Невеста. Шлюха - София Блейк

Сабрина не удивилась, и когда Женя появился в клубе через неделю — на этот раз один. Я вообще его даже не узнала сразу, настолько интеллигентно он выглядел в двубортном костюме с образцово повязанным галстуком. Клиенты нередко возвращались к девушкам, которые им нравились, а я знала, что моя подруга мастерски ублажает мужчин в постели. Потом он стал появляться еще и еще, и я вскоре узнала, что они встречаются во внерабочее время. То есть, для нас нерабочее, потому что Сабрина стала ездить и в Чехов на свои выходные, а Женя все реже появлялся в семье, ссылаясь на загруженность работой. Похожих историй не перечесть, и не у всех бывает такой финал, но к осени Сабрина полностью созрела для того, чтобы расстаться с карьерой шлюхи-стриптизерши, и я была первая, кто от всей души пожелал ей счастья.

В этом же октябре Маша-Мадлен перебралась ко мне, и мы стали жить с ней вдвоем, а Сабрина, нет, уже добропорядочная гражданка Татьяна Мальцева, часто наведывалась к нам, и даже пару раз оставалась ночевать, когда Женя уезжал в командировки.

Примеряя на себя ее судьбу, я не завидовала Сабрине, но сама старалась все–таки приглядываться к своим поклонникам — не ровен час, среди них мог найтись тоже достойный человек. Самым близким к тому, чтобы я пересмотрела свои взгляды, был Тимур Ахарцахов, личность загадочная настолько, что я, наверное, могла бы в него влюбиться.

Крупный, одетый с иголочки, пятидесятилетний восточный мужчина с глубокими залысинами и огромным горбатым носом, который был похож на птичий клюв — я заподозрила в нем кавказца, перса или араба, но он оказался ассирийцем. Это заинтриговало меня — раньше я не сталкивалась с потомками этого некогда великого народа, чьи колесницы потрясали древнее египетское царство, наводя ужас на фараонов и жрецов. Поначалу я и дотрагивалась до него с опаской, как прикасался бы человек к мумии — ну как, скажите мне, воспринимать наследника столь древней нации, полузабытого всеми народа, чьи современники давно уже стали памятью на желтых папирусных листах и глиняных табличках. Хотя живут ведь среди нас армяне, евреи, китайцы, — но эти народы имеют современную историю, а об ассирийцах вы можете прочитать только в исторических книгах. Каково это — чувствовать себя осколком чего–то невообразимо древнего?

Ахарцахов чувствовал себя прекрасно — от него буквально исходила уверенность и сила, причем не та бычья мощь и наглость, которые нередки среди наших авторитетов, а именно древняя аура власти, которая подчиняла все вокруг. Впрочем, Маша говорила, что я романтизирую надутого восточного дядьку, и ничего в нем необычного нет. Как же, поверила я, видя, как обаяние и женская прелесть менады раз за разом разбиваются о спокойную невозмутимость Тимура Ахарцахова. Ясен пень — она сама, соблазнительница Мадлен, хотела завоевать и приручить ассирийца, но видать в генах его струилась кровь чернобородых героев, которые навидались разных нимф и менад, и прекрасно знали им цену.

Что же нашел Ахарцахов во мне, вроде бы самой обычной провинциальной девчонке, миниатюрной и не самой красивой? На этот вопрос я не знаю ответа до сих пор, но могу догадываться, что этому прирожденному владыке недоставало кого–нибудь, достойного, чтобы взять его под защиту. Это не отвечает на вопрос: «Почему именно я?», но хотя бы объясняет его мотивы. Ведь я уже много раз видела, что слабых и безвольных мужиков притягивают большие и крепкие женщины, которые ведут себя с ними как матери. Настоящих же мужчин способна взволновать маленькая беззащитная девушка-ребенок. Многие женщины пользуются этим, изображая слабость, чтобы привязать сильного самца, но я ничего не изображала, а Тимур был достаточно умен, чтобы оценить мою искренность. Или это я сама себя убеждаю?

Но, так или иначе, Ахарцахов занял главное место в моей жизни вне работы, и я стала встречаться с ним все чаще. Впервые после Егора я позволила себе проявить женскую слабость (не считать же Бориса Аркадьевича и других клиентов из секретного списка, которые платили мне, как девушке по вызову), и сразу привязалась к таинственному ассирийцу. С ним я была ласковой и покорной, не перечила и не огрызалась, так что сама, кажется, начала задумываться: где же я настоящая? Не скажу, чтобы я утратила способность рассуждать, общаясь с ним, или вдруг перестала быть личностью — нет, просто с Тимуром мне приятно было быть именно такой, и я в угоду ему научилась находить радость в подчинении. Если вы не понимаете меня, то вы или мужчина, или рядом с вами никогда не было такого человека, как Ахарцахов.

В его присутствии все делались как бы немножко ниже — таким даром обладал он, а я видела его в обществе высоких милицейских чинов, банкиров и политиков, — словом, вращался он в довольно солидных кругах. Не подумайте, что он всюду брал меня с собой и представлял как любовницу. Просто мы шли в театр, на концерт или на презентацию — и я поневоле наблюдала, как Тимур встречает разных знакомых и как ведет себя с ними. Благодаря ему я узнала, наверное, больше, чем от любого из своих прежних мужчин, и он походя делился со мной крупицами своей мудрости, за что я ему по сей день благодарна.

Я не хочу создать у вас впечатление, будто до встречи с ним была совсем уж темной провинциалкой, но ведь часто прочитанное в книгах потому и кажется нам великим и прекрасным, что совпадает с нашими мыслями, которые раньше мы просто не могли правильно выразить. Ахарцахов своей речью нередко формулировал принципы, которые я потом старалась применять для себя. Он, скажем, любил изобразить перед интеллектуалом недалекого восточного сладострастника, изъясняясь с кавказским акцентом, а какому–нибудь банкиру вдруг на чистейшем русском говорил:

— Вам бы пересмотреть ставку рефинансирования, любезный Афанасий Иванович, иначе вряд ли Центробанк продлит лицензию на следующий год.

— Но мы работали по этим ставкам, и все было в порядке, — огорчался Афанасий Иванович.

— Ужесточается контроль со стороны МВФ, — говорил Тимур, — и эти меры ударят по вам. Если вы хотите и дальше быть в игре, пора менять инвестиционную политику, вкладывать хотя бы в развитие ТЭК, а не банкротить якобы убыточные структуры, а потом перепродавать их западным инвесторам, как вы поступили с N-ским комбинатом.

Я удивлялась таким преображениям и не раз говорила об этом Ахарцахову.

— Соня, девочка, — улыбался он, — никогда нельзя оставаться одним и тем же, иначе все привыкнут к тебе и перестанут обращать внимание. Ты должен быть загадочным, непредсказуемым, и люди тогда будут уважать и остерегаться тебя, а ты сохранишь влияние.

Должность Ахарцахова состояла в том, что он входил в совет директоров и одновременно был акционером огромного холдинга, который объединял заводы, банки, электростанции и даже какие–то рудники. По своим обязанностям он отвечал за внешнеэкономическую деятельность этого монстра, и ему часто приходилось выезжать за границу. Намного чаще, чем мне бы хотелось. Однажды он позвал меня с собой в Испанию, но я со своим меченым паспортом вообразила, какой позор ждет меня и моего спутника в Мадридском аэропорту, и довольно решительно отказала ему. Больше таких поездок Тимур не предлагал.