто не верил. И не понятно в чем тут дело, то ли японцев не воспринимали как стоящего противника, то ли многие поверили речам Императора, говорящего, что подобного обострения не допустит. А может и то и другое разом. А Николай, хоть подобное и говорил, но все же делами своими доказывал обратное. Из газет же я узнавал, что японцы до сих пор ищут с ним точки соприкосновения, чтобы на дипломатическом уровне урегулировать все возможные противоречия. Но тот по каким-то причинам избегал такой возможности и регулярно, раз за разом, отклонял предложения японцев. И вот как теперь я мог воспринимать Императора Николая? Как можно было его в будущем сделать святым? Я, конечно, понимаю, большевики его и его семью расстреляют и сделают это подло и гнусно, словно ваххабиты, вставшие на дорогу радикализма, но все же… Разве можно вот так толкать страну в пекло войны и революции? Разве нельзя быть немного дальновиднее? Думаю, можно было б. Можно было бы с японцами договориться о разделе сфер влияния, и не говорите мне, что нельзя. У нашей верхушки в головах твориться черти что — вирус великодержавия усугубленный бактерией упрямого шовинизма. Ну, не воспринимали наши чинуши японцев за цивилизованный народ, потому и дипломатические сношения с ними были через вздернутый подбородок и выпяченную губу. И подобное пренебрежение будущим противником я видел и здесь, в Артуре, даже у самых рядовых офицеров, что очень меня печалило.

А в один из дней я услышал от одного из морских офицеров новость. Оказывается, японцы разорвали с нами телеграфную связь, и теперь не было никакой возможности отправить сообщение в Нагасаки. Сделали это японцы неожиданно, без предупреждений. Просто перестали отвечать на запросы и все. И вот эта новость дала мне понять, что атака японцев состоится со дня на день. И опять мои попытки донести предостережение утонули в пренебрежении людей военных.

И в этот день я потерял покой. Ходил по дому сам не свой, вышагивал, нервно пристукивая по полу обновленной тростью. И все время поглядывал в окно, словно ожидая увидеть там что-то такое, что принесет мне облегчение. Но не находил этого и снова ходил по дому бессильно злясь, ругался вполголоса. Лизка напряженно подглядывала за мной, пытаясь угадать во что выльется моя нервозность.

Я попытался было почитать газету, но «Новый Край» словно рупор официальной пропаганды, лишь раздражал еще больше. Никаких опасений, одни уверения в предстоящем мирном разрешении противоречий. Словно и не видели они того, что уже творится под самым носом.

Я вышел из дома. Следом за мной потянулся Петро, недавно вернувшийся из Чифу. Мое напряжение передавалось и ему и потому он, следуя за мной, был предельно серьезен и поглядывал на попадающихся мне на пути людей исподлобья. Чем их откровенно пугал. Я прошелся по улицам дачного поселка и мимо Пресного озера двинулся на Этажерку. Там, часто прогуливались офицеры, отдыхали люди, там назначали свидания парочки. Этажерка — что-то вроде каскадной аллеи, террасы, со своими тропинками, деревцами, лавочками. Находясь на некотором возвышении над старым городом с нее можно было очень хорошо наблюдать то, что твориться внизу. И отсюда был прекрасно виден и док, и производственные площадки и военные склады, и ближние казармы. И даже штаб Стесселя можно было при желании рассмотреть. С нее же открывалась значительная часть внутреннего рейда и пролив, по которому в моменты отливов и приливов шныряли суда с большой осадкой. А если повернуть голову направо и поднять вверх, то можно было разглядеть музыкальную ротонду, стоящую при дворце наместника, а так же саму крышу этого дворца.

Так вот, с этой-то Этажерки, сидя на лавочке я грустно смотрел на суету внизу. Внизу шла обычная жизнь, люди размеренно трудились, учились, жили. Извозчики, довольные исчезновением конкурентов-китайцев с их рикшами, возили пассажиров, а простые солдаты на плацу казармы под выкрики офицера вышагивали по плацу, старательно тянули носки.

— Василий Иванович, чего это вы в такой меланхолии? — услышал я откуда-то сверху и из-за спины знакомый голос. Я обернулся. Там, на уровне выше, восседая с незнакомой мне дамой, сидел подпоручик Иванов Дмитрий Яковлевич. Тот самый, с которым я когда-то пил, с которым потом куролесил по ночному Артуру на мотоцикле. Он, смотрел на меня сверху вниз и улыбался. — У вас что-то случилось?

— А, здравствуйте, Дмитрий Яковлевич, рад вас видеть, — кивнул я ему и учтиво поздоровался с его дамой. Потом ответил, — Да, вы правы, меланхолия на меня напала.

— Отчего же?

— Не поверите, подпоручик, от собственного бессилия. Ничего не могу сделать, чтобы не предотвратить катастрофу.

— Вы про войну с макаками? — догадался он и ощерился. — Стоит ли переживать по этому поводу? Даже если нападут они на нас, то мы их быстро в бараний рог свернем. Пустое, Василий Иванович, не стоит об этом даже и думать.

— Люди понапрасну погибнут.

— Боже мой, Василий Иванович, — делано всплеснул он руками и его дама глупо захихикала, — да не берите вы в голову. Стоит ли об этом волноваться? На войне всегда присутствует смерть и поделать с этим ничего нельзя. Да и не