Нашествие. Москва. Буря миров - Андрей Левицкий

— Но не сейчас, позже, — добавил Эйзикил. — Вообще-то я собирался в Центаврос…

Максар возразил:

— Бастион только строится.

— Конечно, и я хочу увидеть это. Возведение нового Центавроса — что может быть более волнующим? Найдется для меня шатер в тамошнем лагере?

— Конечно, но отсюда до центра оккупированной зоны далеко.

— Мы уже подчинили эту территорию, — возразил темник.

Какой бы властью в Гильдии не обладал старик, здесь командовал Максар, и он не собирался уступать.

— Очаги сопротивления остались. Это не Сайдон и не Териана, у местных мощное оружие.

— То есть, не взирая количество переброшенных сюда отрядов, ночью в городе все еще опасно?

— Без сомнения. Только что на моих глазах убили сержанта — выстрелили из окна. Стрелка так и не нашли. — Командер решил, что сейчас честность будет для него лучшей политикой: — Я не боюсь, темник, но я не желаю твоей преждевременной кончины. Мне пока не ясны твои цели. Для чего ты прибыл из терианского Бастиона, причем сразу вышел на меня?

Максар замолчал, мысленно продолжая произнесенные вслух слова: последнее время между Гильдией темников и Ставкой, то есть ближайшим окружением Бер-Хана, усилились трения. Так зачем ты прибыл, темник Эйзикил, что у тебя на уме?

Старик ответил в лучших традициях Гильдии, витиевато и слегка напыщенно:

— Я тоже не боюсь, мастер-командер, ведь все мы — лишь чешуя на теле вечного Бузбароса. И все же, пока миссия моя не завершена, мне, как и тебе, не хочется, чтобы прилетевшая из темноты вражеская пуля оборвала мое существование.

Встречные машины остановились, пешие, окружив повозку командера, молча ждали. Со стороны разрушенного здания, в подвале которого еще недавно прятались беглецы, доносился рокот моторов и голоса.

— Раз мы с тобой понимаем друг друга, то сейчас направимся в Красный лагерь, откуда я прибыл, — сказал Максар. — Переночуем там, а завтра — к Центавросу.

Неторопливо перебирая янтарные четки, каждое звено которых символизировало Око — очередной шаг на великом Пути Орды, — темник Эйзикил кивнул.

Когда проспект Мира остался далеко позади, броневик приостановился, помигав стоп-сигналами.

За рулем автобуса сидел Курортник, Игорь пристроился на откидном сиденье рядом с ним, Григоренко и Лагойда, держась за поручни, разглядывали салон.

— Почему тормозят? — пробормотал Алексей, в то время как БМП свернула на газон возле жилого дома и медленно покатила дальше.

Откинулся люк на башне, показался Яков. Неловко двигаясь из-за раненого плеча, спустился по скобам, спрыгнул на ходу и побежал назад к автобусу.

Алексей перекинул тумблер, и стальная плита передней двери со скрипом откатилась вбок. Встав у проема, Игорь протянул руку, но Яков самостоятельно заскочил внутрь. Дверь за ним закрылась.

— Ну что, парни? — полковник в отставке вновь казался бодрым, деятельным, хотя под глазами его залегли круги, а лицо осунулось — сказывалось ранение. — Как у вас?

— Кто Явсена стережет? — спросил Курортник. — А то одному мы уже поверили.

Яков потрогал раненое плечо.

— Костя за ним следит в оба глаза, пистолет в кобуру не прячет. Никуда пеон не денется. Твоя подозрительность понятна, Лексей, но согласись: пока мы убегали, он много раз мог скрыться. Так вот, что я хочу сказать, слушайте внимательно…

Лагойда и Григоренко с Игорем повернулись к нему, Курортник продолжал смотреть на дорогу. Машины тихо катили по темным дворам, объезжая брошенные автомобили, скамейки и перевернутые мусорные баки.

— Я только что с Явсеном плотно пообщался, — продолжал полковник в отставке. — Я на их языке, какие-то отдельные слова коверкая… ну, вы понимаете. Он на нашем… У него, кстати, с русским получше, чем у меня с лингвейком, так их язык называется, он даже целые фразы может складывать, хотя и неловко. Так вот, Явсен утверждает, что они прибыли сюда из иного… ну… — Яков пошевелил в воздухе пальцами.

— Мира, — подсказал Сотник. — Это давно понятно было.

— Ближе скорее будет слово «реальность». Из другой реальности, я бы сказал — альтернативной. Там тоже люди обитают, ну в смысле — гуманоиды, но…

— Какие гуманоиды, что это значит? — спросил Григоренко.

