Измерение 23 - долгий путь (СИ) - Альбертович Лев

— Засада… — Повторил он. Какой то офицер подпрыгнул. Питерс все смотрел в окно, окончательно забив на ситуацию. Хотя на самом деле он в душе плакал и стоял около стекла, чтобы его не увидели. — Засада! Свяжитесь со всеми капитанами, Даролок побери! Найдите мне Джона! Скажите всем, чтобы не приближались к самой крепости без указа, мы можем что-то придумать.

Солдат сел на сломанную дверь, в том самом месте, где Паша сломал ногу. Близится развязка сегодняшнего спектакля.

Сам Паша торчал в медпункте, пока его товарищи сражались, а его бывший "владыка", раненный искал помощи. Этот плакса Уил был у него почти под боком и жалуясь на свою тяжёлую жизнь. У него то тяжёлая жизнь? Паше то какое до этого дело!? У него своих проблем мало? Ну и что, что его дядька чуть не помер. Хайдов на свете что ли мало? Ему то что?

В какой-то момент голос Уильям перестал быть плаксивым. В одну секунду. Паша даже приподнял брови, когда посмотрел на будто изменившиеся лицо Уильяма. Казалось его глаза теперь стали более глубоко посаженными и выглядели они так, словно его неделями кололи вилам в задницу.

Уильям молчал. Паше это не нравилось. Когда этот сопляк плакал, было лучше.

— Как думаешь Паша, — спросил он совершенно спокойным голосом, каким обычно просят подать соль или перец. — Зачем мы есть.

Паша посмотрел в обе стороны, наверное искали любого другого пашу, которого Уил мог спросить. Но кроме полудохлого Хайда их комнатушку была пуста.

— Прости… — он сам удивился, что извиняется перед ним. Будто тот что то мог ему сделать. — А как мы пришли к этому вопросу?

Уил промолчал, рассматривая… Мусорку? Паше казалось, что именно этим он и занимается. А потом он не отрываясь от ведра повторил свой вопрос почти по слогам, будто говорил с умственно отсталым. Паше это не понравилось. Он хотел встать и даже на больной ноге поковылять в любое другое место, да хоть на улицу, только чтобы не сидеть тут с ним. Что то неприятное витало в воздухе.

Паша не верил ни в какую паранормальную и не естественную фигню, однако атмосферу, что он тут чувствовал, он мог описать лишь словом гиблая. Такая же царит на кладбище ночью или на болоте посередине дремучего леса. Страх внутри тебя начинает ворочаться, ложиться с одного края на другой, вертит подушку. В общем просыпается. И это неприятное ощущение сейчас он и чувствовал.

— Ч-чтобы… — думая на ходу ответил Паша.

Паша был один из тех котов, что конкретной цели в жизни не имел. У него не было не мании, не целей, не каких-то чрезмерных востребованностей в деньгах, славе или власти. Нет, он был бы не против их получить, но был слишком ленив или туп, чтобы когда добраться честными и не честными путями до них. Хотя если бы когда нибудь добрался, то его грехи поглотили бы его как зыбучие пески. Он жил, потому что родился. Большую часть жизни он скорее всего бы пропил и проработал, если не война. Опять же он не был против армии, но сам воевать вообще не горел желанием. Так зачем?

Уильям ждал пока мозговой процессор Паши отработает простой вопрос. Сейчас он напоминал зависший компьютер (хоть до из изобретения оставалось ещё очень много времени). А потом Паша кажется додумался, что ответить.

— Чтобы… Да просто чтобы мог радоваться. — он не знал как правильно сформулировать ответ и это слово ему показалось наиболее уместным.

Паша не любил работать и трудолюбием он не славился, но понимал, что придется. Используя известную фразу "любишь кататься люби и саночки возить", Паша хотел просто кататься на саночках всю свою жизнь, не знаю как тяжело тащить его тушу.

Теперь Уильям отвернулся от него и смотрел себе на лапы. Он сидел не подвижно, думая. У Паши появилась идея ударить его чем нибудь тяжёлым по голове, в надежде, что то неприятное гиблое излучение, которое Уильям выделял исчезнет. Но к сожалению ничего подходящего он вокруг себя не нашёл.

— А зачем существовал твой отец? — его голос как гром сквозь ясного неба. А Паша то считал малоприятным его брата. Этого вечно хмурого урода в своей кепке, что курил вонючие сигареты.

