Ложная память - Дин Кунц

— Да. Так вот, мне кажется, что вы считали себя ответственной за то, что Сьюзен не приходит в норму, искали и находили ошибки в своем поведении, и этот поиск ошибок трансформировался в чувство вины. А из вины развилась эта аутофобия. Раз вам не удалось помочь своей подруге, которую вы так любите, то… что ж, вы начинаете говорить себе, что вы, по-видимому, не очень хороший человек, что вы, возможно, даже плохой человек и, уж конечно, плохой друг и вам нельзя доверять.

Дасти подумал, что объяснение кажется слишком уж простым для того, чтобы быть верным, — и все же в нем звучали убедительные нотки.

Когда Марти встретилась с ним взглядом, он заметил, что реакция его жены на это объяснение была практически такой же, как и у него.

Могло ли такое сверхъестественное, да еще и столь редкое несчастье внезапно случиться с человеком, чья психика всегда казалась прочной и устойчивой, как Скалистые горы?

— Не далее как вчера, — Ариман напомнил Марти, — когда вы привезли Сьюзен на очередной сеанс, вы отвели меня в сторону, чтобы сообщить, насколько вы волнуетесь за нее.

— Да, конечно.

— И помните, что еще вы мне сказали? — Видя, что Марти колеблется, Ариман напомнил ей: — Вы сказали мне, что вам кажется, будто вы допустили с ней какую-то большую промашку.

— Но я не имела в виду…

— Вы сказали это с большой убежденностью. С болью. Сказали, что вы допустили промашку.

— Но ведь промашка была, не так ли?

Расцепив пальцы и воздев руки, словно желая произнести евангельское «Ты говоришь», доктор Ариман улыбнулся.

— Если дальнейший диалог поможет подтвердить этот предварительный диагноз, это будет хорошим признаком.

— Мне очень нужны какие-нибудь хорошие признаки, — сказала Марти, хотя с того времени, как она вошла во владения доктора Аримана, ей вовсе не казалось, что она в любой момент может снова начать сходить с ума.

— Обнаружение корня фобии, ее скрытой причины, зачастую является самой трудной стадией терапии. Если ваша аутофобия является следствием чувства вины по поводу состояния Сьюзен, то мы сможем перепрыгнуть более чем через год анализа. Еще лучше будет, если окажется, что у вас не столько натуральное фобическое состояние, сколько, м-м… назовем это симпатической фобией.

— Наподобие того, как некоторые мужья испытывают тошноту и утренние недомогания во время беременности их жен? — предположила Марти.

— Именно так, — согласился Ариман. — И симпатическую фобию, если именно ею вы и страдаете, много легче вылечить, чем глубоко укорененное состояние вроде того, что владеет Сьюзен. Я почти готов дать гарантию, что вам не придется слишком уж долго посещать меня.

— Но все же насколько долго?

— Месяц. Возможно, три. Вы должны понять, что здесь совершенно невозможно установить точные сроки. Так много зависит от… от вас и от меня.

Дасти откинулся в кресле; на душе у него становилось все легче. Один месяц, пусть даже три — это не такой уж большой срок. Особенно если ей удастся полностью вылечиться. Они смогут выдержать это.

Доктор Ариман — великий психиатр. Доктор Ариман заставит все эти страхи исчезнуть.

— Я готова начать, — заявила Марти. — Уже этим утром я посетила своего терапевта…

— И что он считает? — поинтересовался Ариман.

— Он говорит, что следует провести все необходимые обследования, чтобы исключить мозговые опухоли и тому подобное, но скорее всего здесь потребуется работа психотерапевта, а не медика.

— Чувствуется, что это хороший, вдумчивый врач.

— Я уже прошла в больнице ряд обследований, все, что он считал нужным. Но теперь… конечно, ни в чем еще нельзя быть уверенным, но я думаю, что именно у вас смогу найти помощь.

— Тогда давайте приступим! — воскликнул доктор Ариман с почти юношеским энтузиазмом. Дасти счел эту интонацию ободряющей, так как за этим возгласом должен был скрываться интерес к своей работе и уверенность в своих силах.

Доктор Ариман заставит все эти страхи исчезнуть.

— Мистер Родс, — сказал психиатр, — традиционная терапия — это процесс, обязательным условием которого является конфиденциальность для пациента, если, конечно, он — в данном случае она — желает достичь успехов, поэтому я попрошу вас перейти в нашу вторую комнату ожидания и побыть там до завершения нашего сеанса.

Дасти вопросительно взглянул на Марти. Та улыбнулась и кивнула.

Это безопасное место. С ней здесь все будет в порядке.

