Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Драмы в стихах. Эпические поэмы - Иоганн Гете

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Вот и отправился Браун с решительным видом в дорогу,В дальние горы. А путь пролегал по огромной пустыне,Длинной, широкой, песчаной. Ее пересекши, достиг онГор наконец, где обычно охотился Рейнеке хитрый.За день как раз перед тем он славно там развлекался.Дальше поплелся медведь в Малепартус, где лис понастроилВсяких диковин. Из всех укреплений и замков, которыхМного имел он в округе, надежнейшим был Малепартус.Рейнеке здесь укрывался, как только грозила опасность.К замку Браун приходит, смотрит — ворота закрыты,Накрепко заперты. Он отошел, потоптался на месте,Долго не думал — и рявкнул: «Дома ль вы, сударь-племянник?Браун-медведь к вам пришел как судебный гонец королевский.Знайте, поклялся король, что предстанете вы самоличноПеред судом высочайшим, а мне надлежит вас доставить;Суд разберется, виновны вы иль невиновны. Пойдёмте —Или поплатитесь жизнью! Имейте в виду: за неявкуВам угрожает иль петля, иль колесованье. На выбор!Следуйте лучше за мной, чтоб дело не кончилось плохо!»

Рейнеке слышал отлично всю речь до последнего слова.Сам он лежал, выжидал и раздумывал: «Если бы толькоМне удалось отплатить грубияну за это нахальство!Что-нибудь надо придумать!» Ушел он в глубины жилища,В самые недра его. С расчетом был выстроен замок:Было тут множество нор, подземелий, проходов, лазеек,Узких и длинных, и разные двери: те распахнутся,Эти запрутся, смотря по нужде. А случись только розыск,—Замок мошеннику самым вернейшим убежищем служит.В сложных извилинах замка и бедные звери нередкоПо простоте попадались, жертвы разбойника лиса!Рейнеке слышал медведя, но, бестия, он опасался,Нет ли, кроме посла, еще и других там в засаде.Но, убедившись теперь, что медведь пришел одиночкой,Вышел хитрец и сказал: «Дражайший мой дядюшка Браун!Здравствуйте! Вы уж простите! Вечерней молитвою занят,Ждать я заставил вас. О, я вам так за визит благодарен:Это ведь и при дворе, я надеюсь, мне службу сослужит.Дядюшка, милости просим! Я рад вам во всякое время.Только не совестно ль тем, кто решился послать вас в дорогу?Путь нелегок, далек! О, боже мой, как вы вспотели!Вы до шерстинки промокли, вы задыхаетесь, дядя!Что же, великий король при дворе не имеет хожалых,Кроме столь знатного мужа, которого так он возвысил?Впрочем, мне это, может быть, даже полезно. Прошу васПомощь мне оказать при дворе, где я зло оклеветан.Завтра намерен я был, несмотря на свое нездоровье,Собственной волей пойти ко двору. Я давно собираюсь.Только сегодня как раз мне трудно пускаться в дорогу,Кое-чего я поел, чересчур, к сожалению, много,—Блюдо мне повредило: страшные рези в желудке…»«Друг мой, а что это было?» — полюбопытствовал Браун,Лис отвечает: «А вам что за польза, хотя бы сказал я?Да, питаюсь неважно, однако терплю потихоньку,Мы бедняки — не графы! Если у нашего братаЛучшего нет ничего, — начнешь потреблять поневолеДаже медовые соты. Такого добра сколько хочешь!Я лишь по крайности пользуюсь ими: меня от них пучит.Гадость ужасная! Ешь с отвращеньем, — пойдет ли на пользу?Если бы выбор иметь, никогда бы и в рот я не брал их!»

«Ай! Что я слышу, любезный! — воскликнул обиженно Браун.—Ай! Вы ругаете мед, о котором другие мечтают?Мед, я вам должен сказать, — вкуснейшее блюдо на свете;Мед — моя страсть! Достаньте! Жалеть не придется вам, сударь.Я вам могу пригодиться!» — «Вы шутите?» — лис оживился.«Что вы! Ей-богу! — поклялся медведь. — Говорю вам серьезно».«Ну, если так, — отвечал ему рыжий, — могу удружить вам.Рюстефиль-плотник живет в ближайшем селе, под горою.Меду имеет!.. Наверно, ни вы и ни все ваше племяВ жизни такого запаса не видели!..» Брауну страстно,Страшно как захотелось любимого лакомства. «Сударь!Как бы мне там очутиться? Вовек не забуду услуги!Дайте мне меду поесть! Хоть не досыта, — лишь бы отведать!»Лис отвечает: «Пойдемте! За медом дело не станет!Правда, сегодня я на ноги плох. Но нежные чувства,Кои всегда к вам питал я, может быть, несколько скрасятТяжесть дороги. Поверьте, из всех моих родичей толькоК вам я так расположен. Пойдемте же! Дружба за дружбу:Там, при дворе, вы поможете мне на совете бароновСбить с моих недругов спесь и жалобы их опорочить.Медом сегодня я досыта вас накормлю, до отвала!»(Плут про себя считал дубины крестьян разъяренных.)

Рейнеке шел впереди, и слепо вослед ему Браун.«Если затея удастся, — злорадствовал лис, — я доставлюНынче тебя на базар — нажрешься ты горького меду!»Вот и плотника двор. Медведь был в полном восторге,Правда, напрасно: глупцов очень часто надежды подводят.

Вечер уже наступил, и Рейнеке знал, что обычноРюстефиль в эти часы уже находился в постели.Был он, как сказано, плотником, мастером очень хорошим.Кряж дубовый лежал во дворе, припасенный к разделке,—Два основательных клина в него уже загнаны были:Трещина в целый аршин зияла в верхнем обрубе.Рейнеке-лис говорит: «Дядюшка, в этом бревнищеМеду накоплено столько, что вам и не снилось! Поглубже,Сколько возможно, всуньте-ка в трещину морду. ОднакоЖадничать слишком не стоит, — как бы еще не стошнило».«Что ж, — оскорбился медведь, — обжора я, что ли? Напротив!Мера должна быть всегда и во всем, как известно…» Короче,Дал он себя одурачить: всунул в расщелину мордуВплоть по самые уши и всунул передние лапы.Рейнеке тут не зевал: он начал потягивать, дергать,Выдернул клинья прочь. Медведь оказался в капкане.Морду и лапы зажало, — бранись, умоляй — не поможет.Горя тут Браун хлебнул, хоть был силачом и не трусом!Вот как племянничек дядю завлек хитроумно в ловушку!Браун ревел, и рычал, и задними лапами землюЯростно рыл, и буйствовал, — плотника поднял с постели.«Что это?» — мастер подумал и вышел, топор захвативши,Чтобы не быть безоружным на случай недоброго дела.

Браун тем временем в ужасе был. Защемила колодаСтрашно! Он рвался, метался, ревел от мучительной боли.Пытка — а все ни к чему! Он думал, что тут ему крышка!(Это же самое думал и Рейнеке, очень довольный.)Издали видя, что плотник бежит, говорит он медведю:«Как там дела у вас, Браун? Умерьтесь — и мед пощадите!Вкусно, скажите? Рюстефиль вам угощенья прибавит:После обеда он даст вам хлебнуть кой-чего на здоровье!..»Рейнеке тут же сбежал в крепость к себе, в Малепартус.Рюстефиль-плотник меж тем подоспел и, медведя увидев,Кинулся сразу в шинок, где за кружкой пивной заболталисьОдносельчане. «Спешите! — он закричал им. — ПоймалсяДурень-медведь у меня во дворе! Чистейшая правда!»Все побежали за ним, хватая что ни попало:Вилы один подцепил, другой ухватился за грабли;Третий, четвертый вскочили — бегут с топором и с мотыгой;Пятый за ними торопится, вооружившись дрекольем;Поп, а вослед ему служка с утварью богослужебной;Даже кухарка попа (фрау Ютта, варившая кашуКак-то особенно, лучше, чем все) и Ютта-кухарка,Прялку свою волоча, за которой весь день просидела,—Тоже бежала намылить медведю несчастному шкуру.

Браун, в несносных мучениях, переполох тот услышал.Голову сильно рванул он — и вырвал, но по уши мордуВсю ободрал и оставил и шерсть и кожу в колоде.Нет! Никто не видал столь жалкого зверя! ХлесталаКровь по ушам. Что проку, если он вытащил морду?Лапы-то все же в колоде зажаты! И тут он рванул ихРезким рывком — и хоть вырвал, но окончательно спятил:Когти и шкуру с обеих лап он оставил в чурбане.Ах, это вовсе не пахло медом любимым, которымЛис обнадежил его! Путешествие кончилось плохо!Сколько же выпало горя ему и страданий! Вся мордаЗалита кровью, и лапы в крови; стоять он не может,Ползать не может, бежать — и подавно. А плотник — все ближе.С плотником вместе и вся толпа на него нападает:Всех обуяло желанье убить его! Даже священникДлинную жердь захватил и Брауна издали лупит.Вертится бедный туда и сюда, а толпа напирает:Те наступают с дрекольем, эти идут с топорами;Тут с кувалдой, с клещами кузнец, там — держат лопаты,Заступы. Все его били, кричали, горланили, билиТак, что от страха и мук он в собственном кале катался.Все на него навалились, никто отставать не желает:Шлеппе тут был колченогий и толстоносый был Людольф —Самые злющие парни. Герольд в скрюченных пальцахДержит цеп деревянный — так и молотит! А рядом —Зять его, Кюкельрей толстый. Как эти двое лупили!Абель Квак с фрау Юттой-кухаркой трудились не меньше.Тальке, жена Лорде Квака, лоханкой хватила беднягу.Да и не только они: сюда поголовно сбежалисьВсе и мужчины и бабы, все жаждали смерти медведя.Кюкельрей всеми командовал, знатностью чванясь, — еще бы!Фрау Виллигетруда с задворков ему приходиласьМатерью. Это — известно. Отец неизвестным остался.Впрочем, был разговор, — мол, чернявый косарь этот Зандер,Малый очень бедовый (во сне) — вот он-то, пожалуй,(Так говорили) отец, мол, и есть этот самый… А камниГрадом летели в несчастного Брауна. Ах, эти камни!Плотника брат подскочил, увесистой длинной дубинойТак тут медведя по черепу трахнул, — он света невзвидел,Но от чудовищной боли стал на дыбы он — и сразуРинулся прямо на баб, а те как шарахнутся с визгом,Падают, топчут друг друга, иные бултыхнулись в воду.Место же было глубоким… Патер кричит, надрываясь:«Люди! Смотрите! Плывет фрау Ютта, кухарка, в салопе!Вот и прялка ее! Мужчины, спасайте! ПоставлюПива две бочки в награду, грехи отпустить обещаю!..»На издыханье покинув медведя, все бросились в воду —Женщин спасать и всех пятерых извлекли, слава богу!Так. А покуда крестьяне на берегу хлопотали,Браун с отчаянья бросился в воду, ревя, как безумный,От нестерпимых мучений. Он предпочел утопиться,Лишь бы уйти от позорных побоев. Он сроду не плавал,—Значит, рассчитывал с жизнью своею разделаться сразу.Сверх ожиданья почувствовал он, что плывет, что теченьеБыстро уносит его. Заметили это крестьяне,Стали кричать: «Позор! Мы посмешищем будем навеки!»Все от досады обрушились тут же с бранью на женщин:«Дома бы лучше сидели! Вот из-за вас преспокойноОн уплывает себе!..» Пошли, осмотрели колоду,—Видят в расщелине клочья шерсти и кожу с медвежьейМорды и лап. Ну, и смеху же было! Крестьяне шутили:«Э, ты вернешься, косматый, — в залог ты нам уши оставил!»Так над медвежьим увечьем они издевались. Но сам онРад был, что хуже не кончилось. Как мужиков этих грубыхОн проклинал! Как лапы и рваные уши болели!Клял он предателя Рейнеке также. С проклятьями в сердцеПлыл он и плыл, уносимый сильным и быстрым потоком.Чуть не на милю его отнесло за короткое время.Тут кое-как он и выполз на сушу, на этот же берег.Солнце еще не видало столь удрученного зверя!Он и не думал дожить до утра, — он думал, что тут жеДух он испустит. «О Рейнеке, лживый, коварный предатель!Подлая тварь!» При этом он вспомнил крестьян и побои,Вспомнил чурбан, и еще раз проклял он лисье коварство…

