Сизиф - Алексей Ковалев

Также и в «Сизифе» текст густо насыщен традиционными мифологическими сюжетами, неизбежная противоречивость которых примиряется в софистическом духе, иногда на манер Горгия или Еврипида: эти двое, Горгий в парадоксе и Еврипид в драме, пытались оправдать легкомыслие Елены, а в «Сизифе» задача труднее — представить детоубийство Медеи неким вариантом трогательной истории награжденных ранней смертью Клеобиса и Биттона (о них рассказывать не стану, оба есть во всех словарях), хотя в конце концов у царицы Коринфа остается слишком много общего с самой знаменитой из Медей, Медеей Еврипида, потому что все равно она убила — не детей, так родного брата. Софистическое примирение разноречивых версий мифа само по себе создает увлекательные сюжетные повороты, даже более увлекательные, чем оправдание Медеи, но это, как сказано, не мешает автору время от времени отвлекаться — иногда очень надолго — на рассуждения, например, о богах вообще и об иерархии богов в частности. А почему бы и нет? Вот ведь Платон в знаменитом Седьмом письме рассказывает «друзьям и родичам Диона» о своих отношениях с двумя сицилийскими тиранами, но это не мешает ему надолго отвлечься, чтобы объяснить про Единое и про Благо — и это важно, потому что лежит в основе всех событий, включая и политические интриги. Порой автор «Сизифа» отвлекается и на варварские предания — о том, например, как халдей Авраам готов был принести в жертву родного сына, и тут трудно удержаться от слова «элегантно»: действительно, к скольким бы Сизиф ни принадлежал поколениям, до Троянской войны он не дожил и никак не мог знать о жертвоприношении в Авлиде, а история такого жертвоприношения по ходу рассказа была нужна, и вот единственной подходящей оказалась история об Аврааме — элегантный прием, хотя не знаю, насколько осознанный. Вообще при чтении романа часто кажется, будто автор погружен в миф настолько глубоко, что на многое смотрит словно бы изнутри мифа, и это, наверно, иногда усложняет текст, но несомненно всегда его обогащает.

Современный роман не следует жестким жанровым нормам: романом разрешается называть любой прозаический текст солидного объема, а внутри может содержаться хоть детектив, хоть автобиография, хоть запись своих и чужих сновидений. Хоть миф. В этом смысле тот факт, что «Сизиф» очевидным образом является романом, вовсе не мешает ему быть также и мифом о Сизифе. А так как другого мифа о Сизифе попросту нет, этот мог бы, пожалуй, занять пустующее место — вот только для вхождения мифа в культурный обиход должны забыться и книга, и ее автор, и самая мысль, что кто-то когда-то все это сочинил, а кто-то прочитал, а потому не нам судить, ждет ли «Сизифа» столь славное забвение.