В небе Балтики - Андрей Калиниченко

С трудом мы передвигались по аэродрому. К сапогам липла вязкая грязь. На взлетно-посадочной полосе стояли лужи. Да, собственно, и полосы-то не было — обыкновенное картофельное поле.

Шли дни, но аэродром не просыхал. Однажды ночью в летном общежитии прозвучал сигнал боевой тревоги. "Что бы это могло быть? Неужели вылет?" подумалось мне. Вскочив на ноги, я быстро оделся и выбежал на улицу. Ночь была темная и тихая. Моросил дождь. О вылете на боевое задание не могло быть и речи. На центральной улице стояли машины, возле которых собирались люди. Усенко, Савичев и Смирнов находились уже здесь. Командир полка сообщил, что на аэродром доставлен вагон металлических щитов для покрытия взлетной полосы. Необходимо срочно выгрузить их и приступить к настилу. На эту работу мобилизовали весь личный состав полка и батальона аэродромного обслуживания.

Невзирая на дождь, трудились целый день. К вечеру полоса была готова, правда, узкая и ограниченной длины. Для всего аэродрома щитов не хватило.

Усенко собрал руководящий состав полка на совещание. Обсуждался вопрос о перелете на соседний аэродром. Наш оказался непригодным для боевой работы: выложенной полосы не хватало для взлета даже без бомб. Посадку Пе-2 она тем более не обеспечивала.

— А если полностью облегчить машину? — спросил Усенко.

— Все равно выгадать можно не более пятидесяти метров, — ответил Смирнов, — а нам не хватает двухсот. Расчетам приходится верить.

Усенко задумался. Еще раз попросить щитов? Он уже обращался к командованию. Скоро не обещали. Но нельзя же допустить, чтобы единственный на Балтике полк пикировщиков бездействовал из-за выхода из строя аэродрома.

— Бражкин, — позвал Усенко инженера полка, — готовьте мой самолет. Лишнее горючее слейте, все грузы, без которых машина может держаться в воздухе, снимите, даже пулеметы. Штурмана и стрелка-радиста с собой не беру.

— На большой риск идете, Константин Степанович, — забеспокоился Смирнов.

— На войне нельзя без риска, Борис Михайлович, — ответил Усенко.

Он рисковал собой. Так часто бывало. Он взял себе за правило: ради общего дела не останавливаться ни перед какой опасностью, если есть хоть один шанс на успех. Усенко решил никого не посылать, пока сам не проверит, возможен ли взлет облегченного самолета с этой коварной полосы.

Но -подрулить к старту оказалось тоже проблемой. Колеса увязали в размокшем грунте по самую ось. Даже на полном газу самолет никак не двигался с места.

— Кладите под колеса доски! — приказал Усенко.

Самолет медленно двигался к взлетной полосе. Форсируя то левым, то правым мотором, Усенко старался, чтобы колеса не сползли с досок в густую глубокую грязь. Техники, утопая в черном месиве, помогали летчику удерживать самолет на досках, перекладывая их, когда по ним уже прокатилась машина.

Наконец Усенко. подрулил к металлической полосе и остановился на самом краю, как бы отдыхая от необычного путешествия. Потом, увеличивая обороты, машина взревела и, громыхая по металлическому настилу, рванулась вперед. Набрав скорость, она оторвалась на последних метрах полосы и, еле держась в воздухе, поплыла над лужами...

Обратно Усенко прилетел на У-2. Он отобрал шесть летчиков, рассказал об особенностях взлета и поручил нам перегнать все самолеты полка на соседний аэродром. Совершив по пять-шесть рейсов, мы выполнили задание без происшествий. Остальные люди и имущество полка были перевезены на новое место по железной дороге. А через день наши пикировщики снова взлетели в воздух и взяли курс в море.

Последний котел

После напряженного летного дня мы возвращались домой на трех заполненных до отказа грузовых автомашинах. С тех пор как наступила распутица и полк перебазировался, нам приходилось ежедневно совершать такие моционы по разбитому шоссе: шестнадцать километров туда и столько же обратно — в Прекуле, где находился наш летный состав. На переезды уходило немало времени.

Миновав последний поворот дороги, машины въехали в Прекуле, расположенный на трассе Тильзит — Мемель (ныне Советск — Клайпеда). Мы никак не могли привыкнуть к этому небольшому литовскому городку. Остроконечные крыши домов с узкими, похожими на бойницы окнами выглядели непривычно. Полуразрушенные здания и заброшенные особняки настораживали своей таинственностью.

Машины остановились в центре города, на том самом месте, с которого мы каждое утро уезжали на аэродром. Кузова быстро опустели. Небольшими группками летчики, штурманы и стрелки-радисты стали расходиться по одноэтажным домикам.

— Ты что сегодня собираешься делать вечером? — спросил у меня Сохиев, когда мы подошли к домику, в котором размещался наш экипаж.

— Точно сказать не могу, — ответил я. — Видимо, почитаю немного.

— Стихами увлекается мой командир, — бросил реплику Губанов из-за спины Сохиева.

У меня действительно был небольшой сборник лирических стихов, которые я иногда перечитывал в свободное время. Они как-то согревали душу, укрепляли веру в нашу скорую победу.

— Может быть, в домино постучим? — предложил Сохиев.

В этот момент на крыльце появился подтянутый офицер в новенькой шинели с золотыми погонами старшего лейтенанта. В вечерних сумерках мы не сразу узнали его. А присмотрелись и ахнули: перед нами стоял Василий Мельников!

Сохиев, Губанов и я бросились обнимать друга:

— Вернулся, дружище!

А он, тоже несказанно обрадованный, громко смеялся.

— А Сазонов где?

— Тоже приехал, — ответил Мельников, освобождаясь из объятий. — А сейчас к стрелкам-радистам пошел.

Мельников и Сазонов лечились в госпитале после ранения, вынужденной посадки и семидневных скитаний в тылу врага. Теперь, набравшись сил, они вернулись в полк, чтобы снова подняться в воздух на пикировщике и громить фашистов до полной победы.

— Василий, просись ко мне в экипаж, — предложил Сохиев. — Я как раз оказался без штурмана.

Василий был однофамильцем первого штурмана Сохиева — Георгия Мельникова, с которым он прибыл на фронт и летал до самого перевода в учебный полк. Теперь его уже не было в живых, погиб под Ленинградом, когда ходил на задание с другим летчиком.

— Будем мстить за гибель твоего командира Юрия Кожевникова и моего штурмана Георгия Мельникова! — воскликнул Сохиев.

— Я с удовольствием. А как на это посмотрит начальство? — спросил Мельников.

Прошло всего несколько минут после разговора, а гвардии старший лейтенант X. С. Сохиев уже сидел перед гвардии майором Б. М. Смирновым и с решительным видом излагал свою просьбу. Слушая его, начальник штаба полка едва заметно улыбался.