Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы - Орхан Кемаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А дальше… Даруй аллах тебе здоровье. На службе все для меня равны, я не стану ни с кем миндальничать…
— Ладно, не отвлекайся. Кто спал?
— Было это, значит, ночью, делал я обход, задержал рабочих, которые воровали шпульки. Наказал их как положено. Затем, прошу прощения, заглянул я в уборные… Вижу, там собрались ткачи, курят и разговоры ведут. Ну, думаю, идет сортирная беседа.
— Чего же Азгын? Его не было, что ли? Почему не разогнал?
— Был, мой директор. На своем месте в будке.
— Так чего же он?
— Храпака задавал.
Сказав это, надзиратель выразительно глянул на директора. Тот покачал головой и спросил:
— Потом?
— Потом я разбудил его. Он увидел меня и сразу всю вину на меня решил свалить. Я ему: дескать, не видишь, что ли, собрались пройдохи-ткачи. Курят да болтают. Почему обязанностей своих не выполняешь?.. Откуда ему знать, что есть служба? Вот он сразу на дыбы и давай меня оскорблять. Я его пытался успокоить, чтоб не показать примера невоспитанности перед рабочими. А он не желает даже слушать. Бросился на меня, схватил за горло. Говорю ему: «Стыдно, старик, вокруг рабочие!..» Руки ему вывернул…
— А почему начальник ткацкого цеха жаловался?
— Тоже спал на работе, мой директор! Я зашел к нему, дернул за рукав, проснись, мол, негоже на службе спать. Как-никак начальник, важный пост занимаешь, ответственную обязанность тебе доверили главные начальники.
— Ну а он что?
— Проснулся, увидел меня и давай обвинять, будто я порядок нарушил.
— Та-а-ак! Значит, так было?
— Так точно, мой директор.
— Хорошо, а мастера из прядильного?
— Собрались в рабочее время в столовой, сидели, разговор пустой вели, вредные слова употребляли.
— Какие?
— А что Германия — так, Англия — этак, правительство наше ума лишилось. Я, понятно, в это дело вмешался. Напомнил им, что главное — служба, наша честь и долг! Говорю им: слава аллаху, над нами начальство поставлено, чтобы про эти дела думать. И дескать, им и мне в том нужды нет, чтоб такие разговоры вести.
— Значит, и мастера из прядильного там были?
— Так точно, мой господин! Они мне говорят: «Ты не имеешь права вмешиваться в наши дела!..» На фабрике совсем худо с дисциплиной, директор!
Директор наконец понял, отчего все недовольны Муртазой.
— Поздравляю тебя, Муртаза! Молодчина! Не ожидал! — произнес Кямуран-бей и пожал надзирателю руку.
Острый нос Муртазы покраснел, ноздри затрепетали.
— На службе от моего глаза ничего не скроется! Для меня все равны, и снисхождения ни к кому не позволю! — встав во фрунт, отрапортовал Муртаза.
Потом он долго, со всеми подробностями рассказывал, как, будучи участковым, ночью задержал вора, бросился на него, хоть тот и отстреливался из револьвера, вышиб из руки оружие…
— Ты меня поддержи и требуй тогда от меня порядка и службы.
— Вот тебе рука и моя поддержка, — торжественно произнес технический директор. — Никого не стесняйся, даю тебе широкие полномочия! И вот что… Не поручить ли тебе еще одно дело… Только не знаю, хватит ли у тебя времени?
— Какое дело?
— Командовать отрядом добровольцев нашей фабрики по военно-спортивной повинности.
Глаза Муртазы загорелись:
— Рад стараться, мой директор! Очень подходящее для меня дело.
— Не умаешься?
Муртаза расправил плечи, будто стряхнул с себя усталость бессонной ночи, и бодро ответил:
— Что значит умаяться? Я этого не признаю! У меня, мой директор, был дядя-колага. Он не терпел никакого послабления при исполнении служебных обязанностей. А почему? Потому что служба превыше чести нашей и совести!
— Он у тебя тоже кончил курсы? — спросил директор улыбаясь.
— Нет, не кончал, но за верную службу имел благодарности от высокого командования.
— Ну так что дядюшка твой, Муртаза-эфенди?
— Как считал дядя-колагасы, так и я считаю: служба — она превыше совести и чести! Все будет исполнено, мой директор. Я возьму командование отрядом и научу их дисциплине. Я вижу, как на парадах и демонстрациях ходят строем перед начальством. Стыдно смотреть! Разве это строй? Разве это шаг? Надо, чтоб нога печатала: трап-трап-трап!.. Чтоб начальство наше гордость испытывало, чтоб за выправку хвалило.
— Возьми двух рабочих, приведи спортивное помещение в порядок. Там сейчас грязь, все поржавело… Никто за этим не смотрит, ни у кого руки не доходят.
— Так точно, мой директор, не знают, что значит служба, потому что…
— Погоди. Заставь, чтобы все выгребли, вычистили, отдраили… На складе возьми наждаку.
