Играть, чтобы проснуться. Первая книга - Глеб Сотник

— Люмрик — новый вождь. Твой отец передал ему силу и погиб, — сказал Лион.

Волхви оцепенел. Он посмотрел на Курло, и во взгляде его была даже не ненависть, а вопрос: «Зачем?».

— Никто не хотел его смерти, — ответил Курло, взглянув мельком на Джейка и вновь опустив глаза в пол.

Орк молчал. Он не знал, что сказать, что сделать, чтобы мальчик легче пережил смерть отца, в которой он сам был в какой-то мере повинен. «Каким же я был чудовищем…» — подумал он, и на его плечо упала рука Лаки. Орк обернулся и уставился в его серые глаза, успокаивающие, говорящие: ты не такой. Слеза скатилась по щеке орка.

— Но я же виноват… — так тихо сказал он себе под нос, что и сам не услышал этого. Вместе с этим опустил глаза Волхви и заметил брата, лежащего на дне телеги.

— Цинбор! — вскрикнул он, бросаясь к нему, но Лион остановил его, деревянной рукой усадив обратно.

— Ему очень плохо, не трогай его, — объяснил маг, чувствуя за собой вину еще и за это.

— Что с ним? — спросил мальчик.

— Он предал твоего отца, и мы лишили его рук, — неожиданно выпалил Мирак.

Волхви резко повернулся к человеку, которого видел впервые в жизни, и на глаза его начали наворачиваться слезы от непоправимости случившегося.

— Что? — мальчик тяжело задышал, не понимая ничего, не желая это понимать. Отчаяние поглотило Волхви, он схватился руками за деревянную руку Лиона, глазами впился в него, ожидая хоть какого-то объяснения.

— Зачем ты так? — мрачно проговорил Джейк, вызвав у призрака чувство страха.

— Потому что это так, — Мирак посмотрел на Волхви понимающим и честным взглядом и продолжил: — Цинбор и Курло хотели отнять трон у твоего отца. Твое похищение входило в план. Смерть Норина — нет. Никакая смерть не была нужна в этом плане. Но так уж вышло, что… она произошла. Да и не она одна. Твой брат наказан не нами, а судьбой. Если бы мы не лишили его рук, он бы одолел нас. Как-никак он был Черным ящером, а по силе мог превзойти и Зеленого ящера. Мы воспользовались единственным шансом, чтобы обезвредить его.

Все поняли, что именно хотел сказать Мирак. Виноватые есть, и это сложно отрицать. Но их можно понять. Не простить, может, даже и не принять. Но понять. Когда ребенок придумывает глупые отговорки, когда говорит, что его домашнюю работу съела собака, каждый понимает его: ребенок не хотел делать домашнюю работу и не сделал. Да, это не извиняет его проступка, не оправдывает его. Но все понимают причину. Так и здесь. Мирак лишь объяснил, что и у них была причина сделать то, что они сделали. Как бы примитивно это ни звучало, это было именно то, что нужно Волхви. Укол здравомыслия. Урок о том, как нужно воспринимать расчетливый и изменчивый мир вокруг.

Волхви не рыдал даже сейчас. Даже не всхлипывал. Лишь слезы текли по его щекам, превращая зеленую кожу вокруг глаз в красную. Неожиданно Лион приобнял мальчика.

— Жизнь такова. Твой брат о тебе позаботится. У тебя много друзей и родственников.

Но мальчик не успокаивался. Слезы все так же текли по его лицу. Тогда Лион снял куртку, чтобы показать свою руку мальчику:

— Видишь? Деревянная. Потрогай, — мальчик с любопытством прощупал дерево, гнущееся, словно кожа, и постучал по нему. Он улыбнулся, и тогда маг взял левой рукой амулет, висящий на шее. — Видишь его? Он создает мне эту руку. Сложно найти амулет, возвращающий конечности нипу. Если такой вообще есть. Но для нас, игроков, такие существуют. Конечность может быть из разной субстанции. Деревянная — самая обычная в этом случае.

Маг снял с себя амулет, и конечность пропала с плеча Волхви. Дерево просто будто вросло обратно в руку, зеленой почкой распустившись на месте аккуратно сросшегося шрама, и упало под ноги Лиону.

— Когда мы с твоим братом были в данже, мы сильно пострадали. Но не унываем. Да, это грустно — у него нет ног, у меня руки. Один наш друг вообще не пережил тот поход. Но мы не отчаиваемся. Мы идем дальше, живем и смеемся несмотря на все сложности и трудности, — Лион надел на мальчика амулет. — И ты делай так же, как твой брат. Прими трудности и живи с ними. Смерти будут вокруг тебя. Будут предатели и трусы… Но ты просто оставайся хладнокровным перед лицом опасности, рассудительным в момент отчаяния и смелым в самые страшные моменты. Тогда ни потеря руки, ни потеря отца не будут для тебя непреодолимыми препятствиями.

Маг откинулся на боковину телеги и похлопал по тому месту, где должна была быть рука. Волхви перестал плакать. Мальчик, резко успокоившись, задумался о чем-то. Это были не то безмолвное отчаяние и размытый взгляд, что минуту назад. Он размышлял. Принимал к сведению. И как будто уже сейчас строил какие-то грандиозные планы.

— Самое надежное, что есть в жизни, — недоверие… — прошептал он почти беззвучно — так, что даже в глухой тишине вокруг никто не разобрал его слов.

После этого Волхви сразу опомнился и, сняв амулет, отдал его Лиону со словами:

— Я понял. Но рука тебе все-таки нужна.

Лион рассмеялся. Волхви непонимающе смотрел на него пару секунд и усмехнулся вместе с магом, возвращающим ожерелье себе на шею. Из шрама появилась почка, распустилась и вмиг отросла в руку из того же дерева, что и была.

— Никогда не видела таких амулетов для конечностей… — сказала Тина. — Он же, получается, даёт руке возможность самовосстанавливаться?

Лион протянул ладонь Тине. Она подозрительно взглянула на него. Маг указал на кинжал, висящий на поясе. Поняв идею Лиона, эльфийка схватила оружие и одним ударом срубила большой палец с деревянной ладони. Волхви, наблюдавший за этим, как и все прочие, схватил его ладонь и повернул к себе. На его глазах палец отрос — так же быстро, как вырастала сама рука при надевании. «Почему у Люмрика не так?..» — пробежала у мальчика мимолетная мысль и скрылась в потемках сознания.

— Но тратится мана, — добавил маг после демонстрации возможностей руки.

Из шатра вывалился, опираясь на посох, больше походящий на костыль Лорбо. При каждом шаге пузо его раскачивалось из стороны в сторону в такт огромному подбородку. Он подошел к телеге, с жалостью взглянул на своего сына, который не смотрел уже в сторону отца, потом на Лаки. Возле него Лорбо остановился и спросил:

— Не хотите