Отец Паши был строителем, а во все остальное свободное время своего существования он был, нет не супругом и отцом, а алкашом. В принципе повзрослев Паша понял, что это чудесный способ времяпрепровождения если вокруг тебя тоже пьяны, а если нет, то их проблема. Иной раз Паша задавался вопросом, а не станет ли он таким же забулдыгой когда станет как его отец и эта мысль ему не нравилась, но он боялся, что так оно и будет.

— Чтобы напиваться в стельку. — Паша ответил на этот вопрос быстрее, чем на первый. — Ему это нравится…

— Ему от этого весело? — уточнил Уильям. Паша не хотел, чтобы он смотрел ему в глаза. Когда он смотрел на мусорку, было лучше. Он хотел выколоть глаза ему или себе. Что за богомерзкое ощущение он испытывал.

— Святой Саид, ты меня заколебешь своими вопросами. Если я скажу ты отстанешь от меня и дашь отдохнуть? Я ведь ветеран уже, ранение на лицо. — он говорил так же как обычно, однако голос был не очень уверенным. Паша чувствовал, что его кажется морально давят.

— Вполне.

— Да! Даролок побери, да, ему нравится бухать больше всего на этом гребанном свете. — огрызнулся он. — А теперь уйди отсюда. Глаза мне мозолишь. Оставь в покое.

Уильям посмотрел на Пашу. Эти глаза Пашу теперь пугали всерьёз, как рентген он кажется осмотрели каждую клеточку его тела. Он хотел проверить врёт ли он или что? Это его способность что ли?

Паша начал даже потеть от волнения. Он чувствовал себя как отличник, который не знает своего урока. Жалоба учителя для него ровняется рубцу на сердце. А потом, хвала всей королевской семье, эти проклятые глаза повернулись на Ника Хайда, что лежал в отключке. Врачи вроде сказали, что у него чуть не случился то ли инсульт, то ли инфаркт. Он не слушал.

С глазами ушла половина тяжести. Паша выдохнул, атмосфера стала легче.

Уильям вышел из палаты. Паша от скачка напряжения чуть не растаял на кровати и только сейчас заметил, как у него чешется его паскудная нога.

Уильям пошёл по коридору. Солдаты, что пробегали туда сюда, то и дело оглядывались на него. На вид в нем не было ничего особенного. Но все нутром ощущали какой-то ужас, исходивший от него.

Уильям прошёл мимо тех центра. Местные инженеры ковырялись с бронетранспортером, в надежде, что он каким то чудом заведется и поедет. Но пока их попытки были бессмысленны.

Зато пулеметчики и артиллеристы стихли, по этому в коридоре кроме стука ботинок о металл было очень тихо.

Затем Уил прошел через маленький тюремный отсек. В двух камерах сидели псы которые были в центре разговора и отдельной "одиночкой" сидел Шульце, связанный по рукам и ногам.

Псы мгновенно заткнулись, когда Уильям прошёл мимо них. Такая же реакция у них бы была, разве что если рядом взорвалась бомба и по ним разлетелись остатки убитых. Полное молчание и ужас.

Шульце, активно мычавший проклятья поучаствовал это сильнее них. Что то неладное, что то малоприятное прошло. Мальчишка Хайд? Нет, не он, это точно. Это были ощущения. Это кто-то другой. Но вроде разведка говорила, что обладателей крови двое, а старший из них в лучшем случае сейчас на грани смерти. Так они ошиблись или что? Что это Даролок побери?!

Чтобы это не было, оно ушло.

Двое котов тащили какую то тяжёлую запчасть. Собой он закрыли весь проход. Они ожидали, что Уильям отойдёт вбок, однако тот до последнего шёл на них.

— Эй! Не видишь? Мы тут важную штуку тащим! — нахамил солдатик. Уильям повернулся к нему и у кошака сразу заплелся язык и тот ничего не смог добавить.

— Котяра, в чем твоя проблема? — спросил второй. Уильям обернулся в его сторону и случилось все то же самое.

Оба расслабили руку и уронили деталь. Та громко ударилась о пол. Не долго думая, один из них взявшись за бок детали и оттащил ее в сторону, давая Уильяму проход. Оба солдата прижались к стене, словно их что то прямо вдавливало в нее.