— Все металлические части станут огнем гореть. На зависть всем соседям, которые на параде рядом маршируют.
— А ведь правда, до Дня освобождения[88] еще много времени. Проведешь подготовку на стадионе.
— Есть провести подготовку! Совсем не умеют маршировать! Как положено шагать в строю?
И, отдавая сам себе команды, Муртаза стал демонстрировать строевые учения перед столом директора.
— Ра-ав-няйсь! Сми-и-рна! Ша-а-гом марш!
Чеканя шаг, надзиратель прошествовал строевым мимо директора и на ходу подал команду:
— Ра-а-внение напра-во! — повернул голову и отдал честь.
Не доходя до стены, скомандовал:
— Ро-та-а, стой! — и замер. — Кру-у-гом! Ша-а-гом марш!
Подойдя к столу технического директора, Муртаза дал новую команду:
— Ро-та-а, стой! Вольна-а!.. Вот так, мой директор! — сказал надзиратель, приняв стойку «вольно».
Директор не мог удержаться от смеха:
— Молодец! Герой! Даю тебе широкие полномочия!
— Так точно! Я подготовку прошел, курсы кончил.
Директор достал из стола ключи от спортивного помещения и передал их надзирателю.
— Вот, возьми ключи.
— Есть взять. Значит, мне с двумя рабочими?
— Да, двух хватит.
— Значит, навести блеск на каски и винтовки?
— В свободное время.
— Вывести людей на футбольное поле?
— Но повторяю: только в нерабочее время, в выходные дни. Помни, дело это не принудительное. Поэтому не заставляй. Кто захочет, тот пусть и участвует.
— Мы, мой директор, турки, а турки…
— Это все так. Но ты постарайся, чтоб добровольно, без принуждения.
— Наверняка на празднике и иностранцы будут.
— Конечно.
— Пусть увидят стальные руки наших храбрецов, наши твердые сердца!
— Конечно, конечно! Но ты все же…
— Пусть гордятся наши начальники, директор!
— Без принуждения, я тебе еще раз повторяю.
— Будь спокоен, директор.
— Прекрасно! Можешь идти.
— Есть идти! Значит…
Тут зазвонил телефон на столе директора, и Муртаза, гордо выпятив грудь, вышел из кабинета.
Весь мир был теперь в его руках! Он ликовал!
Муртаза подошел к проходной. В будке Ферхада сидел контролер Нух и курил. Завидев Муртазу, он ехидно спросил:
— Ну, на всех успел нафискалить?
— Я такого себе не позволяю! — возразил Муртаза и возмущенно пожал плечами.
— Не позволяешь, расскажи кому-нибудь другому! Все равно твоим сплетням не поверят.
— Кто?
— Да тот же технический директор.
— Я тебе такое скажу, ахнешь!
— Смотрите! — воскликнул Нух, повернувшись к Ферхаду. — Оказывается, он нас еще удивить может!
— Знаешь, какие полномочия мне дали? Командовать спортсменами.
— Кто дал?
— Мой технический директор.
— Кому дал?
— Мне! «Не могут, — сказал он, — ходить на парадах во время праздника. Возьми их под свое начало, Муртаза-эфенди, ты курсы окончил, знаешь, что есть служба и дисциплина…» Вот так. А я, значит, ответил: «Так точно, это мы можем, директор!»
Нух рассмеялся.
— Искал, искал и нашел. Вот и прекрасно. Будь исправным командиром! — В голосе контролера слышалась зависть.
— Будь спокоен. Дал мне ключи от помещения, так и сказал, чтоб без моего разрешения никто туда не входил. Буду проводить занятия на футбольном поле.
— Давай-давай! Громче в трубу дуди!
— Это уж как положено… Потому что… — Муртаза махнул рукой и направился к дому.
— Ну и дурак! — глядя ему вслед, со злостью сказал Нух. — Технический директор мне это тоже подсовывал, да я наотрез отказался. Нужны мне эти торжества-маршества… Разве это занятие для разумного человека? Не так ли, Ферхад?
— Ему это поручил, значит, директор?
— Ну и что? Ну, поручил!..
— Значит, доверие ему оказал.
— А тебе-то что? Чего ты разахался? Мы ж не из Румелии[89], чтобы зазря кровь себе портить. Мне не раз предлагали, только я сказал, что ни в какую этим пустым делом заниматься не стану. Чего удивляешься? Директор хочет польстить ему, вот и назначил.
Контролер Нух в сердцах плюнул, растер ногой окурок и пошел к техническому директору.
Получив от директора должность командира добровольческого военно-спортивного отряда фабрики, Муртаза пуще прежнего стал усердствовать. На фабрику являлся задолго до смены и уходил позже обычного. Рабочим прядильного цеха уже не стало возможности таскать шпульки. Ко всему еще на место Азгына взяли нового сторожа, который не то что поговорить, покурить не давал рабочим.