Русский транзит - Измайлов Андрей

Как вас называть, земляки-соотечественники?! Не товарищи- это точно. А господами вы рановато себя вообразили.

Ладно, потешьтесь! Ублажите самолюбие! Пусть будет: господа. Как-никак заграница. Дамы и хер-р-ры!

– Полицай! Ит ыз гангстере!..

Глава 8

Продолжим господа?!

Russian Gold

A fool and his money are soon parted.

Расчетливый великоросс любит подчас очертя голову выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть «великорусский авось».

АВТОРЫ ПРЕДУПРЕЖДАЮТ О СЛУЧАЙНОСТИ ВСЕХ СОВПАДЕНИЙ С РЕАЛЬНЫМИ ЛИЦАМИ И СОБЫТИЯМИ

АВТОРЫ ГЛУБОКО ПРИЗНАТЕЛЬНЫ ЗА ПРЕДОСТАВЛЕННУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ ПРЕБЫВАНИЯ В НЬЮ-ЙОРКЕ:

Василию Аксенову,

Ольге Бородянской,

Александру Гранту,

Борису Карху,

Андрею Кузнецову,

Ольге Хрусталевой.

АВТОРЫ ПРИНОСЯТ ИСКРЕННИЕ ПУСТЬ И ЗАПОЗДАЛЫЕ, ИЗВИНЕНИЯ:

мисс Дороти Линн, мисс Кэтрин Каллагэн.

ЗАЯВЛЕНИЕ ПОНИМАНИЯ

Имя: Александр Бояров..

1). Я согласен на поселение в любое место США, если у меня нет родственников или друзей, желающих и имеющих возможность помочь мне.

2). Если я принят на жительство в каком-то городе, то после прибытия туда я не могу рассчитывать на переезд в другой город и помощь в нем.

3). Я соглашусь на жилищные условия, подготовленные для начала мне и моей семье.

4). Если я в работоспособном возрасте и могу работать, я соглашусь на любую работу вне зависимости от того, соответствует она моей специальности или нет. Я понимаю, что в дальнейшем я могу менять работу, если она меня не удовлетворит, но при этом добровольное агентство или спонсор не помогут мне более в поиске другой работы.

5). Я понимаю, что мне придется самому организовывать финансирование или обеспечение своего образования. Занятия английским языком возможны по вечерам.

Дурная символичность. В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое. Сегодня рано – завтра поздно. Великий октябрьский переворот в сознании Александра Евгеньевича Боярова, беженца – ни разу не признанного виновным в совершении серьезного преступления, не являющегося членом коммунистической партии, соблюдающего нормы морали… И, как сказано:

Отдай мне твоих обессиленных,

Твоих нищих, жаждущих глотнуть свободы,

Отвергнутых твоими берегами,

Посылай их, неприкаянных, измученных штормами,

И я освещу им путь в золотые врата.

Отдали, отвергли, послали. На три буквы: Ю-Эс-Эй. Чего-чего, а глотнуть пришлось – в том числе и свободы (уж этого добра здесь хлебай – не нахлебаешься), но и не только свободы. Впрочем, обессиленным-измученным себя не назову. Да и нищим тоже.

Я законопослушен. Я не ввез ни наркотиков, ни овощей- фруктов-растений, ни свежего мяса. В строгом соответствии с таможенным законом США. В Тулу со своим самоваром? Этого добра здесь тоже хлебай – не нахлебаешься. В смысле: не самоваров, а овощей-фруктов-растений и свежего мяса. Блюстителям не к чему придраться. Если, конечно, не квалифицировать как свежее мясо двести фунтов ввезенного живого веса Боярова А. Е. Именно таковым чуть было я не стал по милости (милости?) компашки вурдалаков по ту сторону Океана…

Глава 1

.. ровно два года назад. Да, точно! Сегодня у нас какое? Сегодня у нас – 15 августа 1991 года. У нас в Америке. Утро. 8.10. Первым, чисто машинальным движением – «сейку» к глазам: 8.10, утро. Первым движением, как только зафиксировал (глазами, но не мозгами) три изуродованных, вспоротых, раскромсанных трупа в собственном лофте.

Свежее мясо. Время вспять? Я что – снова в питерской прозекторской незабвенного (забудешь его, как же!) доктора Резо?

Нет, Бояров, нет – это Америка, это Нью-Йорк, это Бруклин, это Шипсхэд-бей, это Бэдфорд-авеню, это мой бывший лофт. А это – земляки-приятели. Гриша-Миша-Леша. Здравствуй, жопа, новый год – давно вас не видел, целых три дня, и вот… увидел. А они меня – нет. Хотя глаза у всех троих открыты. Выпученные. Мухи. Вонь. Свежее мясо. Не очень и свежее – сутки провалялось на солнцепеке. Минимум. Вчера в Нью-Йорке была банная, парная жара… Грешно именовать земляков-приятелей мясом, но – так. Не трупы, не тела, не покойники. Мясо.

