Школа обольщения - Джудит Крэнц

— Нет, — прошептала она, — ты сказал, что ты мой раб. Не вводи это в меня — я запрещаю. Ни в коем случае. Нельзя!

— Значит, ты сама знаешь, что должен делать хороший раб, правда? — Звук клокотал у него в горле — от ее запрета его обдало жаром. — Ты никогда не позволяла мне это. Так вот для чего тебе нужен раб!

— Я не понимаю, о чем ты, — проговорила она без всякого выражения, дав ему согласие при этом.

Он обхватил ладонями ее ягодицы. Она поспешно прикрыла руками волосы на лобке, но не протестовала. Пошарив языком, Спайдер нашел просвет между ее пальцами и, просунув свой сильный нетерпеливый язык, достиг шелковистых волос и теплой кожи. Он ничего не говорил. С победным чувством он раздвинул ей колени, крепко обхватил запястья и прижал ее руки к бокам. Он скользнул ниже по кровати и лег на свой пульсировавший пенис, голова его оказалась напротив ее лона. Перышки тонких волос едва прикрывали изысканно-бледные, почти детские наружные губы. Неспешными движениями языка он обработал ее волосы, они намокли. Затем кончиком языка обследовал глубокую впадину между наружными губами и нашел внутренние — потаенные, скрытые. Наконец язык его набрел на бороздку между внутренними губами и проник прямо во влагалище. Он сложил его трубочкой и всунул так настойчиво, что твердый язык глубоко проник внутрь.

— Нет! Остановись! Помни свое обещание! Дальше нельзя, — забормотала она, всерьез решив отодвинуться от него.

Все еще держа ее руками за ягодицы, он вытащил язык и губами нащупал бугорок ее клитора, такого маленького, почти не выдававшегося. Но он настойчиво искал его губами, останавливаясь лишь для того, чтобы провести по нему языком. Возбуждая ее, он заметил, что непроизвольно ритмично трется своим огромным набухшим пенисом о простыни. Внезапно молчавшая и неподвижно лежавшая до сих пор девушка начала делать животом стремительные движения, словно давая ему понять, чтобы он взял в рот сразу весь ее орган. Она толкалась ему в лицо, потеряв контроль над собой, и со стоном молила: «Не вводи член… делай, что хочешь… держи свое обещание, раб!»

Он яростно сосал и облизывал ее клитор, все убыстряя темп. Она отчаянно стонала, еле сдерживая крик. Он настолько забыл о себе, что ему казалось, будто весь мир сосредоточен в этой точке ее лона, в которое ему нельзя проникать, разрешено лишь ласкать его. Вдруг она застыла неподвижно, вся напрягшись. Наконец ее сотрясли судороги, она закричала. От этой ее кульминации и от трения о простыни Спайдер нестерпимо возбудился. Он судорожно изверг сперму на постель, не в силах сдерживаться долее ни секунды.

Они в изнеможении лежали рядом, оргазм стихал. Через минуту Спайдер, все еще лежа на кровати лицом вниз, почувствовал, что она зашевелилась. «Не вставай, я только схожу в ванную». Она выскользнула за дверь, а он продолжал лежать, слишком счастливый и слишком истощенный, чтобы смотреть ей вслед. Наконец ей удалось это, думал он, наконец, наконец. Так вот чего ей все время хотелось. Такая робкая, сдерживающая себя маленькая глупышка, боится сделать то, что ей нравится больше всего. В следующий раз я буду знать, чего она на самом деле хочет… и я дам ей это, я дам ей. Мысли его накрыл глубокий сон.

Когда он проснулся, ее уже не было.

— Вэл, дорогая Вэл, скажи мне правду. Ты считаешь, у меня началась паранойя?

Вэлентайн озабоченно взглянула на Спайдера. Он нахохлился, замерев в ее большом кресле, словно замерз, но волосы слиплись от нервной испарины, а кожа вокруг рта и носа натянулась и посерела. Почему, спросила она себя, ей кажется, что из-за него ее сердце готово разорваться на части? Он ее лучший друг, не больше. Дружба, конечно, важная вещь, даже важнее, чем любовь, потому что она длится долго, а любовь… Вот до чего довела его любовь! Ей нужно было предостеречь его насчет Мелани, но это не ее дело.

— Ты даже больший дурак, чем я решила, когда встретила тебя, Эллиот, — мягко сказала она.

— А?

— Конечно, это не паранойя. Однажды вечером ты обнаруживаешь, что Хэрриет Топпинхэм пытается заняться любовью с твоей подружкой. Через семь дней подружка улетает в Калифорнию, а твой новый агент сообщает, что все контракты на эту неделю аннулированы, не только с «Фэшн», но и с тремя другими рекламными агентствами. Теперь он говорит, что на следующую неделю заказов на тебя тоже нет и что он-де не может никуда попасть, чтобы показать твои работы. Ты умом ослаб, если не можешь сложить два и два.

— Но это невероятно! Зачем кому-то это понадобилось? Что, Хэрриет думает, я собираюсь делать? Рассказать всем, выступить по радио? Шантажировать ее или с рассветом вызвать на дуэль? У нее нет никакого повода уничтожать меня!

— Эллиот, иногда ты бываешь наивен. Ты столько рассказывал мне о Хэрриет Топпинхэм и ее замашках, что я с уверенностью могу сказать — я ведь почти всю жизнь прожила среди женщин, — она злыдня. Ты этого не понимаешь? Разве ты не можешь поставить себя на ее место и представить, что может испытывать по отношению к тебе такая женщина, если ты не падаешь перед ней на колени и не целуешь ей задницу, как остальные? — Вэлентайн сердито встряхнула пылавшей, как солнце, растрепанной головой, сопровождая значимость своих слов. — Я встречала многих женщин, которые живут ради власти, и знаю, на какие подлости они способны, если им угрожают. Ты думал, раз она женщина, она обязана любить тебя? Эллиот, я знаю, ты считаешься неотразимым — но только не для нее.

— Ты думаешь, все дело в этом? В том, что она лесбиянка?

— Не только. Рано или поздно это произошло бы, даже если бы не существовало Мелани. Ты не давал Хэрриет то, чего она ждет от мужчины, от любого мужчины, с кем имеет дело.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Вэл. Я всегда уважал ее, все ее уважают, делал для нее все, на что способен, и она это знала.

— А ты боялся ее?

— Конечно, нет!

— Увы… — тихо произнесла она, ставя точку на его дальнейших расспросах и, как говорят француженки, одержав убедительную победу, не требующую подтверждений.

— Есть что-то еще… что-то странное было в голосе Мелани, когда она говорила по телефону, — наконец пробормотал он, нарушив воцарившееся молчание. Боль сделала его смиренным и пристыженным. — Она не сказала, как обстоят дела, сообщила лишь, что много работает, но было похоже, что она гораздо дальше, чем за три тысячи миль. Интересно, какую грязную ложь эта старая сука… — Он запнулся, заметив выражение жалости и одновременно недоверия, отразившееся на разумном личике Вэлентайн. — Ты ведь не думаешь, что все дело в этом, правда? Ты считаешь, что здесь нечто другое. Тогда что? Скажи мне — что?

Он не мог забыть тот свой последний вечер с Мелани, ему казалось, что он сумел наконец раскрыть ее тайну, которая поможет заставить ее окончательно принадлежать ему. Но, говоря с ним по телефону издалека, она по-прежнему была такой же уклончивой и далекой, как всегда.