Граница безмолвия - Богдан Сушинский

«Ничего, может случиться так, что к Новому году мы уже будем здесь. В крайнем случае перебросят по воздуху на аэросанях…».

«Скорее всего оставят где-то на западной границе, — попытался воспринять его пророчество Вадим. — Она важнее, а опытных пограничников там останется не так уж и много…».

«Вряд ли, это другой округ. Хотя я не прочь был бы служить где-нибудь на границе с Финляндией, а еще лучше — на Украине. Солнце, теплая ласковая земля. Благодать!..»

«Согласен: граница по Западному Бугу, а еще лучше — по Днестру…».

Вадим тщательно заблокировал заранее заготовленными брусами двери, ведущие в коридор и в саму казарму со стороны двора, а также черный ход, ведущий в сторону океана. Точно так же лейтенант поступил с дверью, ведущей в левое крыло, а дверь в правое крыло закрыл на ключ. В этом крыле, которое имело свой вход со стороны двора, находилась его, старшинская, комнатка с печкой-буржуйкой, оружейная комната с бронированной дверью, в которой хранился весь его арсенал, а также склад с продовольствием. Еще вчера он занес в свою «старшинскую» патефон с набором пластинок и решил, что этого жизненного пространства ему вполне хватит, чтобы чувствовать себя более или менее комфортно.

Ордаш сразу же сказал себе, что, уходя на охоту, всегда будет брать с собой карабин, пистолет и ракетницу. А на столе будет оставлять записку. Призывать на помощь сигнальной ракетой здесь было некого, но ракетница могла стать надежным оружием во время охоты. Раненные пулей медведь или волк вполне могли напасть на человека, и тогда ничто так не успокаивает их, как прожигающая все внутренности ракета. И потом, кто знает, вдруг поблизости окажется пароход или появятся оленеводы.

Перед посадкой на корабль Загревский сказал ему: «Переезжай в мои апартаменты. Там есть хоть какая-то мебель, шкуры и плита, на которой можно готовить. Так что пользуйся, теперь ты хозяин заставы. К тому же из окон моей комнаты — двухэтажный дом этот стоял на высоком цокольном фундаменте — прекрасный обзор внутренней территории и почти всего пространства в районе заставы».

Осмотрев и «заблокировав» казарму, Ордаш перешел к двухэтажному «офицерскому дому». Это здание, построенное почти параллельно основному корпусу, левым крылом своим почти соприкасалось с его правым флигелем. На первом этаже его одну часть здания занимал медпункт, а вторую — две комнаты армейского общежития для политрука и командиров взводов, а на втором располагались штаб, радиорубка и квартира начальника заставы.

Относительно обзора Загревский был прав. С южной стороны, из двух штабных окон-бойниц, хорошо просматривалось и простреливалось все пространство со стороны предгорий Бытранга; из кухни начальника заставы — подходы с запада, а из спальни и радиорубки — все пространство между вышкой, бухтой и устьем Тангарки.

Причем удобным было то, что штабной кабинет крохотным переходным коридором соединялся с квартирой начальника заставы. Из него узенькая внутренняя лестница вела на первый этаж, где медпункт и командное общежитие тоже соединялись переходным коридором. Там же, в пристройке первого этажа, находился и внутренний туалет. Правда, сливной бачок в нем приходилось наполнять вручную с находящейся рядом бочки, тем не менее в лютые зимы ватер-клозет этот воспринимался как величайшее благо цивилизации. Рядом с ним располагался топливный склад командного дома — с дровами, углем и керосином. То есть мудрость этого строения заключалась в том, что для перехода из этажа на этаж, а также между половинами здания и пристройкой — с туалетом и складом, пограничникам не требовалось выходить из здания на полярный мороз. К тому же это облегчало оборону здания во время нападения на заставу.

«Вот здесь мы и заляжем, но только до зимы», — сказал себе Ордаш, осматривая скромно меблированные апартаменты начальника заставы, стены в которых для утепления были «задрапированы» старыми солдатскими одеялами: письменный стол, солдатскую кровать и неуклюжий платяной шкаф — в спальне; круглый стол и несколько стульев — в прихожей; ну и плита рядом с печкой-буржуйкой и примусом, — на кухне.

Две оленьи и медвежья шкуры в спальне начзаставы уже были, еще две Ордаш перенес сюда из квартиры политрука. Кроме того, он прикинул, что к зиме обязательно занавесит одеялами все двери, чтобы таким образом максимально утеплить свое пристанище, превратив его в настоящий «казарменный курорт». Решив при этом, что, если зимой эта, как называл ей Загревский, «резиденция» окажется слишком холодной, перебазируется в свою крохотную, но теплую «старшинскую».

