Всё к лучшему - Ступников Юрьевич

Но чем выше строился замок, тем меньше и грустнее становилась в нем Она. И старше. Для нее уже хотелось не покупать что-то новое, доказывая себя, а откупаться. Или смириться в привычке. Как у других. А чего дергаться? В природе все изначально одинаково. Только у человека придумок больше и игры разнообразней.

А вокруг уже подрастает новая трава. Еще зеленая, не пожухлая от ожиданий, а посочнее…

Он вздохнул и надавил на звонок. В портфеле одиноко булькнула бутылка купленной для знакомства водки.

Другой не очень понял, что это был за странный разговор по телефону. Мужской голос, приятный и уверенный, но незнакомый, попросил о встрече и почему-то именно в спокойной обстановке. Так и сказал:

– Мне кажется, нам есть о чем поговорить в спокойной обстановке. – И добавил утвердительно: – Может, дома?

И это его несколько встревожило. И заинтересовало. Дела шли ровно, лекции, которые он читал в институте, катились по накатанной дороге, романов со студентками он уже не заводил.

Хватило однажды. Выпускница, с которой он втихаря встречался полгода, вдруг заявила, что беременна. Хотя и сказала в первую их ночь, что сама проследит за этим. Обманула. Или перепила.

Он и сам был не дурак выпить и столько же наливал подругам, тоже вроде не дурам. Но кто знает, что у них на уме, протрезвевших? Хуже пьяной женщины может быть только трезвая. Тогда Другой испугался. У него и так были выплаты за своего ребенка, растущего уже в параллельном мире. Даже и не выплаты, но все равно расходы. И он только-только вошел с спокойную стабильную жизнь, тоскливую, правда, и временами нудную, как вдруг свалилась эта прошмандовка.

– Я беременна. Что будем делать?

В тот момент у нее было растопыренное, словно ноги, лицо. Тоже о покое задумалась. И о квартире при муже и его должности. Это у них называется защищенностью. Все дамы хотят в дамки. На раз. Но каждый день, и особенно утро, встречать с ней – это было слишком. Да и мать выступила бы против. Им и вдвоем неплохо. Без сюрпризов.

Молодость – это готовность к переменам. А сюрпризы – ее состояние. По незнанию. На то и молодость.

Другой давно уже понял, что хочет на трезвую, к обеду, голову. Ни-че-го. Весь пар уходил в свистки застольных разговоров. Пошипели – и домой. Без перемен ему было хорошо. Спокойно.

Иногда он вытаскивал шашки и играл сам с собой. На деньги. Для интереса. Ему было приятно выигрывать, но и проиграть – не обидно. В любом случае, остаешься при своих.

Вечерами Другой частенько задерживался в институте, где студенты занимались дополнительными практическими занятиями. И ему это нравилось. Можно показать свою состоятельность, не напрягаясь, как раньше. Должность, пусть и не высокая, но все-таки, стала главным завоеванием, на которое студенты смотрели, внимая. Поэтому жена уже была не нужна.

Но о чем все-таки этот голос, вроде не агрессивный, хочет поговорить? Скорее всего, какие-то идеи или проекты. Сегодня все стали идейными, особенно, когда нет денег. А надо.

Он ожидал увидеть если не красавца, то хотя бы привлекательного дядьку. Дверь открыл доброжелательный, но совершенно неприглядный мужичок, слишком худощавый для своего возраста и довольно потрепанный.

«Как и квартира», – подумал Он машинально, оглядывая прихожую, заставленную старой мебелью и наваленными вещами, темными и экономными, как коридорная лампочка.

– Проходите сразу ко мне, – пригласил Другой. – У нас две комнаты. В одной мама, а в этой обитаю я.

Книжный стеллаж от пола до потолка – наследие прежнего режима, когда все читали, потому что нельзя было говорить. Допотопный, но надежный, как смирившаяся жена, сервант. Рабочий стол с компьютером и вопросительной настольной лампой. Типа, «ну и что?». Пара скупых, по возможностям, стульев. Половину комнаты занимала мощная кровать тридцатилетней давности под абажурным торшером.

«Для интимной обстановки, – отметил Он, прокашливаясь. – А кровать, видать, та самая».

– Могу предложить только чай, – Другой сел на табуретку и подставил стул гостю, прямо у волнистой спинки своего былого танкодрома, аккуратно застеленного покрывалом с линялыми, как член ветеринара, видами Востока. – Кофе я уже не пью.

– Может, лучше водочки? – Он распахнул портфель, вытащил бутылку и посмотрел через нее на Другого. Все поплыло.

– Нельзя. Уже нельзя. «Зашился». Врачи сказали: одна рюмка, и может быть смертельный приступ.

Другой полез в сервант:

– Но если вы хотите, то можете и без меня. Считайте, что за компанию.

«Вот сюда ее привозили, на эту самую площадку, – Он задохнулся. – Вытаскивали водку, включали торшер и мягко укладывали: мол, поздно уже домой возвращаться. Пора и отдохнуть».