Здесь работали профи. Cutthroats- в буквальном смысле. То бишь головорезы, а еще точней-буквальней – глоткорезы. Профи. Киллер – тоже профессия. Профессиональный успех – он разный при всей м-м… стабильности результата.

Труп есть, убийцы нет – один успех. Как в случае с Фэдом Кашириным, отправленным в лучший мир кунаками-джумшудовцами. Времен первого «русского транзита».

Убийцы есть, трупа нет – другой успех. Как в случае с Ленькой Цыплаковым, канувшим в недрах вурдалачьего морга. Времен второго «русского транзита».

Труп есть, убийцы есть – иной успех. Нынешний…

Хорошо вывязанный галстук – половина успеха. Вроде бы классик ляпнул. Галстук был «вывязан» хорошо. Всем троим… всем трем. Колумбийский галстук.

Внимание! Нервных убедительно просят пропустить следующий абзац! Хотя… Шли бы вы, нервные, к такой-то матери! Что есть, то есть. Мне ведь не триллер приходится почитывать, не глазеть по видаку на маньячный ужастик. Мне приходится стоять в этом во всем по самые щиколотки – и не во всем белом. В буро-кровавом. Полный… абзац.

Короче! Колумбийский галстук: горло перерезается от уха до уха. В образовавшуюся… м-м… прорезь вытягивается язык. И свешивается вниз. Такие дела. Колумбийские дела. Ну и вместо кляпов Мише-Грише-Леше – каждому вбит собственный отстриженный… м-м… пустячок. Подобные художества с кляпом – скорее афганские дела. Навидался. Но, может, это интернациональный киллерский обычай. А «галстук» – сугубо колумбийский.

Х-хреновина! Предупреждал ведь идиотов! Однако что же такое надо сморозить, дабы заслужить эдакое? И всего за три дня. Предупреждал ведь!

Или наехали по питерскому обыкновению на мальчонку в лавчонке? Вряд ли. Строго-настрого им наказывал: ни-ни! тут вам не Сенная, не метро «Пионерская»! зверские рожи, кулаки и базар тут не играют – моментально словишь в лоб из какого-нибудь «дженнингса», небольшого, карманного, двадцать второго калибра. Вряд ли, вряд ли. Пуля – да, но «галстук»?

Или уестествили, дорвавшись, дюжину пуэрториканских малолетних сучек и даже конфеткой не откупились? Тоже весьма сомнительно. Не то сомнительно, что уестествили. Это – само собой. И что не откупились – тоже само собой. Сомнительна вероятность подобной расправы за… да, Господи, за что?! Такое удовольствие с тринадцатилетними мулаточками Малых Антильских – пять баксов красная цена. Хм, плавали – знаем. И местные сутенеры – кишка у них тонковата против моих питерских бычков-боксеров. Тогда… тогда не знаю!

Или – знаю, но отказываюсь от мысли. Сам же пришел к выводу: трупы есть, убийцы есть. Фигурально выражаясь, убийцы есть. Почерк. Колумбийский галстук. Колумбийский. И стенки лофта заляпаны-замараны не только и не просто брызгами, кляксами. Они еще и в надписях. Щедрые, с набрякшими потеками, кровавые полосы: Mierda! Hayquejoderste! Noseascopullo!

Переводить не буду. В известных пределах испанской язык мне доступен. Именно в тех пределах, за которые лучше не заступать, не переводить.

Карлос. Пожалуй, только Карлоса могу припомнить из колумбийской шатии-братии, только с ним и сводила меня судьба за почти двухгодичное пребывание на земле Бога и моей, как любят торжественно ввернуть коренные американцы. Похоже, да – земля Бога, но – не моя. Уже не моя. Стоило мне пнуть входную дверь, шагнуть внутрь, осознать увиденное – и: земля избранной Богом Америки – не моя. Только-только была: ЕЩЕ не моя. И вот: УЖЕ не моя. Всего спустя пять минут.

Сколько? Всего пять? «Сейка» показывала: 8.16. Ну, шесть минут. По мне – вечность. Вечную вечность торчал я посреди собственного лофта и пялил зенки на Гришу-Мишу-Лешу. Вернее на то, во что они превратились. Вернее на то, что от них осталось. Знаю, но отказываюсь от мысли. М-да. Потому и прикидывал то так, то сяк: чем заслужили Гриша-Миша- Леша свои «галстуки»? А ничем! Лофт бояровский? Бояровский. Пусть он давно перебрался на Манхаттан к своей гел- френд, пусть он давно имеет запасную холостяцкую точку в Квинсе – но!.. Он, Бояров жил тут? Жил. Давно съехал? Давно. Но сам вернулся с тремя мордоворотами сюда же третьего дня и уломал толстомясого «амигу» поселить друзей-приятелей в его, Боярова, прежнюю обитель. Сам. А что же мне – везти их к Марси в Гринвич-Виллидж?! Или к себе на Вуд- сайд?! Много чести, для них и Бруклин сойдет, они и на Шипсхе д-бей поживут. Недолго. Так и втолковал «амиге»: они тут недолго поживут. Сглазил, недолго пожили Гриша-Миша-Леша. В бывшем бояровском лофте. Вот и думай.