— Ну, конечно, о чем речь, — согласился Дасти, вставая с кресла.

Марти вручила мужу кожаную куртку, которую сняла при входе в приемную, и он перекинул ее через руку, поверх своей.

— Прошу вас сюда, мистер Родс, — сказал доктор Ариман, подойдя к двери, ведущей во вторую комнату для посетителей.

Тяжелые тучи, жирные и тухлые, как гниющая рыба, казались мерзкой блевотиной бурлящего Тихого океана, прилипшей к небесам. Угольно-черные вены, проглядывавшие в воде, явно были варикозными, их стало гораздо больше, чем прежде, большие участки морской поверхности обрели жутко черный цвет — пусть только в глазах Дасти, а не в чьих-то еще.

Но краткий приступ беспокойства сразу же оставил Дасти, как только он отвернулся от огромного окна и проследовал за доктором Ариманом.

Дверь между облицованной красным деревом приемной и комнатой для ожидания уходящих пациентов оказалась удивительно толстой. Пригнанная, как притертая стеклянная пробка графина, она открылась со слабым щелчком, как будто была нарушена вакуумная изоляция.

Дасти предположил, что эта серьезная дверь предназначалась для того, чтобы защищать пациентов доктора от любителей подслушать, встречавшихся среди их товарищей по несчастью. Вне всякого сомнения, основную часть толстого дверного полотна должны были составлять слои звукоизолирующего материала.

Стены цвета меда, пол из черного гранита и вся обстановка в этой второй комнате ожидания были точь-в-точь такими же, как и в главной приемной Аримана.

— Может быть, попросить Дженнифер подать вам кофе, колы, холодной воды? — спросил Ариман Дасти.

— Нет, благодарю вас. Я прекрасно проведу время и так.

— Все журналы, — сказал Ариман, указывая на гору периодических изданий на столе, — свежие. — Он улыбнулся. — Это, возможно, единственная приемная врача, не являющаяся кладбищем журналов предшествующих десятилетий.

— Очень мудро.

Ариман успокаивающе положил руку на плечо Дасти.

— С ней все будет прекрасно, мистер Родс.

— Она боец.

— Верьте в успех.

— Я верю.

Психиатр возвратился к Марти.

Дверь закрылась с приглушенным, но внушительным глухим стуком, раздался щелчок автоматически защелкнувшегося замка. С этой стороны двери не было никакой ручки. Дверь можно было открыть только из кабинета.

ГЛАВА 48

Черные волосы, черное одеяние. Голубые глаза сияют, словно лампа от Тиффани. И вся она светится, словно лампа.

Доктор сложил в уме это подобие хокку, остался им доволен и вернулся в свое кресло, отделенное от кресла Марти Родс невысоким столиком.

Не говоря ни слова, он изучал ее лицо, сначала черту за чертой, а потом все целиком, не жалея на это времени и в то же время заинтригованный, заставит ли затянувшееся молчание ее занервничать.

Но она невозмутимо ждала и была, судя по всему, уверена в том, что врач молчаливо осматривает ее с какой-то своей профессиональной целью и, когда наступит время, объяснит ей, что он делает и для чего.

Как и в случае со Сьюзен Джэггер, доктор Ариман предварительно внушил Марти и Дастину Родс, что в его кабинете и приемной они будут чувствовать себя совершенно непринужденно. Ну, и конечно, такую же реакцию должен вызывать у них и внешний облик доктора.

Он вложил в их ничего не подозревающие умы пять мыслей, своеобразных кратких молитв, и они должны были вспоминать их по отдельности или же все вместе, как длинную успокоительную мантру, в том случае, если в их разуме зародится хоть какое-то сомнение или нервозность, связанная с его персоной. Это безопасное место. Доктор Ариман — великий психиатр. Теперь, когда он взял меня — а для Дасти: когда он взял Марти под свою опеку, все должно исправиться. Доктор Ариман употребляет все свои знания и опыт на благо пациентов. Доктор Ариман заставит все эти страхи исчезнуть. И, даже когда они будут находиться в полном сознании, эти мини-медитации все равно будут помогать им укрепляться в уверенности, что доктор Марк Ариман является для них единственной надеждой на спасение.

Доктору показалось чрезвычайно забавным глядеть, как они улыбаются и кивают, хотя сами в это время наверняка задумываются, почему их внезапно оставили неотвязные тревоги. И, конечно, главное развлечение состояло в том, чтобы видеть, как человек с такой благодарностью поручает тебе свою жену, тогда как ты на самом деле намереваешься унижать ее, оскорблять, развращать и в конечном счете уничтожить.