Румбы фантастики - Виталий Севастьянов

Арнольдик завыл, уставившись на выплывшую из-за тучки новогоднюю луну, слезы катились по его трезвеющему лицу, а в аду сам Сатана отчитывал Рыжего Черта:

— Тоже мне оригинал-экспериментатор нашелся… Избалованного юнца голым задом на снег усадил… Какой-то Чирве урок политэкономии преподать удумал… А если до него дойдет? Если он после этого нормальным человеком станет? А там и все остальные люди поймут, что только дружной работой, только помогая друг другу можно обеспечить и свое собственное благополучие, а жить на чужом горбу, паразитом и тунеядцем — это, в конце концов, самому себе в борщ плевать…

Да ты понимаешь, что тогда и нам, всему нашему чертову племени, придется общественно-полезным трудом заняться, чтобы с голоду не помереть.

Рыжий понял, что чересчур загнул в своем стремлении отойти от установленных веками традиций, и поспешил исправить содеянное.

Арнольдик сладко потянулся в собственной теплой постели, с огромной радостью сознавая, что все это только страшный сон. Но призадумался…

Василий Звягинцев

Уик-энд на берегу

Месяц в звездолете — как раз тот срок, после которого отчетливо осознаешь, что романтика хороша только в тщательно отмеренных дозах. По крайней мере, к такому выводу пришел Игорь Ростокин, корреспондент-кандидат еженедельника «Звезды зовут», возвращаясь из своей первой самостоятельной командировки.

Он вполне мог улететь на экспрессе прямого сообщения Ригель — Земля, но решил, что не сможет убедительно отразить жизнь и психологию тружеников Дальнего Космоса, лично не прочувствовав всех ее аспектов. Почему и оказался единственным пассажиром разведчика галактического класса «Кальмар», который штурман Марков перегонял в марсианские доки на ремонт и модернизацию.

Этот достаточно длительный и сложный рейс с тремя внепространственными переходами сулил возможность не только ощутить себя космопроходцем давних времен, но, вдобавок, спокойно и творчески поработать, чтобы по прибытии сразу положить редактору на стол готовую к печати серию очерков.

Вначале все так примерно и выходило. Он писал, изучал штурманское дело, проникновенно и душевно беседовал с Марковым о его работе и личной жизни. Пока вдруг не обнаружил, что материала, включая собственные записи, извлечения из отчетов предыдущих экспедиций и статей Всеобщей энциклопедии, едва-едва набирается на слабенький «подвал». Изучение космических наук, которыми он надеялся овладеть в свободное от творчества время, намертво уперлось в интеллектуальный барьер, а штурман под любыми предлогами скрывался в реакторном отсеке, куда Игорю вход был, безусловно, запрещен всеми существующими Уставами, Наставлениями и даже Временными инструкциями.

От всего этого Ростокин затосковал, причем, депрессию углубляло отчетливое ощущение, что дальше будет еще хуже — времени до финиша оставалось гораздо больше, чем прошло от старта.

Часами валяясь на койке в каюте, Ростокин с грустью и нежностью вспоминал свое пребывание в базовом лагере десантников, на XXII планете системы Серых звезд, где его принимали, как положено принимать гостя, всего месяц назад ходившего по московским бульварам и лично знакомого с Джоном Рокстоном и даже Мариной Малаховой. Не только доверчивые девушки-ксенобиологи, но и битые парни из Седьмого отряда слушали Игоря, раскрыв рты, и на прощание подарили панцирь Рубиновой устрицы и штурмовой карабин, которым пользовались первые разведчики аж в XXIII еще веке. (Карабин, впрочем, оказался, на самом деле, списанным фотонным резаком, но Игорь этого пока не знал.)

Скорее всего, поразившая журналиста меланхолия закончилась бы трехмесячным лечением в Селигерском профилактории, однако внезапно и резко все изменилось.

В тишине каюты прогудел сигнал вызова, и голос Маркова из динамика спросил:

— Ты сейчас не очень занят? Тогда зайди, есть новости.

В рубке штурман, сидевший перед экраном запространственного обзора, обернулся и непривычно серьезно сказал:

— Интересно получается. Курс проложен гладко, я даже Южный Крест в трех парсеках обхожу, чтобы с наложением полей не морочиться, да и движки у нас, сам знаешь, какие. А тут на стыке подпространств прямо по курсу системка совершенно ненужная просматривается… Полюбуйся.

