Высокие башни - Томас Костейн

В зале раздался страшный шум, и судье вновь пришлось воспользоваться линейкой.

— Теперь, что касается остальных выплат, — продолжила Фелисите. — Если в семье десять детей, то по существующему положению им должны платить пенсии из денег, посылаемых в Канаду его величеством. Это составляет триста ливров в год! Более того, если в семье двенадцать детей, сумма увеличивается до четырехсот ливров в год! Мне хотелось бы узнать, сколько казна задолжала многодетным семьям Монреаля, если этот закон действующий? Мсье судья, представьте себе сотни людей, стоящих у ваших дверей и требующих деньги, если вы по-прежнему ссылаетесь на старые законы!

Правительство Новой Франции обанкротится и придется закрывать суды, потому что никто не станет платить королевским судьям.

В зале поднялась буря негодования. Судья напрасно колотил линейкой. Затем он сделал знак судебному исполнителю, стоявшему у входа. Тот вытащил изо рта незажженную трубку, ибо в зале судебных заседаний не позволялось курить, и широко распахнул двери.

— Все сейчас покинут зал! — заорал судебный исполнитель. Его никто не услышал, но все поняли, что он имел в виду, и в зале воцарилась тишина.

Судья довольно долго размышлял над тем, что предпринять. Наконец он с отвращением заявил:

— Дело Филиппа Жерара считается закрытым, — и поднялся с кресла.

Бенуа удалось протолкаться в зал суда, и он с интересом следил за происходившими там дебатами. Увидев Фелисите и Филиппа, покидавших вместе зал суда, старый законник покачал головой, и подумал: «Эта девушка слишком хороша для сынка де Марьи!»

Даже зимним днем пляс д'Арме, служившая для города рынком, кишела людьми. Они стояли группками, о чем-то спорили и бурно жестикулировали. Через площадь проносились сани с колокольчиками, и кучера громко кричали и погоняли лошадей. В тавернах стоял шум и гвалт, и когда открывались двери, оттуда доносились дразнящие запахи.

Фелисите и Филипп, не обращая ни на кого внимания, направились в сторону рю Се-Пол. Они долго молчали, а потом Филипп заметил:

— Судья не на шутку обозлился.

— Ну и что? Это отвратительный, злобный старик! К тому же он несправедлив. Надеюсь, что ни одна из его дочерей никогда не выйдет замуж!

— Ты очень смелая, и я тобой любовался.

Они долго шли до часовни и, не сговариваясь, вошли внутрь. Там были люди, стоявшие на коленях перед святынями, и старый сутулый священник. Фелисите и Филипп уселись на заднюю скамью. Потом молодые люди преклонили колени, перекрестились и потупили головы к молитве.

Через несколько минут Фелисите прошептала, не поднимая глаз.

— Филипп!

— Да, Фелисите?

— Я должна тебе кое-что сказать.

Она оставалась в том же положении. Так было легче говорить неприятные вещи, но девушка не могла подыскать правильные слова.

— Филипп, мне придется выйти замуж…

Юноша долго был недвижим, и Фелисите подумала, что, возможно, он ее не расслышал, но потом он ответил голосом, в котором звучала безнадежность.

— Я знал, что такое когда-нибудь случится! А теперь все произойдет очень быстро.

Дверь открылась, и пламя свечей затрепетало. Молодые люди подождали, пока мимо них пройдут верующие.

— Кто этот счастливчик?

— Сын де Марьи. Я выйду за него летом в Париже.

— Сын де Марьи!

Казалось, он хотел еще что-то добавить, но после длинной паузы передумал и снова потупился.

Старый священник шаркал ногами, идя с закрытыми глазами вдоль прохода. Он остановился возле них и шепотом предупредил:

— Никакой болтовни, молодые люди. Сюда приходят для молитв и преклонения, а не для разговоров.

Они могли бы объяснить ему, что пришли в часовню помолиться и вместе прочитать бесчисленное количество раз общую молитву, поскольку в будущем им уже не придется ее читать вдвоем. Но они просто встали и вышли на улицу.

Фелисите и Филипп остановились у кропильницы, не в силах расстаться. Им следовало много сказать друг другу, но они молчали. Да разве можно было что-то объяснить обычными словами! Молодые люди, наверно, так и распрощались бы, если бы Фелисите не нарушила молчание:

— Ты помнишь, как когда-то я сказала, что если семейству ле Мойн понадобится помощь, то даже девушка вроде меня должна быть готова помочь им любым способом.

— Помню, — Филипп принужденно улыбнулся. — Значит, ты собираешься помочь им таким способом?

— Да, Филипп, — шепнула она ему. Они долго молчали.

— Я решил бросить все и отправиться в Луизиану. Возможно, принесу там какую-то пользу, — заявил Филипп.

— Я уверена, — девушка с трудом находила нужные слова, — тебе там будет лучше.

И тут они простились. Фелисите повернула направо, а Филипп — налево.

Глава 14

Завтрак был почти готов, когда Филипп вернулся с прогулки к пристани. Он никогда больше не проходил мимо дома на рю Сен-Пол. С тех пор как они расстались с Фелисите после молитвы в маленькой часовне, юноша ее не видел.

Филипп огляделся, испытывая удовлетворение. Так бывает, когда покончишь с трудным делом. Комнаты опустели, и в углу лежали его вещи и вещи Бонне, запакованные в парусину.

— Завтра на рассвете! — объявил он Бонне, стоявшему с куском мяса в руках и вилкой.

Карп Бонне грустно взглянул на него и кивнул.

— Хозяин, я надеюсь, что мы не совершаем ошибку. Есть ли незамужние женщины в Луизиане? Вы говорили об этом? Но хватит ли их мне?

Филипп собирался ему объяснить, что его это абсолютно не интересует, но потом вспомнил то, что с ним случилось во время прогулки.

— Карп, я сегодня видел приведение.

Здоровый глаз его помощника стал огромным и круглым, а вилка упала в сковородку.

— Это был дух мсье Жан-Батиста, — продолжил Филипп серьезно. — Призрак, потому что он не мог находиться в Монреале. И еще, Карп. Клянусь, что узрел его примерно полчаса назад.

— Но он, наверно, умер, — испуганно заявил Карп, — как мсье Д'Ибервилль.

— Он стоял на пляс д'Арме и оглядывался вокруг. Естественно, постарел и поседел. Но я не мог ошибиться. Это был мсье Жан-Батист. У него было то же выражение лица и та же походка.

Карп покачал головой.

— Нет, нет, хозяин, вы обознались. Только месяц назад до нас дошли слухи, что он снова стал губернатором. Если он все 'еще жив, то должен трудиться на своем посту.

— Привидение умеет откашливаться и нюхать табак? — поинтересовался Филипп. — Неужели оно может достать из кармана кусок сушеного мяса и начать его жевать? Кажется невозможным, чтобы он был в Монреале, в то время когда все семейство находится в замке, но я уверен, что видел его, и что он жив. Скажу тебе больше: он не хочет, чтобы кто-нибудь знал, что он здесь. Поэтому тебе лучше держать язык за зубами.