— Значит, две руки у них, юноша, две ноги, одна голова, в которой мозг. Не слизни какие-то невероятные и не разумные шары света, а люди, человеки. А это дает надежду, что и психология их нам будет понятна, мотивация, устремления. Так вот: варханы — они не из той реальности, из которой к нам вся эта компания завалилась, а из другой. Она называется Ангулем, то есть сами варханы так ее зовут, а эта, из которой Явсен, — Териана. Она тоже оккупирована.

— Вся? — уточнил Игорь. — Сколько варханских войск там? Снабжение какое? Боеприпасы?

— На Териане тоже купол или нет? — встрял Лагойда.

— Этого не знаю, — покачал головой Яков. — Говорю же, трудно нам еще друг с другом общаться. Я на многие свои вопросы ответов просто не понял. Или Явсен не понял вопросов. Тем более он эмоциональный такой — торопится, руками размахивает, волнуется… Но одно я точно знаю: у нас есть союзники. И главное, парни, Явсен что-то еще такое говорит, что-то про скорость… Я никак не могу понять! Но он вот что утверждает: нам очень, подчеркиваю — очень быстро надо действовать. Сейчас каждый день на счету, а может и час. Еще немного, и варханов будет не остановить. Они что-то собираются сделать… Вот это: «Бум!»- Яков хлопнул ладонями, имитируя жест, который они видели у Явсена. — Какой-то, короче говоря, «бабах!» произойдет — и тогда все, конец.

— Чему конец? — уточнил Лагойда, слушавший с явным недоверием.

— Ну не знаю я! Но Явсен очень этого «бабаха!» боится.

Снаружи донеслось тявканье. В свете фар за лобовым окном шмыгнула тень, следом вторая, потом еще — стая горбатых гиен пробежала между машинами и канула в темноте.

— Куда они едут все-таки, Яков Афанасьевич? — спросил Курортник, глядя на поворачивающий броневик.

— Пусть едут, Алексей, там Миша за рулем, он, по его словам, водитель со стажем, и я ему сказал…

— Что сказал? — насторожился Лагойда. — Мы сейчас к Красной площади едем — зачем?

Тон его Игорю не понравился (ему, впрочем, в Ростиславе Борисовиче не нравилось почти все), и он повернулся так, чтобы видеть и Якова, и Лагойду. Тот шагнул ближе — правая рука приподнята, явно для того, чтобы в случае чего побыстрее выхватить пистолет из кобуры.

— Яков Афанасьевич, объяснитесь, — попросил Игорь.

Курортник добавил, притормаживая:

— Только коротко, потому что дальше я не поеду, если не буду знать куда.

— Явсен говорит: на Териане у нас есть союзники, — повторил Яков. — Повстанцы, к ним и попали Леша с Кириллом. Явсен работает на них. Он утверждает, что нам обязательно надо выйти с ними на связь. Немедленно.

— Чтобы спланировать совместные действия? — уточнил Игорь.

— Именно.

Алексей вдавил педаль тормоза. Мигнув фарами броневику впереди, он повернулся на сидении и спросил:

— Как связаться? Они же в другой реальности.

— Явсен утверждает: в лагере на Красной площади есть передатчик. Устройство связи вроде того, через которое повстанцы вышли на Айзенбаха, а командование Орды — на Буревого. И это устройство мы должны выкрасть. Сейчас, ночью, потому что потом будет поздно.

Глава 3

Открыв глаза, Кирилл сел на койке и первым делом ухватился за катану, которую оставил на столике рядом.

Буря разыгралась нешуточная — в этом сезоне такие иногда случаются, но, по словам Лукана, заканчиваются быстро.

Кир поднял руку, разглядывая перстень-часы на указательном пальце, подаренные Батуром. Секунда, минута, час, месяц, год — все эти слова имели сейчас условный смысл, потому что ни Денису, ни ему, ни Леше с Багрянцем до сих пор не удалось четко соотнести местный способ деления времени с земным. Восьмиугольный циферблат, незнакомые значки и три стрелки, движущиеся с разной скоростью… Насколько он сумел понять, терианцы делили сутки на восемь больших отрезков, именуемых кассеры. Те, в свою очередь, делились на восемь частей — тангеры, а всего таких единиц в исчислении терианцев не то шесть, не то семь, причем крайние — алки — совсем короткие, явно меньше секунды. Стрелки на часах показывали кассеры и два промежуточных отрезка, и всё это очень сбивало с толку. Одно Кир уяснил точно: есть три дневных и три ночных кассера, а также один утренний и один вечерний. Хотя, конечно, длина дня меняется в зависимости от времени года… Причем насчитывается восемь сезонов — и сейчас стоит тот, который в земном варианте соответствовал бы, скорее всего, концу зимы.

Он обулся, поправил мятую рубашку. Из-за бури они должны просидеть в укрытии примерно половину кассера. А сколько это времени в земном исчислении — еще предстояло разобраться, потому что все наручные часы землян при переходе через портал остановились и заводиться отказывались.