Сам же Рейнеке-лис после того, что он дядюТак замечательно свел на базар угостить его медом,Сбегал за курочкой (место он знал!) и, зацапнув там штучку,С легкой добычей махнул тем же берегом вниз по теченью.Жертву он быстро уплел и, спеша по делам неотложным,Так бережком и бежал по теченью, пил воду и думал:«Ох, до чего же доволен я, что остолопа-медведяК праотцам ловко спровадил! Бьюсь об заклад я, что плотникСлавно его топором угостил! Медведь был настроенИздавна недружелюбно ко мне. Наконец мы в расчете.Я его дядюшкой все величал, но теперь он в чурбанеКончился, надо считать! Я счастлив по гроб моей жизни:Всех его ябед и пакостей впредь уж не будет!..» Но смотритРейнеке дальше — и видит: валяется Браун избитый.За сердце так и схватила досада: «Он жив, косолапый!»«Рюстефиль, — думал он, — ты недотепа, ничтожество, олух!Ты отказался от этого вкусного, жирного блюда?Люди почище тебя мечтают о том, что само жеВ руки к тебе привалило! Но все ж за твое угощеньеБраун, как честная личность, залог, очевидно, оставил!»Так он подумал, заметив, что Браун истерзан и мрачен,Тут он окликнул его: «О дядя! Какими судьбами!Вы ничего не забыли у плотника? Я бы охотноДал ему знать о вашем убежище. Но, извинитеЗа любопытство: меду вы много успели там хапнуть?Или вы честно за все расплатились? Как было дело?Ай, до чего расписали вас! Это же срам, это ужас!Может быть, мед оказался неважным? Сколько угодноМожно купить по такой же цене. Но, дядя, скажите:Что это вздумали вы щеголять в этом красном берете?Или вы только что в орден какого-то братства вступили?Или вы стали аббатом? Наверно, негодный цирюльник,Вам выбривая макушку, бритвой захватывал уши.Кажется, чуба вы тоже лишились и шкуры со щечек?Даже перчаток! Ну, где же вы их умудрились оставить?»Молча должен был Браун выслушивать слово за словомЗлейшие эти насмешки, сам же не мог и словечкаМолвить от боли. Не знал, что и делать. Но, лишь бы не слушать,В воду обратно полез, и поплыл, увлеченный стремниной,Дальше, и вылез на берег отлогий, и тут же свалился.Жалкий, больной, он скулил, к себе самому обращаясь:«Хоть бы убил меня кто! Ходить я не в силах! УжелиНе суждено ко двору мне вернуться? Ужели я долженЗдесь пропадать, опозоренный гнусным предательством лиса?Только б уйти мне живым, — меня, негодяй, ты попомнишь!»Все же он кое-как встал и в муках жестоких поплелся.Четверо суток он шел ко двору, наконец дотащился.

Лишь показался медведь королю в этом виде плачевном,В ужасе вскликнул король: «О, господи! Браун ли это?Кто изуродовал вас?» А Браун в ответ: «Несомненно —Очень тяжкое зрелище! Рейнеке, наглый преступник,Предал меня, опозорил!» Король возмутился и молвил:«Ну, за такое злодейство я беспощадно расправлюсь!Рейнеке смел опозорить такого вельможу, как Браун!Честью своей и короной клянусь я, и так оно будет:Все возместит он сполна, что Браун взыщет по праву!Если я клятву нарушу, меча не носить мне отныне!..».Тут же король приказал немедля совету собраться,Тщательно все обсудить и назначить кару злодею.Все порешили на том, что, буде король соизволит,Нужно вторично затребовать Рейнеке, чтоб на совете,Выслушав иски и жалобы, лично он дал объясненья.Гинце-коту надлежит с извещеньем отправиться к лису:Гинце умен и проворен. Так на совете решили…

С мненьем своих приближенных король вполне согласилсяИ обратился к коту: «Оправдайте доверье совета!Если он вздумает только и третьего ждать приглашенья,Худо придется ему и всему его роду навеки!Если не глуп он, то явится. Это ему вы внушите!Всех и во грош он не ставит, но с вами он будет считаться»Гинце стал возражать: «Удачей ли иль неудачейКончится дело, но вот я приду, а с чего начинать, я не знаю.Что вы прикажете, то я исполню, но лично считаю,Было бы лучше другого послать: я так мал, слабосилен.Браун-медведь — великан и силач, а чего он добился?Как же справиться мне? Простите меня, но увольте!»

«Ты меня не убедишь, — ответил король, — ведь нередкоВ личности самой мизерной сметки и мудрости больше,Нежели в очень внушительной. Ты великаном не вышел,Но образован, умен и находчив». Кот подчинился:«Воля монарха — закон! И первое, что по дорогеС правой руки я замечу, то будет приметой удачи…»

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