В небе Балтики - Андрей Калиниченко

— Постоянно занимайтесь учебой экипажей, — говорил В. И. Раков. — Даже в периоды боевой работы почаще выкраивайте время для тренировок. Этот труд с лихвой окупится потом.

— В учебном полете, Василий Иванович, почти всегда получается гладко, заметил К. С. Усенко. — А в бою иногда выходит совсем иначе.

— Это потому, — ответил задумчиво В. И. Раков, — что из-за большой текучести кадров мы не успеваем как следует изучать людей. Слетаешь с тем или иным человеком несколько раз, только узнаешь его, как вскоре с ним прощаться приходится. То он в госпиталь угодит, то вообще голову сложит.

— Знаете, о чем я мечтаю? — спросил Константин Степанович. — Научиться действовать в бою так, чтобы до конца войны летать одним составом и с наименьшими потерями пройти все тернистые дороги.

Эти слова прозвучали своего рода клятвой нового командира. Уходя на повое место службы, Раков оставлял после себя не только хорошие традиции, но и надежного волевого преемника. К. С. Усенко было присвоено воинское звание "гвардии майор".

С наступлением морозов ненастье в Прибалтике прекратилось. Однажды утром я взглянул в окно и увидел, что земля одета пушистым снежным покрывалом. На аэродром мы выехали в хорошем настроении. Радовали не только синее небо и яркое солнце. Поступил приказ немедленно перелететь поближе к объектам вражеской обороны. Взаимодействовавшие с нами истребители 14-го гвардейского авиаполка должны были перебазироваться на соседний аэродром.

На новом месте мы сразу же получили боевое задание. Выруливая на старт, я заметил у штабного домика Николая Шуянова. Одной рукой он опирался на палочку, а другой приветливо помахивал, провожая самолеты. Николай напоминал большую подбитую птицу, которой уж никогда больше не подняться в небо. Но он оставался всегда гордым, не требовал ни жалости, ни скидок на инвалидность.

Мы взлетели. Через несколько минут к нам пристроились истребители прикрытия. Группа, насчитывавшая около пятидесяти самолетов, взяла курс в мире.

Нашим пикировщикам предстояло уничтожить караваи вражеских транспортов, вышедший из Пиллау (ныне Балтийск). Давая такое задание, командир дивизии сообщил, что в результате наступления советских войск восточно-прусская группировка гитлеровцев окружена в районе Кенигсберга и прижата к морю. Остатки разбитых дивизий фашисты начали спешно эвакуировать через базу Пиллау и порт Хель. Надо было не допустить этого.

Пересекли береговую черту. Море встретило нас восьмибалльной облачностью. На высоте двух тысяч метров висели слоистые облака. Лететь ниже было рискованно. Для обороны караванов с войсками гитлеровцы использовали боевые корабли, оснащенные дополнительными зенитными средствами. Видно, здорово мы им досаждали.

Гвардии майор К. С. Усенко повел группу над облаками. Долго висела под крылом белесая муть. Глаза начали уставать. Мне вдруг показалось, что внизу не облачность, а холмистая пустыня, покрытая снегом, и что летим мы над самой землей. Посмотрел на высотомер — стрелки прибора показывали три с половиной тысячи метров. Все правильно.

— Скоро поворот, — предупредил гвардии старший лейтенант М. Г. Губанов.

Сверяя расчеты с показаниями приборов, штурман строго следил за маршрутом. Временами он поглядывал за борт. Внизу в просветах облаков просматривались темные пятна. Море здесь не замерзает круглый год. Сверху оно всегда кажется спокойным. Но только с высоты.

А когда спускаешься ниже, то сразу убеждаешься, что по нему катятся огромные волны.

Ведущий, а за ним вся группа развернулись на юг. Теперь мы шли к вражескому берегу, прямо на военно-морскую базу Пиллау.

— Миша, скоро цель? — спросил я у штурмана.

— Мы в расчетном квадрате, — ответил Губанов. — Караван находится где-то здесь.

Ведущий спустился ниже, и мы за ним. Облака под крылом побежали быстрее, окна увеличились. Вдруг в небольшом просвете штурман увидел группу кораблей. Показал их мне.

— Это они, — подтвердил Губанов.

Но внизу снова появилась сплошная облачность, и корабли исчезли. Мы продолжали лететь прежним курсом, надеясь, что вот-вот появится окно. Открыли огонь вражеские зенитчики. Однако они стреляли наугад, и снаряды рвались в стороне от самолетов. Белесая пелена вдруг расступилась, и мы снова увидели корабли. Они были почти под нами. Четыре больших транспорта водоизмещением по восемь — десять тысяч тонн каждый шли в кильватерном строю, охраняемые двумя миноносцами и четырьмя морскими охотниками.

Зенитный огонь усилился.

— Атакую головной! — передал Усенко по радио.

Несколько секунд на прицеливание — и первая девятка перешла в пикирование. Нашу эскадрилью Андрей Барский выводил на второй транспорт. Губанов скомандовал мне начать боевой курс. Черные шапки разрывов впереди становились все гуще. Один снаряд грохнул под самой плоскостью. Самолет качнуло, по борту кабины хлестнули осколки, и один из них разбил очки у Губанова. Штурман инстинктивно вобрал голову в плечи, но сразу же выпрямился и опять приник к прицелу.

Над головным вражеским транспортом взметнулись фонтаны огня и воды. Это рвались бомбы, сброшенные первой девяткой.

Вокруг нашего самолета бушевало пламя. Снизу к нам непрерывным потоком неслись огненные шары. Но сворачивать было нельзя. Я знал: стоит сделать это хоть один раз — тогда ты потерянный летчик, не способный уже преодолевать такие опасные рубежи.

— Так держать! — командовал Михаил Губанов.

Цель быстро приближалась. Все внимание штурман сосредоточил на прицеливании. От холода и напряжения у него слезились глаза. Смахнув левой рукой набежавшие слезы, он продолжал следить за перекрестьем.

— Пошел! — хлопнул меня по плечу Михаил. Пикируя, я бегло взглянул на ведомых. Они летели рядом, крылом к крылу. Вражеский транспорт начал круто разворачиваться, пытаясь выйти из опасной зоны. Но бомбы, сброшенные нашим звеном, накрыли его, и он остановился. Машина со звоном вышла из пике. Мы очутились под нижней кромкой облаков. Транспорт остался позади, его кормовая часть окуталась дымом. Потом он начал погружаться. Зенитный огонь слабел и наконец совсем прекратился — мы вышли из-под обстрела. Чувство радости и торжества охватило меня. Мы потопили фашистский транспорт. И не важно, чьи именно бомбы попали в цель.

— Завалили! — с улыбкой сказал я штурману. Губанов утвердительно кивнул головой — мол, все в порядке! Когда бомбы сброшены, работы у него становится меньше. Он убрал прицел, выключил штурманское оборудование и встал за пулемет. Все это Михаил делал, как всегда, уверенно и спокойно. Теперь ему не надо было заботиться даже об ориентировке — ведущий всегда приведет группу на свой аэродром.