След нумизмата - Евгений Сартинов

Паршин не врал. Просто он помнил, как уговаривал водителя грузовика забрать попутчика в столицу, а все остальное, вплоть до помахивания рукой, уже домыслил и сам уверовал в это.

-- А про монеты он ничего не говорил? -- спросил Скорик. -- Мало ли там по какому случаю, может, про хобби речь вели?

-- Да нет, я и представить себе не мог, что он вот такой, -- прораб кивнул на лежащий на столе перечень деяний Силина. -- У него ладони знаешь какие? Доска мягче! В них хоть гвозди заколачивай, погнутся! А как он работал! Мастер, экстра!

-- Хитер ваш Нумизмат, -- вздохнул Скорик. -- Какой дурак обозвал его "свечинским маньяком"? Маньяк, он и есть маньяк. Им движет натура, он над собой не властен. А этот хитер, расчетлив, непредсказуем. Многое в его действиях непонятно, например, зачем он расстрелял провинциальных фашистов? Неясно, почему убил эту парочку в "газели", денег не взял ни копейки, хотя там имелась приличная сумма.

Разговор происходил на тротуаре рядом со зданием МУРа. Киреев заметил, что Скорик не пропустил за это время ни одной красивой девушки, непременно провожал каждую взглядом. Да и сам следователь был хорош собой, чуть пониже экс-дипломата, худощавого телосложения. Весь его облик говорил о южном происхождении: черные, густые волосы, небольшие, ухоженные усики, выразительные глаза вкупе со смуглым оттенком кожи. Вот только нос не нависал кавказской скалой, а поместился на лице ровно и аккуратно. Чтобы развеять все сомнения, Киреев спросил:

-- Вы откуда родом, с Херсонщины или из Крыма?

-- Да нет, я из Николаева, -- рассмеялся следователь. -- Что, заметно?

-- Говор, облик, -- пояснил Киреев.

-- Да, что есть то есть. В роду у нас кого только не было: румыны, греки, ну и хохлы, естественно.

На этом предварительное знакомство было закончено и началась рутинная работа. Странная получилась следственная группа: оперативники Скорика пользовались транспортом и связью подчиненных Киреева. Зато выходило все на удивление быстро и красиво.

К восьми вечера разобрались с поддельным паспортом. Квартиру, указанную в прописке Михаила Трошкина, давно уже занимала группа кавказцев. На все расспросы о настоящих хозяевах старший из них ответил просто:

-- Э-э, паслушай, откуда мы знаем, где живет этот старик? Он появился, дэньги взял и мэсяц его нэт.

-- Когда последний раз он был? -- спросил оперативник.

Новые хозяева переглянулись, затем один из них неуверенно назвал примерную дату:

-- Нэдели две назад.

-- А сына его видели?

-- Нэт, нэ было никакого сына.

Гораздо больше информации удалось получить от старушки, живущей напротив.

-- Пили, оба пили, и отец и сын. А Мишка, говорят, помер. Я почему знаю, из больницы приходили, требовали, чтобы отец тело забрал. Да Димки уже к этому времени давно дома не было. Он как Мишку в больницу отвез, так сразу этих черножопых и привел. Самого после этого только раз видела, появлялся перед октябрьскими праздниками. А уж эти что творят! Галдят до поздней ночи, музыку включают, девки у них визжат, хохочут! Спасу нет! Никакого покоя. Хоть бы вы их приструнили!

Документы районной больницы подтвердили, что Михаил Трошкин давно уже покоится в сырой земле.

Оставалась, правда, надежда решить дело Нумизмата одним ударом: номер телефона, оставленный лже-Трошкиным прорабу.

Тот вечер не предвещал Наде особенных сюрпризов. Она быстро нашла себе постояльцев, двух коренастых среднеазиатов, как обычно, накормила их и, уложив спать, стала дожидаться возвращения детей. Скопилось много выстиранного белья, и она машинально гладила его, бездумно глядя на экран телевизора. Короткий звонок вывел Надю из этого состояния. Подойдя к двери, она спросила:

-- Кто там?

-- Колкины здесь живут?

-- Да.

-- Вам телеграмма из Тюмени.

"От Наташки, не случилось ли чего?" -- сразу озаботившись судьбой сестры, Надя открыла дверь.

Все произошедшее дальше показалось ей дурным сном. В дверной проем рванулось что-то пестрое, массивное, отбросившее ее в сторону. Надя попыталась закричать, но грубые мужские руки крепко зажали ей рот. А мимо в квартиру продолжали вбегать люди в пятнистой униформе с черными масками на лицах. От нервного потрясения и недостатка воздуха Надя потеряла сознание.

Очнулась она уже на кухне, сидя на табурете, причем кто-то сзади поддерживал ее под спину, а другой человек, изображая вентилятор, гнал полотенцем к Надиному лицу ранее перекрытый кислород.

-- Ну вот, очнулась! -- обрадовался "вентилятор", увидев, что хозяйка квартиры открыла глаза.