Сваренной поваром каши с мясом Вадиму хватило, чтобы плотно пообедать и занести в свое новое пристанище, которое он тоже решил называть «резиденцией», еще два котелка — на ужин и завтрак. При этом Ордаш с грустью подумал, что отныне приготовлением пищи ему придется заниматься самому, и это будет самым неприятным и тягостным из всего, что он вынужден будет делать в своем заполярном одиночестве.

Еще час он потратил на то, чтобы отобрать в располагавшейся в солдатском блоке библиотеке добрых два десятка книг — в основном о пограничниках, моряках, путешественниках и полярниках, и присоединить их к убогой библиотечке Загревского. При этом отдельно он отложил «Робинзона Крузо» и три книги Джека Лондона, которые, как теперь понимал Ордаш, читать ему следовало с особой внимательностью. Сюда же, в гостиную, он перенес из «красного уголка» новый патефон с запасом пластинок, а из казармы — карабин, винтовку, ракетницу, а также охотничье ружье с большим запасом патронов и несколько гранат. Остальной арсенал оставался за металлической дверью ружейной комнаты.

«Как бы ты, Ордаш, — молвил себе лейтенант, — ни грешил на судьбу, а все же тебе придется значительно легче, нежели Робинзону Крузо на его безлюдном острове, или героям Джека Лондона на северных безлюдьях Канады. О тебе позаботилась армия, им же приходилось заботиться о себе самим. К тому же с внешним миром тебя связывает рация. И в этом твое величайшее преимущество. Поэтому смирись и… мужайся».

Под вечер Вадим надел бушлат с меховой подстежкой и отправился на «набережную», как пограничники называли свою тропинку между скалой и вышкой поста наблюдения. Вечер оказался значительно теплее, чем он предполагал. Впрочем, вечер здесь — понятие относительное, поскольку с конца марта и до двадцатых чисел сентября в этих краях длился летний полярный день. Однако очень скоро эта нордическая благодать должна была завершиться долгой полярной ночью, во время которой Ледовитый океан станет изрыгать пронизывающий все человеческое естество могильный холод.

Оставляя КПП, лейтенант вдруг снова вспомнил об Оркане, о котором за хлопотами обустройства совершенно забыл. Черт возьми, знать бы сейчас, где находится этот шаман! Конечно, у них были прекрасные отношения, однако дезертир есть дезертир. Оказавшись вне закона, он вынужден будет стать матерым уголовником, иначе попросту не выживет. А поскольку Тунгуса вооружен, к тому же он прекрасный стрелок, то кто знает, как он поведет себя, когда жизнь заставит его вернуться на заставу — к крыше над головой, к теплу, к запасам продовольствия и хоть к каким-то основам цивилизации. И если Оркан решит, что овладеть всем этим хоть на несколько месяцев он сумеет, лишь убрав нового начальника заставы, то остановит ли его былая дружба? Вряд ли. Но и для себя Ордаш решил, что ни прогонять, ни, тем более, стрелять в этого дезертира не станет.

Впрочем, лейтенант понимал, что с окончательным решением спешить не стоит, поскольку самым разумным будет действовать, исходя из ситуации. А вот как именно следует вести себя, лейтенант пока что не решил. Арестовать дезертира и целый год содержать его на гауптвахте — а гауптвахта находилась в подвале левого крыла казармы — под охраной и на своём собственном попечении он не в состоянии. Обезоружить и прогнать его из заставы в заснеженную ледяную тундру на верную гибель — было бы бесчеловечно и преступно.

Но пока что… Многое лейтенант отдал бы, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, где сейчас этот странник северной пустыни, куда он держит путь и что замышляет.

Когда командование принимало решение оставить его здесь одного, оно исходило из того, что само присутствие лейтенанта будет как бы символическим, поскольку никакой реальной угрозы заставе быть не может, а тот, кто захочет нарушить границу и углубиться на территорию страны с севера, спокойно может сделать это на любом из многих тысяч никем не охраняемых километров территории. И уж тем более не предполагали, что угроза для пограничника может исходить из глубины своей же территории.

20

На заставе ошибались, считая, что Олень-Оркан не знает об уходе гарнизона форта. Интересуясь песцовыми шкурками для капитана, боцман Максимыч, который вел с ним переговоры, предупредил.