Лисы и Волки - Лиза Белоусова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сердце упало в пятки.
– П-простите, пожалуйста! – жалобно проблеяла я.
– Хватит ржать, – простонал мужчина, пихнув юношу, – какое впечатление ты производишь!
– А сами-то, – выдавил парень, но смеяться перестал.
– Какого дьявола вы тут? – холодно произнес Изенгрин, выходя вперед. Солейль за шиворот оттащил меня назад, прошептав: «Не возникай». Я покорно встала с ним рядом; нетрудно догадаться, что с этими незнакомцами отношения у волка напряженные – его глаза сверкали сталью.
– Нас пригласила Марина, – пояснил мужчина. – У стадиона небольшие задержки с реставрацией зала. Должны были закончить через неделю, как раз к соревнованиям, но не укладываются в сроки, а в нашей школе все застопорилось и не продвигается с месяц как. Вот и пришли осмотреться, так сказать, продумать расстановку сил…
– Ладно. А этого, – Изенгрин презрительно кивнул на парня, самозабвенно вертящего сережку в ухе, – вы зачем притащили? Мы договаривались, ноги его здесь не будет без уважительной причины.
– А осмотр помещения – не стоящий предлог? – фыркнул младший. – Поражаешь меня, просто поражаешь. Чем я тебе так насолил?
– Рождением на свет.
– Как прямолинейно.
– Завались, Антон. Бесишь.
– Дядя, он загоняет меня в пучину депрессии, – пожаловался, как я поняла, Антон. Мужчина похлопал его по плечу:
– Смирись, мой друг, смирись.
Изенгрин фыркнул, скривившись, и указал большим пальцем себе за спину:
– Пришли смотреть – смотрите. Быстро, тихо и без выкрутасов, а потом ступайте прочь до самых соревнований.
– Как прикажешь, босс, – хихикнул Антон, выуживая из кармана джинсов йо-йо со жвачкой, и прогулочным шагом направился вдоль белой линии возле скамеек. Мужчина – его дядя? – прокомментировав ситуацию себе под нос, последовал в противоположную сторону.
– А Марина где? – спросил он.
– На педсовете, – ответил Изенгрин, не выпуская его из поля зрения.
– Жаль. Поболтать бы.
– Она потому и ушла, чтобы вас не видеть.
– Что есть, то есть.
Я удивленно вскинула брови, повернувшись к Солейлю. Изенгрин на данный момент забыл обо всем, кроме странных людей, обнюхивающих чуть ли не каждый угол, и спрашивать было не у кого.
– Этот джентльмен и Марина – дальние родственники, – пояснил он, верно истолковав мой жест. – Она внучка его двоюродного брата, хрен знает, как это называется, честно. Марина рассказывала, они с самого детства не ладили, потому что он над ней издевался. А потом вышло так, что она устроилась сюда, а соревнования между их школой и нашей – традиция. С тех пор, как она здесь, мы и считаемся заклятыми соперниками. Но нам еще ни разу не удалось победить. Вообще, наблюдать за ними довольно забавно; Марина, завидев его, чуть ли не огнем пышет.
– Как мы с тобой?
– Точно, да, именно так.
Антон наматывал круги, играя с йо-йо и бряцая металлическими бляшками на одежде. Солейль потихоньку закипал, и я его полностью поддерживала.
– Чувствую, как ты сверлишь во мне дыру взглядом, – ухмыльнулся вдруг шатен, резко поворачиваясь к Солейлю. – Нравлюсь?
Тот опешил:
– Что?
– Нравлюсь. Если что, я живу в седьмом районе в единственной многоэтажке, подходи к консьержке, она объяснит, куда подниматься.
У белобрысого дернулось веко, а я судорожно уткнулась носом в ладонь, дабы заглушить рвущийся наружу смех.
– Стерва! – зашипел Солейль, дергая меня за хвост. – Я ей тут приемы свои сокровенные показываю, учу ее!.. Заткнись и продолжай!
Спорить я не стала. Мяч покорно скользнул за спиной из руки в руку. Воздушно, быстро. Не точь-в-точь как у Солейля, но близко к тому.
Блондин удовлетворенно хмыкнул, выставив Антону средний палец:
– Окстись, голубчик, смотри, какая у меня ученица талантливая. Никто, кроме нее, не нужен.
– Я тебе эти слова припомню еще, – пообещала я. Чтобы Солейль выдал такое!
– Талант еще нужно доказать. Посмотрим, насколько вы выросли за прошедший год.
Антон лыбился угрожающе, мрачно; йо-йо жужжало, как реактивный двигатель; я заметила, что боковые зубы у него подпилены. Как знак того, что на соревнованиях он выкачает из нас всю кровь, но займет первое место.
Я подкинула мяч вверх и поймала его на кончики пальцев.
Тут уж поневоле поставишь себе цель спустить его с небес на землю.
* * *
Масленица пришла неожиданно. Я бы даже сказала, незаметно подкралась со спины и прыгнула на шею, застлав взор золотыми волосами, пахнущими блинами, медом и солнцем. Я не вспоминала о ней до последнего, хоть и не забывала приглашение Изенгрина.
Правда, готовиться было не к чему. По крайней мере, гостям, которые должны просто прийти на озеро, захватив с собой кошелек. Волновались и собирались лишь те, кто принимал непосредственное участие в создании весенней, воскрешающей атмосферы Древней Руси – танцоры, продавцы, кураторы аттракционов, воспитатели, клоуны-скоморохи и прочие, и прочие. Ярмарку давно поставили, но товарами не набили, и последние несколько дней грузчики сновали туда-сюда, а руководители зычно указывали, что и куда. Проезжая на автобусе домой – на улице было слишком слякотно, чтобы ходить пешком, – я видела и то, как бабульки с кульками семенят по дорожкам и «забивают» себе места рядом с палатками. Некоторые ставили таблички с банальными надписями вроде «занято», «места нет!» или собственными именами.
От ярко-желтых и ядовито-синих палаток рябило в глазах даже издали, и, честно говоря, было тяжело представить, как выдержать среди них хотя бы полчаса, особенно учитывая, что там будет шумная толпа.
С утра я проснулась с лютой головной болью, словно череп раскрошили ритуальным камнем. Скелет ломило, перед глазами плясали пятна. Застонав, я приподнялась на локте, второй рукой сжав волосы на затылке, будто это могло мне помочь.
Ночью не снилось снов, не являлась и Варвара. Погоду вечером по телевизору обещали солнечную, безветренную. Так почему настолько сильно раскалывается голова?
В кладовке тускло горела единственная лампочка. Щурясь, я огляделась. На матраце моя тушка покоилась в одиночестве.
Странно. Обычно Пак остается до последнего.
Вздохнув, я соскользнула с новой постели, небрежно застеленной старой курткой, и заковыляла к выходу. Я уже почти дотронулась до ручки, когда дверь, ведущая в квартиру Пака, громко хлопнула.
– О, ты проснулась, – защебетал лис. – Кошмары не навещали, пока меня не было?
– Нет. Куда ты пропал?
– Костюм гладил. Я танцую же, в мятом неприлично как-то.
Пак был одним из согласившихся танцевать на празднике. Точнее, он просто проявил инициативу. За две недели до Масленицы школьников созвали в актовый зал – они забили его до основания, некоторым пришлось даже залезть на подоконник. На сцену взошла неугомонная учительница обществознания, она же замдиректора, и