– Так о чем вы хотели поговорить? – подставил рюмку Другой. Его смутил громадный глаз, мигающий через бутылочное стекло. Безволосый и похожий на масонский. Еще лет десять назад повеселился бы. Но с возрастом он ударился в мистику. Головой. И постоянно выискивал какие-то знаки. Они оказались полезными: снимали ответственность и одновременно обкуривали мысли иллюзией полета. Словно просматриваешь со стороны свой день и поступки. И живешь уже не сам, а за кого-то. Зато избранного. В собачьей стойке на самого себя. Осознанно на каждый звук.

Так ведут себя первое время пришедшие из армии или тюрьмы. Считывая все окружающее: и движение, и людей, и шорохи. Там привыкают – иначе, расслабленный, не выживешь. Другой этого не знал. Но игра в осознанность давала разнообразие и значимость. Весь мир крутится вокруг тебя, а судьба подбрасывается намеками. Только цепляй их, играя с собой, и все становится понятно. И предрешено. И многопланово. До нового знака.

Думать просто о жизни, своей или соседской, было уже невыносимо. Иногда, когда еще разрешалось пить, отдыхая от очередной гостьи, но не зная, чем себя занять, он запрокидывал голову и молча выл в потолок. Протяжно и хрипло. Тоже молитва. До новой рюмки. Но это не помогало и, наконец, закончилось серьезной язвой. С ней, на вечно свежую голову, жить стало совсем невозможно. Ни куража, ни женщин. Пустота. А тут еще непонятный гость, со своим глазом вместо лица, что-то мямлит.

– Да, собственно… Просто жена мне много рассказывала о вас, о том, как вы дружили когда-то. Вы помните такую? – Он назвал ее и почувствовал себя мячом, из которого выпустили воздух. Перед ударом. – Вот я и решил при случае сам познакомиться. Со временем, понимаете, старые друзья, даже не твои, а близких, становятся не чужими. Начинаешь ценить и тех, кто рядом, и тех, с кем жизнь когда-то сводила.

Другой сначала растерялся. Все-таки сюрприз, и не очень приятный. Мало ли кого мы таскали в молодости со случайных вечеринок? Алкоголь и запахи юности – смесь безбашенная. Что бы там ни придумывали, а почти до темени в глазах каждый здоровый парень идет только за своим членом. Как слепой за поводырем. Все остальное – дымовая завеса. Для перебежек и переодеваний в отстиранное. А если идет не всегда, то мечется или тоскует, работая с утра до ночи и самоутверждаясь хоть в этом. Трется о политику и прочие бизнес-игры для неудовлетворенных, чтобы в один день все равно плохо кончить. Безвозвратно. В кабинете, авто или на девочке по вызову. Протянув ноги. Душой кверху. Он, вообще, что, разбираться сюда пришел?

– Была такая замечательная девушка. Дружили по работе. Прислали практиканткой, а я взял шефство.

Другой не мог усидеть на месте и, вскочив, полез в сервант.

– Вот здесь какая-то фотография ее сохранилась. Он начал рыть в стопке старых снимков, словно выигрывая время, но говорил не переставая. И о том, какая тогда была работа, и как интересно они сидели вечерами, задержавшись. И о ней, совсем девчонке, смотрящей на него, лет на семь постарше, как на начальника, снизу вверх. Но фигура у нее была точеная. И ножки тоже. Это он вспомнил сразу. Но не сказал.

Другой, высунув язык, смочил губы. Во рту было сухо. Как и в трусах.

«Старею… Чего ему надо?».

– Она до сих пор помнит ваши руки. Говорит, волшебное подарили время.

Он никак не мог понять, зачем ему это? В чем убедиться? В том, что мотался неделями по командировкам, стараясь. А руководство оценило бы и заметило. Хотел показать ей, что он не просто специалист, но и перспективный. У него все получится. И с ним ей будет надежно. А может, крутился, чтобы зарабатывать на их встречи и не чувствовать себя ущербным или не выглядеть бедным? Ключевое слово – выглядеть.

Он и стал, довольно быстро, серьезным бизнесменом, подняв дело почти с нуля. Точнее, отмыв деньги, свалившиеся на тех, кто был при кормушке, когда вдруг, с испуга, распустили целую державу на все четыре стороны. Поделив ее, лежащую, между ханами и их вновь обретенной челядью.

Но Он рассчитывался аккуратно, лишнего не рвал. Его не трогали, не убили и не принудили к бегству. Чтобы по-настоящему подняться, надо знать, под кого ложиться. Молча. Иначе назовут шлюхой и выбросят, помяв. Раз не заценил. Где такие сейчас? А Он всегда старался выглядеть солидным и преуспевающим. В соответствии с нужным статусом. Иначе бы не поняли и не приняли там, куда ему хотелось попасть. Встречают-то по одежке, а провожают – по банковским счетам. Главное – переходить улицу в положенном, по ранжиру, месте. Не перебегать.