Секретный рейд адмирала Брэда - Богдан Сушинский

Консул Внутреннего Мира иронично хмыкнул, но благородно выдержал паузу, вполне достаточную, чтобы убедиться, что адмирал выговорился.

— Если вы все еще хотите поведать миру некую сагу о Стране Атлантов и германских городах подо льдами Антарктиды, то, очевидно, вы невнимательно слушали, что я вам чуть ранее говорил.

— Просто я не могу скрывать от общества то, что происходит сейчас в Антарктиду Это несправедливо и нечестно по отношению ко всем жителям планеты.

— Вы будете скрывать все, что вам прикажут. В противном случае в этой же прессе появятся статьи, в коих адмирал Брэд будет именоваться вруном и шарлатаном, который, подобно барону Мюнхгаузену, пытается нажить себе скандальную славу путешественника. Ну а что именно станут говорить о сопровождавшей адмирала во время этого рейда журналистке — уточнять мы пока что не станем.

Фройнштаг фыркнула, выругалась про себя, однако встревать в разговор мужчин не стала. Тем более что Консул прав: говорить будут, и ей прекрасно известно, что именно они будут говорить.

— Но замечу, что высшим руководителям США давно известно и о существовании Страны Атлантов, и о регулярных полетах над землей дисколетов Космического Патруля.

— Вы в этом уверены? — сменил адмирал гнев на удивление.

— Уверен, поскольку сам подбрасывал дозированную информацию разведке, правительству и некоторым газетчикам США через наших агентов влияния. Мы делали это, чтобы постепенно готовить американцев и другие нации к восприятию Страны Атлантов и возможному выходу атлантов из Внутреннего Мира.

— Значит, подобный «выход атлантов на свет божий» не исключается? — все же не удержалась Фройнштаг.

— Их ученые опасаются природных катаклизмов, которые могут нарушить и размеры Внутреннего Мира, и его климатические условия. Однако главная опасность видится им в глобальном потеплении на Земле, которое, по многим предсказаниям, начнется уже в конце нынешнего столетия и может привести к таянию льдов на полюсах и очередному потопу.

— Но это всего лишь предположения, — вернул себе инициативу адмирал. — Стоит ли обсуждать их сейчас? — с укоризной взглянул он на Фройнштаг.

— …Вот я и спрашиваю: — вернулся к основной теме их разговора Посланник Шамбалы, — не знаете ли вы, почему, сменяя друг друга, правителя Америки так упорно скрывают от своих граждан и всего мира истинную правду о том, что же происходит и в подземных мирах, и в Космосе? Значит, в этом есть некий высший смысл: не сеять панику, выдавать информацию дозировано…

— Очевидно, вы правы, — примирительно вздохнул адмирал.

— На этом совместном вздохе мы и завершим наш разговор, — молвил Посланник Шамбалы. — Повелитель официально заверяет вас, адмирал, что впредь эскадре опасаться нечего. Ни один самолет, ни одна субмарина Рейх-Атлантиды на вас не нападет. Соответствующий приказ адмиралу фон Готту уже отдан. Базу вы можете частично эвакуировать уже сейчас, но небольшой гарнизон оставьте уже в виде группы исследователей. Наблюдение метеорологов, описание летнего состояния скал, образцы породы с ближайшей горной гряды — все это пригодится при составлении вами отчета. Разве не так?

— Вы правы.

— Снимете эту группу, отправляясь обратно в США. Все, адмирал, и вы, Фройнштаг, до встречи, когда бы она в конечном итоге ни произошла.

Дисколет вновь описал круг почета над «Коброй» и исчез. Почти в ту же минуту пилот разведывательного самолета заложил вираж, примеряясь к посадке на авианосец, и Фройнштаг увидела слева по борту огромную, окаймленную льдами бухту, по периметру которой были разбросаны черные «айсберги» кораблей Полярной эскадры.

48

Декабрь 1946 года. Антарктика.

Борт флагманского авианосца «Флорида».

На авианосце появления адмирала Брэда ожидали, как явления Христа народу.

Фройнштаг сразу же отправилась в свою каюту, «принимать душ и отсыпаться», командующий, хотя и выглядел крайне уставшим, все же нашел в себе силы отправиться на командный пункт, приказав своему адъютанту лейтенант-коммандеру Шербруку позаботиться о «приличествующих случаю порциях кофе и коньяку». Вновь обретший своего хозяина, адъютант выглядел счастливым человеком, очевидно единственным из всего более семитысячного состава эскадренной команды. И теперь он лично колдовал над кофе.

