Месть прошлого (СИ) - Гичко Екатерина

Тот неспешно выпростал на свободу хвост, отставил в стороны длинные и невероятно тонкие передние лапы, выпрямил поджарое тело и встал. Огромный, длинный, с кажущимся бесконечным хвостом, чьи пряди колебались, будто клочья тумана; с узкой мордой, из пасти которой торчали острые иглоподобные зубы; и с настолько большими треугольными ушами, что они свисали и закрывали крутой лоб. На Дешия с величественным спокойствием уставились глаза, в которых звёздчатыми прожилками расходились два цвета – красный и голубой. Зверь не зарычал. Серые губы пасти раздвинулись, ещё сильнее обнажая длинные зубы, и возникло пугающее ощущение, будто монстр улыбается.

– Моё самое прекрасное и самое неудачное творение, – с сожалением прошептал Деший.

Даже Агорий, относящийся к этим половинчатым тварям скорее с презрением, чем с ненавистью, был склонен согласиться с господином. При взгляде на это «творение» его посещало чувство, что перед ним высшее создание.

Агорий встретил господина более двух веков назад. Наёмник, убийца – вот что он представлял из себя в те годы. Но господин Деший объяснил ему, почему он, Агорий, стал таким и почему он достоин прощения и сожалений, но никак не жалости: мир сам создаёт своих монстров. Он создаёт их своей несправедливостью, безразличием и жестокостью. У него, Агория, не было иного выхода, чтобы выжить. Этот мир устроен так неправильно, что души, рождённые чистыми, вынуждены опускаться на дно, чтобы жить хоть как-то. Мир нуждается в изменении.

Агорий до сих пор помнил в мельчайших подробностях тот первый разговор с господином. На тот момент ему казалось, что он никогда не задумывался о своей судьбе и просто живёт как получится. Без раздумий и сожалений. Но нет, ему лишь казалось, что он не думал и не сожалел. Никогда до и никогда после ни одна из самых пронзительных храмовых проповедей не оказывала на него такого воздействия. И он стал одним из преданнейших последователей господина, вознамерившегося исправить несправедливое устройство мира, пусть ему и придётся ради этого взять на себя многие грехи.

«Возможно, глядя на то, как прекрасно изменился мир, боги будут милостивы ко мне и накажут меня не столь сурово, как следовало бы».

И Агорий был готов взять на себя часть этой ноши.

Он знал каждую из задумок господина, был посвящён в каждую из неудач и в эту, самую болезненную из многих, тоже.

Господин собрал вокруг себя тех, кто с пламенным рвением разделял его мысли, и среди них было много оборотней, из кого мир, как и из Агория, сделал «монстров». Не секрет, что оборотни чаще других страдают от «половинной» смерти, когда зверь, не выдерживая деяний своей разумной половины, уходит. Умирает. И образовывается пустота. Сосущая. Тоскливая. Медленно убивающая. Эта пустота калечит.

Господину было больно смотреть на эти мучения, тем более он понимал их. И он решил создать нового зверя. Более сильного, ловкого, разумного, чем все ныне живущие. К тому же после ритуала, в котором силы магов собирались и накапливались для будущего, решающего дела, оставалось много тел. Господин терзался виной за эти смерти, взваливая на свою душу ещё больший гнёт терзаний. И хоть Агорию не нравились сами звери, он принимал их существование как возможность избавления господина от мук совести.

Господин брал уже имеющееся физическое тело, изменял его и призывал тёмного духа. Агорий с удивлением узнал, что в мире духов, так же, как и в их мире, вся жизнь разделяется на созданий разумных и созданий, обладающих звериным сознанием. Господин призывал, приманивал звериных духов, связывал их с ещё не отлетевшей душой, и тёмный дух становился привязанным к телу, которым ранее владела душа. Конечно, требовалось время, чтобы строптивый дух смирился, принял свой новый облик. После этого покалеченные оборотни могли приходить к нему и просто сидеть рядом с клеткой, пока тварь не примет их.

Но в начале, ещё до встречи Агория с господином, было иначе. Господин на свою беду призывал разумных духов, посчитав, что душа и дух должны быть равны между собой.

Ни одна из созданных тварей не пришла к смирению. Хитрые и жестокие, они притворялись присмиревшими, позволяли проводить ритуал Единения, а потом рвали тела оборотней изнутри и бросались на беззащитных перед ними жителей города. Сильные и действительно могучие, с ними было сложно справиться, и если бы не господин Деший, то погибших от когтей монстров могло быть больше.

От тех первых тварей остался только один зверь. Господин Деший всё не оставлял надежду, что кто-то сможет укротить и этот дикий нрав, но полгода назад он всё же отступил и с сожалением велел прекратить кормить зверя. Уже полгода эта тварина не получала ни крошки, исхудала, стала больше похожа на замысловатый росчерк тумана, но умирать не собиралась.

Господин Деший перевёл печальный взгляд на вскочившего и нетерпеливо переминающегося рыжего, и лицо его тут же просияло радостью.

– Рий, мальчик мой, позволь поздравить тебя, – старик раскрыл объятия и крепко обнял смущённо улыбающегося оборотня. – Я знал, что твоё упорство приведёт тебя к победе.

– Простите, господин, может, я вас тороплю…

– О, ничего-ничего! Я знаю, как долго ты этого ждал. Приступим. Встань вот здесь.

Рий с готовностью переступил на указанное место и развернулся лицом к зверю. Тот нервничал и недовольно порыкивал на раздражавшего его Дешия, но в целом вёл себя спокойнее других тварей. Старик шагнул в центр комнаты и, шевельнув губами, неторопливо начертил в воздухе знаки. Печать под ним тут же вспыхнула красным, а следом за ней вспыхнули печати под Рием и в клетке зверя. Монстр остолбенел, по его телу прошлись голубые всполохи, а затем задрожала и поехала вверх решётка. Пара десятков секунд, и между Рием и зверем не стало преград.

Более всего Агорий не любил этот момент. Момент, когда монстра ничего не удерживало и он был волен скакнуть вперёд, на господина, или метнуться к выходу. Зверь действительно заколебался, переводя взгляд с Рия, чьё лицо было искажено в мучительной надежде, на ненавистного Дешия. Но новообретённая привязанность победила, и он, прыгнув вперёд, вошёл в тело Рия, исчезнув без следа. Агорий мгновенно схватил застывшего товарища за локоть и грубо – в торопливости чаще всего нет места нежности – толкнул его в клетку. Решетка с грохотом упала вниз, печати погасли, и мужчины выжидательно уставились на распластавшееся в узилище тело.

Наконец сквозь рыки и завывания до их слуха донёсся треск, и тело Рия выгнулось. С хрустом изломился позвоночник, изогнулись руки и ноги, голова и копчик начали стремительно удлиняться, между рыжими волосами выросли серые мохнатые уши, одежда затрещала, разрываясь, и по коже побежали дорожки серой шерсти.

– Слава богам, – кротко вознёс хвалу Деший, одобрительно осматривая лежавшего в клетке зверя. – Агорий, друг мой, присмотри за ним. Когда Рий придёт в себя и обернётся, отведи его в его комнату и запри там. Как только он и зверь привыкнут друг к другу и перестанут быть опасными для остальных, мы устроим для него праздничный ужин.

– Слушаюсь, господин, – Агорий решительно уселся на пол напротив клетки, мужественно игнорируя громадного зверя, продолжавшего смотреть на уже удаляющегося господина с жутким оскалом-усмешкой.

– Господин, господин, простите! – Дешия окликнул охранник у третьих из двенадцати ворот. – Как всё прошло?

– Хорошо, мой друг, – с улыбкой ответил старик. – Будем надеяться, что Рий быстро придёт в себя и мы сможем от души поздравить его.

– Вас послали сами боги, – голос стражника задрожал. – Надеюсь, я тоже… я и…

– Конечно, – уверил его Деший. – Нужно только терпение. Рий ждал больше шести лет.

– Спасибо вам, господин! Спасибо! – горячо зашептал оборотень. – Я знаю, что вы как никто другой понимаете нашу боль, но всё же обрекли себя на ненависть этих созданий. Спасибо вам! Клянусь, у вас никогда не будет никого вернее!

– Не надо клятв, я верю. Будь спокоен, мой мальчик. Эти звери, хоть их и называют монстрами за моей спиной, – Деший улыбнулся кроткой улыбкой отца, прощающего непоседливых детей, – они не монстры. Их души нежны, и ты обязательно найдёшь отклик в одной из них.