— Вам виднее, Сергей Васильевич, — деликатно ответил Ростокин, мельком взглянув на экран, где струились контуры взаимопроникающих многомерных торов и сфер. Правда, цветовая гамма была красивая… — Насколько я понимаю, два варианта возможны. Или мы с курса уклонились, или новую систему открыли. Второе, по-моему, лучше…

— Умный ты, Игорь, не зря я тебя учил. Тебе б каравеллой «Санта Мария» командовать, — непонятно к чему ответил штурман, сунул в рот реликтовую трубку, которую никогда не закуривал, но всегда таскал в нагрудном кармане, и начал набирать команды на терминале компьютера.

…Вторая, она же и последняя, планета безыменного желтого карлика поразила даже много чего повидавшего на своем веку штурмана. Когда звездолет вышел на геостационарную орбиту и включились круговые оптические экраны, штурман привстал и произнес нечто энергично-архаическое.

Внизу переливался и вспыхивал солнечными бликами ультрамариновый океан. Увенчанные белыми гребнями валы разбивались о круто падающие в воду скалы. Вправо, насколько доставал взгляд, тянулись покрытые непроходимыми лесами хребты. А левее и прямо по курсу до горизонта раскинулась полоса пляжей всех оттенков желтого и оранжевого цветов. Такой роскошной панорамы не увидишь и на Земле, не говоря о прочих до сего момента открытых планетах.

— Однако… — недоверчиво протянул Марков, а Игорь отчетливо понял, что имя в истории отныне им надежно обеспечено. Открывателей таких миров не забывают.

Все стандартные процедуры дистанционного исследования однозначно подтвердили абсолютную землеподобность и полную безвредность атмо-, био-, гидро-, и литосферы сказочной планеты.

Пока Марков завершал предусмотренный инструкцией предпосадочный облет, Ростокин мучительно пытался уйти от назойливо лезущих в голову слащавых и заведомых банальностей, подбирая имя для свежеобретенного рая. И снимал, снимал пейзажи планеты на все три бортовые видеокамеры.

Осела взметенная посадочным выхлопом коралловая пыль, последний раз пробежали по дисплею колонки цифр, окончательно зафиксировав не просто безопасный, но совершенно курортный уровень всех мыслимых характеристик внешней среды, автоматика открыла выходной шлюз, и вскоре площадка лифта мягко коснулась грунта.

Мода на приличествующие случаю афоризмы и крылатые фразы давно прошла, и на почву планеты они вступили молча.

Да и какие слова могли передать настроение людей, годы, как Марков, или месяцы, как Ростокин, не видевших синего неба, не вдыхавших пахнущего магнолиями, орхидеями, выброшенными на берег водорослями, морской солью, йодом, горячим песком и бог знает еще чем воздуха, не слышавших отдаленного гула прибоя у отвесных скал и шелеста умирающей у самых ног волны… И вдруг сразу все это получивших.

Они шли возле самой воды, там, где мокрый песок глаже и тверже городского тротуара. Марков — налегке, а Ростокин, вспомнив какой-то пункт древней инструкции, а скорее всего — из той же превратно понятой романтики, нес на ремне пресловутый карабин.

— Охота тебе шею тереть, — пожал плечами штурман, когда они выходили из корабля. — Сколько живу, ни разу не слышал, чтобы даже десантникам эта штука пригодилась, — и он был совершенно прав, потому что десантники действительно обычно обходились без горнопроходческих резаков, да и встреч с агрессивной фауной за последние триста лет тоже не отмечалось.

— Ничего, Сергей Васильевич, не помешает. В крайнем случае, просто так постреляем, потренируемся.

— Вольному воля… — не стал больше спорить Марков. Он понимал толк в розыгрышах и не собирался разубеждать Игоря в его мнении о ценности и действительном назначении подаренного ему «раритета».

Следующее открытие, сделанное на первом же километре похода, потрясло их не меньше, а даже, пожалуй, сильнее, потому что планет во Вселенной достаточно, и среди них могут быть всякие, а тут…

Они обошли массивный, похожий на руину водонапорной башни утес, громоздившийся посреди пляжа, и увидели легкое, тропического типа бунгало из разноцветного пластика. Стол и несколько раскладных стульев на открытой веранде, закопченные камни импровизированного мангала и все прочие культурологические признаки неопровержимо свидетельствовали, что совсем недавно здесь отдыхала и развлекалась небольшая дружная компания.