— Должен вам прямо заявить, что команды кораблей и экипажи самолетов настроены на возвращение в США, — завершил свой доклад о событиях, происходивших в отсутствие командующего эскадрой и ее потерях, командир «Флориды» Николас Вордан. — Им не понятно, с какими силами мы здесь столкнулись, почему не получаем поддержки других воинских соединений США, и вообще, есть ли у нас разрешение Сената на ведение боевых действий в этой далекой от американских берегов точке земного шара.

— Не такой уж далекой, как вам кажется, кэптен, — ответил командующий эскадрой. Он уже приходил в себя, голос его приобретал знакомые всем холодность и властность. — Да и здесь, в Антарктиде, все намного серьезнее, нежели нам доселе представлялось.

— Это уже не вызывает сомнения, сэр, — подтвердил капитан первого ранга.

— Точно так же не должна вызывать сомнения обязательность моих приказов, кэптен.

— Что тоже не подлежит обсуждению. Но позволю себе заметить, сэр, настроение корабельных команд таково, что…

— Вы что, всерьез верите, что Ганнибала, Наполеона, Нельсона или кого-то там еще из полководцев и адмиралов, интересовало настроение их войск и корабельных команд? Что Александр Македонский интересовался у каждого из своих солдат, есть ли у него желания отправляться в Индию, в поисках «последнего моря» и «края света»? Тогда почему, якорь мне в глотку, это должно интересовать меня, кэптен?!

— Видите ли, сэр…

— «Канцеляристику» вашу Вордан, я способен терпеть только в тех случаях, когда она касается свидетельских показания наших моряков и пилотов. Только в этих.

— Видите ли, сэр… — задели слова контр-адмирала гордыню капитана первого ранга, но и на сей раз командующий не дал ему договорить:

— Нет, я вас спрашиваю, кэптен, почему вы все время толкуете мне о каких-то там настроениях, якобы царящих на подчиненных мне кораблях? Кто-то из моряков успел забыть, что такое повешение на рее? Так и скажите. Назовите имена. Я могу ему напомнить, как подавлялись бунты на судах наших предков.

Кэптен удивленно уставился на контр-адмирала; таким резким и воинственным он его еще не знал. Вордан, понятное дело, списал это на истрепанность нервов командующего, и на страхи, которые тот пережил, пребывая в руках антарктических германцев, атлантов или кого-то там еще.

Мало того, командир авианосца не сомневался, что в своем «благородном пиратском гневе» адмирал явно играет на публику и бессовестно переигрывает. Тем не менее решил быть поосторожнее. Николас Вордан ожидал, что после возвращения в Штаты ему будет присвоен чин коммодора, поэтому в его планы никак не входило обретение порядкового номера в адмиральском списке бунтовщиком, неблагонадежных и просто психологически неуравновешенных членов эскадры.

Однако сам адмирал не придал никакого значения его реакции. Взяв в руки бинокль, он вышел на открытую часть командного пункта и долго, внимательно осматривал каждое судно, выясняя, в каком состоянии оно пребывает.

— Германские субмарины и воздушные суда все еще где-торядом с эскадрой? — спросил он Вордана, особенно внимательно осматривая ледоколы «Принц Эдуард» и «Сент-Джон», которым надлежало пребывать в авангарде будущих походов.

— Германские штурмовики в последний раз появлялись около шести часов назад.

— Опять атаковали? — как можно равнодушнее поинтересовался Брэд.

— Без каких-либо проявлений агрессии. На судах, конечно, была объявлена воздушная тревога, но огня не открывали.

— Почему? — неожиданно спросил адмирал.

— Простите, сэр?

— Я спрашиваю вас, Вордан, почему наши самолеты не атаковали?

Этот вопрос явно загонял кэптена в тупик. Уж он-то хорошо помнил, что адмирал пытался всячески избегать столкновений с силами подземных германцев, дабы не спровоцировать полномасштабной войны на истребление. Но, видимо, в настроениях и психике командующего произошло нечто такое, что порождает теперь его воинственность и агрессивность.

— Потому что сами германские пилоты не проявляли никакой агрессивности, сэр, — как можно вежливее объяснил он. — С момента своего появления в зоне видимости, они давали понять, что полет их — сугубо разведывательный, патрульный.

— А вся их предыдущая агрессивность? А четыре потерянных нами самолета, субмарина и, по существу, два корабля?

И тут кэптен вежливо, холодно сорвался: