Неверная - Айаан Хирси Али

– Это что, теперь станет твоей дурной привычкой? – кричала я. – Забеременеть один раз – это еще простительно, но теперь, когда ты в Голландии! В Центре презервативы раздают бесплатно! Ты не должна делать еще один аборт, это убийство. Ты родишь ребенка, а я буду заботиться о нем.

Я поучала Хавейю, а она продолжала настаивать на аборте. Мы сильно поссорились. В конце концов я отвела ее в медпункт при Центре, а потом попросила психолога Джозе поговорить с сестрой, потому что я беспокоилась за нее.

К моему удивлению, Джозе сказала, что Хавейя уже обращалась к ней.

– У нее глубокие внутренние проблемы. Но не переживайте за сестру. Мы встречаемся с ней каждую неделю, и я думаю, что это идет ей на пользу.

Я даже не догадывалась о том, что Хавейя проходит курс лечения. Джозе объяснила, что сестра просто боялась моего осуждения.

Итак, Хавейя сделала аборт. Позднее она получила статус беженца и стала ходить в нормальную языковую школу. На некоторое время в ее жизни наметился просвет: яркий, быстрый ум моей сестры снова начал проявлять себя. Временами она бывала очаровательной, остроумной, стильной. Но потом вдруг снова впадала в оцепенение, переставала следить за собой или становилась агрессивной, огрызалась на людей. Она по-прежнему не могла нормально спать.

* * *

Я не могла пойти на те же курсы социальных работников, которые посещали Эллен с Ханнеке, хотя колледж находился в Эде. Заведение было христианским: мне пришлось бы признать существование Троицы, а для меня тогда это было дикой ересью. Связывать имя Аллаха с другими сущностями и говорить, что у него есть сын, – это грех, за который можно сгореть в адском пламени. Аллах не был рожден и никого не рождал. Не могло быть и речи о том, чтобы я поступила в подобную школу.

Я хотела пойти на курсы в Арнхеме, но представитель Центра помощи беженцам сказал, что мне там не понравится, мне лучше поехать в Дриеберген и учиться в более мультикультурном колледже.

В Дриебергене я узнала, что там нужно будет сдавать вступительные экзамены по голландскому, истории и праву.

– Где же мне взять учебники по всем этим предметам? – вздрогнув, спросила я.

Администратор колледжа объяснил, что у них есть подготовительные занятия, рассчитанные на четыре месяца: я могла начать подготовку в феврале, а потом сдать экзамены в июне.

Я вернулась на биржу труда и сказала, что нашла себе дело по душе. Так как я бросила бухгалтерский учет, не могли бы они теперь заплатить за эти курсы по истории Голландии? Но мне отказали: биржа труда не имела права финансировать то, что выходило за пределы результатов теста на IQ. Поступив в колледж, я могла подать заявку на получение стипендии, но готовиться должна была за свой счет.

Это было совсем не похоже на школу в Кении. Здесь мы сидели за столами, расставленными по кругу, и называли учителя по имени. Никакого «Доброе утро, миссис Ньере» хором, никакой формы. Если ты провалишь экзамен, то сможешь попробовать сдать его снова; это казалось мне немного глупым, но было очень мило с их стороны. А главное, подготовительные курсы стоили всего триста гульденов. Такие расходы я могла себе позволить.

Интереснее всего мне было на уроках истории. Каждую неделю мы проходили по главе из учебника по мировой истории. На одну страну приходилась одна глава, и я читала их все. О возникновении немецкого государства, потом о Веймарской республике, о Гитлере, о Второй мировой войне. О русской революции: о царях, большевиках и Сталине. Об американских правозащитниках, о войне во Вьетнаме. У каждой страны был свой путь; она боролась, меняла формы государственного правления, системы возникали и распадались. Это было похоже на роман.

В том учебнике отражалось очень оптимистическое видение современной истории. Одна глава называлась «Колонизация и деколонизация», и в конце там обрисовывалось прекрасное будущее Африки.

Я понимала, что учебник давал только общий обзор событий, происходивших в мире. Мне было нужно больше. Я хотела разобраться в том, почему многие деколонизированные страны распадались и почему те государства, в которых я успела пожить, не могли функционировать нормально.

Благодаря этому учебнику истории я подтянула голландский. Но на занятиях по праву постоянно попадались термины, которых я не знала: «муниципалитет», «верхняя палата» и другие. Я с трудом продиралась через эти дебри. Экзамен по голландскому я провалила только по одному пункту: у меня по-прежнему были большие проблемы с грамматикой. Но поскольку я уже сдавала подобный экзамен, меня все же приняли в колледж. Не без труда, но я туда попала.

* * *

Учеба в колледже Дриебергена начиналась в сентябре. Я подала заявку на стипендию и получила ее. В конце августа меня пригласили на вводные занятия. Остальные девушки – на курсы поступили в основном девушки – были дружелюбными и открытыми, но намного младше меня. А мне было двадцать четыре, я была неловкой, носила мешковатую одежду и стриглась очень коротко, как мальчишка.

Мне нравилась такая стрижка. Ухаживать за длинными волосами, смазывать их маслом и заплетать в косы в Голландии было довольно сложно. Голландские парикмахеры не могли понять, что с ними делать. Постригшись коротко, я будто разом избавилась от всех забот и даже больше: теперь на мне не задерживали взгляд. Сомалийцы не посещали колледж, поэтому никто не указывал мне, что делать. Там учились только несколько марокканцев и турок, но им не было до меня никакого дела.

И все же я ощущала колоссальное давление: мне нужно было доказать самой себе, на что я способна. Социальная работа как таковая меня не очень привлекала – для меня это был скорее самый легкий способ начать заниматься политологией, – но мне неожиданно понравился курс психологии. Мысль о том, что можно посмотреть на себя немного отстраненно, систематизировать представления о себе и о разуме, открыла для меня совершенно новое мировосприятие.

Изучая работы Фрейда, я столкнулась с альтернативной системой ценностей. В Найроби мне часто приходилось общаться с христианами, я знала и об их религии, и о вере буддистов и индуистов. Но я не могла вообразить, что существует система морали вне религии. Бог просто был, всегда. Если его нет – это аморально. Если ты не принимаешь Бога – значит, у тебя не может быть морали. Вот почему слова «неверный» и «вероотступник» так ужасны для мусульманского слуха: они – синонимы глубокой аморальности.

Но вот передо мной была психология, не основывавшаяся на религии. Это была наука о желании есть, заниматься сексом, испражняться, убивать