-- Слава Богу, а то чуть не задушили ее, -- сказал, появляясь в поле зрения Нади, черноволосый мужчина с внимательными темными глазами.

-- Насколько я понимаю, вы Надежда Алексеевна Колкина, хозяйка этой квартиры? -- спросил Скорик.

-- Да, -- глухим голосом отозвалась она. -- А вы кто?

-- Московский уголовный розыск. -- Скорик раскрыл свое удостоверение. Он хотел было добавить что-то еще, но тут на кухне появился омоновец в пятнистой форме и коротко доложил:

-- Капитан, собака отработала, наркотиков и оружия нет. Что дальше делать?

-- Ладно, уводи лишних в автобус, здесь оставь двоих, -- недовольным тоном велел Скорик. -- Да забери этих киргизов с собой, чтобы под ногами не путались. Пусть до утра в "зверинце" перекантуются.

Выдав все необходимые инструкции, сыщик повернулся лицом к Наде и протянул ей портрет Силина.

-- Вы знаете этого человека?

-- Да, -- тихо ответила женщина, потирая правой рукой горло.

-- Где он сейчас?

-- Не знаю, последний раз он приходил сюда больше недели назад.

-- В каких вы с ним отношениях?

-- Он снимал у меня комнату.

-- И все? -- несколько удивился следователь.

-- Да, -- твердо ответила Надя. -- Он жил у меня несколько дней в начале ноября. Уходил с утра, приходил вечером.

-- Интересно, -- Скорик посмотрел куда-то вбок и спросил: -- Что скажете, лейтенант?

-- Ну, у меня есть другие сведения.

Человек, показавшийся в поле зрения Нади, оказался участковым милиционером по фамилии Шпилькин. Полгода назад она уже конфликтовала с ним по поводу драки, устроенной ее сыновьями во дворе. Тогда ее дюжие переростки отметелили четверых поддатых мужиков, вздумавших учить кикбоксеров хорошим манерам. Лишь то, что, протрезвев, никто из пострадавших не подал на братьев в суд, спасло Надю от еще больших хлопот.

-- По свидетельству соседей, в квартире устроен настоящий притон. Приходят постороние люди, ночуют, притаскивают какие-то вещи, по ночам громко разговаривают, а вот этот, -- участковый ткнул пальцем в фотографию Силина, -- вообще поселился в квартире, не имея прописки.

-- Знаем мы, какие это соседи! Марья Николаевна из квартиры напротив, -с издевкой фыркнула Надя. -- Только этот божий одуванчик дней десять лежал в больнице и выписался только вчера. Так что сплетни ее сильно устарели.

-- Марья Николаевна очень уважаемый в районе человек, орденоносец и активист... -- повысил голос участковый, но его еще резче оборвала Надя:

-- Ага, стукачка со сталинских времен!

-- А вы, гражданка Колкина, занимаетесь противозаконнной деятельностью и устраиваете тут притон для разных уголовников...

-- Хватит, лейтенант! Идите, остыньте, -- прервал Шпилькина высокий, седоватый человек в штатском, все это время молчавший, но сразу причисленный милиционером к более солидным, чем они, "органам". Молча козырнув, красный от гнева участковый, тяжело отдуваясь, вышел на улицу.

А Киреев сел сбоку от взвинченной женщины и своим мягким, дипломатичным голосом спросил:

-- Надежда Алексеевна, ради бога, припомните, пожалуйста, когда ваш постоялец приходил в последний раз?

Скорик удивленно посмотрел на "напарника". Он собирался действовать по-другому, хотел нажать на хозяйку, подозревая, что у нее с Силиным были более тесные отношения. На это указывал и звонок женщины на стройку, Паршину. Но Надя как-то сразу обмякла и тихо спросила:

-- А что он такого сотворил?

-- Это очень опасный человек, вы уж поверьте мне! На его совести очень много крови! 16. КАК КРЫСА.

О происходящих вокруг него событиях Силин, конечно, и не догадывался. Цепь случайностей продолжала хранить его там, где он не смог всего просчитать. Утром он забрался в свое убежище в дурном настроении. Голод вовсю атаковал его измученное тело. Ночью он спустился вниз, рассчитывая, что, может быть, в дом завезли продукты, но увы! Два громадных холодильника на кухне оказались девственно пусты.

На голодный желудок сон не шел. Нумизмат лежал, чувствуя, как сквозь него протекает всемогущее время, медленно и мучительно. Именно время было теперь его основным врагом.

"Черт, так можно и с голоду сдохнуть! Сколько еще осталось, дня четыре? А если они задержатся, скажем, еще на пару недель? Тогда столетия через четыре, ломая этот дом, какие-нибудь роботы-строители с удивлением обнаружат хорошо сохранившийся скелет человека. Черт! И на ребрах ни капли жира. Как там говорил Митька Паклин по кличке Центнер? "Лишний вес это не недостаток, а два лишних месяца жизни в концлагере". Мне бы хоть половину его прослойки, я бы тут до Нового года провалялся".