Богатая и сильная - Вера Кауи

Взрыв иррациональных чувств лишил ее самообладания, сделал беззащитной. Дэв принудил ее заглянуть в глубь самой себя. Он сказал, что она не то, что о себе думает. Теперь она знала, что это так. Он разгадал ее тайну. Но как он узнал? Вот что ее пугало. Она всегда боялась потерять контроль не только над ситуацией, но и над собой. Теперь ей стало ясно почему. После того, что случилось прошлой ночью. Из-за него. Он сказал, что она может. И заставил ее это доказать.

Она потрясение молчала. Глаза ее были широко открыты.

— Что с тобой? — спросил он. — Тебе плохо?

Она покачала головой.

— Ты что, меня боишься?

Она кивнула. Лгать не имело смысла.

— Ты испугалась с самого начала… Я почувствовал это, как только наши глаза встретились. Так иногда бывает. На тебя слишком много всего навалилось. И слишком быстро. Вот почему ты принялась сопротивляться.

Она снова кивнула.

— Но это уже началось. Теперь слишком поздно.

Понимаешь?

Она не отвечала, только молча глядела на него.

— Прежде с тобой никогда такого не было, ведь так?

— Ты ведь знаешь, что нет, — с трудом проговорила она.

— И со мной.

Вскинув голову, Элизабет недоверчиво посмотрела на него. Он утвердительно кивнул.

— Чистая правда.

— Но…

— Что «но»?

Элизабет смущенно отвела глаза. Набрав в легкие побольше воздуха, она торопливо выпалила, чтобы покончить с этим раз и навсегда:

— Говорят, ты постоянно этим занимаешься.

— Чем?

— Ну этим… с женщинами, — пояснила она.

— Я люблю женщин. Они одна из величайших радостей жизни. И женщины меня любят. Так выходит еще лучше.

Она уставилась себе на руки, только б не глядеть в эти глаза, которые, как наркотик, вытягивали из нее всю правду.

— Но ты-то не слишком часто имела дело с мужчинами, верно?

— Да.

— Потому что боялась себя.

— И мне хотелось бы ее с тобой обсудить.

— Ах вот оно что, — только и смогла выдавить из себя она.

— Да. Помнишь, я сказал прошлой ночью, что ты совсем не то, что о себе думаешь? Так вот, я долго думал, какая ты на самом деле.

— Откуда тебе знать?

— О, я знал о тебе все задолго до того, как мы встретились. Дейвид забросал меня письмами. Ньевес поделилась своей версией. А оказавшись здесь, я только и слышал о тебе со всех сторон.

Она вспыхнула.

— Так ты намерен разобрать меня на части и устранить неполадки? — Она чувствовала, как в ней закипает гнев. Все, что угодно, лишь бы дать ему отпор.

— Готов попробовать.

— Какое великодушие!

Он улыбнулся, и она снова залилась румянцем и беспокойно задвигалась.

— Что ж, говори, если тебе есть что сказать.

— Конечно, есть. Так вот…

Он закинул ногу на ногу и обхватил руками колено.

— Это увлекательная история, — начал он. — Пока ты спала, я записал ее на бумаге.

— Неудивительно, — пробормотала она, опустив глаза. — Ведь ты писатель. Это твое ремесло.

— И я пишу о людях. А потом делаю из этих историй фильмы. Да ты их все видела, разве не так? Касс сказала, ты обожаешь кино…

Она не проронила ни слова.

— В этом конкретном сценарии речь идет об одной конкретной женщине.

— Естественно!

— В том-то и дело, что здесь нет ничего естественного. Умная, самостоятельная, независимая женщина.

Отец неизвестен. Воспитывалась в приюте. Ее сытно кормили, о ней заботились, она выросла сильной, здоровой, стала богатой, но отнюдь не мудрой. Особенно в том, что касается ее самой. Она думает, что безупречна, эдакая башня из слоновой кости — глядеть на нее сплошное удовольствие. Особенно для мужчин. Они и глядят, но не больше. Потому что башню окружает отрицательное силовое поле, и всякий, кто отважится к ней приблизиться, обращается в лед. Никто не знает, что там внутри. В башне ничего не происходит. Она просто стоит — как прекраснейший из повапленных гробов. Она так прекрасна, что всякий, увидев ее, восклицает: «Как она красива! Как совершенна! Как непоколебима! Как могущественна!» Но никто еще не сказал: «Как она мертва!»

Элизабет сидела неподвижно, опустив глаза, но она слушала. Жадно.

— И разумеется, никто не знал, что внутри прекрасной башни скрывается страшный склеп! До потолка набитый пленными чувствами — истерзанными, изувеченными. Они обречены томиться там в неволе, пока не обратятся в лед. Ведь они опасны. Они могут ранить.

А башня из слоновой кости для того и устроена, чтоб защитить свою владелицу от боли, мук и горя, что даны в удел человеческой плоти. Ибо давным-давно, так давно, что память об этом стерлась, хозяйка башни испытала боль. Такую жестокую, что была похоронена сама мысль о ней. А похоронив эту мысль, красавице пришлось похоронить и все то, что могло бы хотя бы косвенно о ней напомнить. Пришлось изгнать из своего сердца все чувства. Иными словами, выпотрошить себя, превратить в пустую оболочку. Она была совсем как живая. Она дышала, эта поразительно красивая женщина. При взгляде на нее у людей перехватывало дыхание. Ее прекрасное сильное тело горделиво двигалось.

Ее походка разила наповал. И она стала думать, что может переступить через любого. Но от всех этих мыслей вокруг башни только нарастал слой льда. И наконец прекрасная башня из слоновой кости стала ледяной.

Превратилась в великолепный белый сталагмит, необычайно гладкий, шелковистый на ощупь, но такой холодный, что всякий, кто дотрагивался до него, рисковал отморозить руку.

Но ей и дела не было до этих бедолаг. Поделом им, думала она. Ведь ей хотелось убить в себе все чувства: не тревожиться, не терзаться, не иметь желаний — вот что ее занимало. И еще вещи. Мертвые вещи. Картины, книги, мебель. А также изображение людей на экране, ведь там, как вам известно, все происходит не на самом деле и не может задеть. И музыку она любила. Музыка хотя и причиняла ей боль, но эта боль была сладкой… не в пример горькой острой боли, которую причиняют люди. Музыка волновала ее, но не мучила. Она воспринимала ее умом, а не сердцем.

Лицо Элизабет стало белым как мел, тени от ресниц казались царапинами на бледных щеках.

— Она ходила, говорила, дышала, но не жила. Она была мертва. В ней не было жизни. Она стала тем, чем и хотела стать из страха: ничем. Без чувств, без эмоций.

Она почему-то никогда не сомневалась в советах собственного разума. Он внушил ей, что чувства смертельно опасны, и все, что с ними связано, запрещено. Что чувства принесут ей горе. Что любовь равносильна смерти.

Привязанность к другому человеку чревата болью и страданием. Чувства опасны, им не следует доверять.

Вот она и не давала им воли.