Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии - Цуёси Хасэгава

Днем 7-го числа Судзуки провел заседание кабинета министров. Несмотря на бытующее мнение о том, что именно это совещание стало поворотным моментом в истории, так как на нем некоторые члены правительства открыто выступили за принятие условий Потсдамской декларации, у нас нет свидетельств, поддерживающих данную гипотезу Того сообщил кабинету министров, что Трумэн сделал заявление о том, что Соединенные Штаты сбросили на Хиросиму атомную бомбу. Анами выразил сомнение в достоверности этой информации и заявил, что армия решила отправить в Хиросиму специальную инспекционную комиссию. Он предложил, чтобы правительство, прежде чем предпринимать какие-то действия, дождалось результатов этой инспекции. Кабинет согласился с этим предложением, и Того не стал возражать. Однако он, в свою очередь, предложил, – и остальные министры согласились с ним, – чтобы Япония через Международный комитет Красного Креста и дипломатическую миссию в Швейцарии заявила решительный протест против использования американцами атомной бомбы как нарушающего международную конвенцию о химическом оружии. Дневник Анами, однако, говорит нам о том, что министр армии был в шоке. В записи от 7 августа Анами признает, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба, и пишет, что он обсудил с ведущими японскими физиками-ядерщиками последствия использования урановых бомб[317].

В правительственном Управлении информации посовещались, как именно сообщить японцам об атомной бомбардировке, и решили открыто объявить о том, что бомба, сброшенная на Хиросиму, была атомной, и призвать народ Японии продолжать сражаться с еще большей решимостью. Однако военное руководство страны наложило вето на это решение, посчитав, что такое объявление произведет деморализующий эффект на население. Согласившись с этой точкой зрения, правительство постановило не использовать в газетах и радиопередачах словосочетание «атомная бомба», заменив его эвфемизмом «оружие нового типа» [Shimomura 1948: 97–98].

На следующий день после атомной бомбардировки ни один человек из кабинета министров или партии мира не посчитал нужным как-либо скорректировать внешнеполитический курс Токио, в котором делался упор на переговоры о посредничестве с Советским Союзом. Большинство членов правительства знали, что, если Япония не согласится на капитуляцию, на другие японские города могут быть сброшены новые атомные бомбы. Но вместо того, что обсудить возможную капитуляцию на условиях Потсдамской декларации, кабинет министров был явно настроен на продолжение войны с США. Инспекционная комиссия Министерства армии сразу же пришла к выводу, что устройство, сброшенное на Хиросиму, действительно было атомной бомбой, однако в Токио она вернулась только 10 августа[318].

В 5 часов вечера 6 августа Того послал Сато телеграмму следующего содержания: «Когда Сталин и Молотов вернутся в Москву, встретьтесь как можно скорее с Молотовым в связи с различными обстоятельствами [сёсюно дзидзе] и добейтесь ответа». Под «ответом» Сато, несомненно, понимал решение советского правительства в связи с просьбой Токио о посредничестве для завершения войны[319]. Сокити Такаги в своем дневнике за 6 августа написал, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Если новость об этом достигла Такаги, то Того и Ёнай, безусловно, тоже были в курсе произошедшего. Очевидно, что «различные обстоятельства», о которых писал Того в своей телеграмме, относились к новому положению дел, возникшему после атомной бомбардировки.

7 августа Того отправил Сато еще одну телеграмму (№ 993), на этот раз под грифом «срочно»: «Ситуация становится все более и более критической. Нам необходимо немедленно выяснить позицию Москвы. Сделайте все, что в ваших силах, чтобы как можно скорее получить от них ответ»[320]. «Различные обстоятельства», упомянутые в предыдущей телеграмме, привели к ситуации, которая становилась «все более и более критической». Из дневника Кидо за 7 августа нам известно, что в этот день император принял Кидо и Того у себя во дворце и выслушал доклад Того об атомной бомбе. Аудиенция продолжалась с 13:30 до 14:05. По словам Кидо, «император высказал свои соображения по разрешению текущей ситуации [дзикёку сюсю] и задал много вопросов». Логично предположить, что Кидо передал пожелания Хирохито Того, что и привело к написанию телеграммы № 993 [Kido nikki 1966,2: 1223].

Телеграмма № 993 дает нам ответ на ключевой вопрос: как именно атомная бомба повлияла на решение Японии о капитуляции? Из нее мы узнаем, что ситуация становилась «все более и более критической». Поэтому нельзя отрицать, что эффект от атомной бомбардировки Хиросимы был колоссальным. Тем не менее нельзя говорить и о том, что эта бомбардировка заставила японское правительство немедленно капитулировать. Телеграмма № 993 была отправлена после заседания кабинета министров, состоявшегося 7 августа. Из этого следует, что, даже несмотря на атомную бомбардировку, японское правительство по-прежнему стремилось завершить войну при посредничестве Советского Союза.

Сато отправил ответную телеграмму Того 7 августа в 19:50 по московскому времени. Он сообщил, что Молотов согласился встретиться с ним в 17:00 на следующий день. Министр иностранных дел Японии получил эту телеграмму в полдень 8 августа. Все руководство Японии ожидало ответа Молотова[321].

Утром 8-го числа Того был принят Хирохито в императорском дворце. «Теперь, когда появилось такое новое оружие, – сказал император Того, – продолжение войны стало еще менее возможным. Мы не должны упустить шанс заключить мир из-за того, что будем настаивать на более выгодных для себя условиях. <…> Поэтому я желаю, чтобы как можно скорее были предприняты все меры для завершения этой войны» [Togo 1989: 355–356]. Хирохито приказал Того «сделать все, что в его силах, для скорейшего завершения войны» и попросил министра иностранных дел передать это пожелание премьер-министру Судзуки. Того встретился с Судзуки и предложил немедленно созвать Высший военный совет.

Бомбардировка Хиросимы, безусловно, очень сильно повлияла на действия императора, убедив его в том, что Япония должна срочно завершить войну[322]. Тем не менее заявление, сделанное Хирохито 8 августа, не стоит истолковывать в таком смысле, что он решил выйти из войны, приняв условия Потсдамского ультиматума. Японскую правящую элиту волновал один вопрос: как закончить войну, сохранив при этом кокутай, а Потсдамская декларация не проливала свет на будущее императора. До тех пор пока японцы надеялись на сохранение кокутай или на переговоры с союзниками при посредничестве Москвы, они готовы были продолжать сопротивление. Бомбардировка Хиросимы ничего в этом отношении не изменила, хотя после нее необходимость в получении ответа Москвы на предложение о миссии Коноэ стала еще более срочной. Согласно послевоенному свидетельству Тоёды, «ситуация еще не была настолько критической, чтобы одна атомная бомба вынудила нас обсудить возможность завершения войны» [Toyoda 1950а: 52–53][323].

У нас нет убедительных данных, доказывающих, что бомбардировка Хиросимы прямо и непосредственно повлияла на решение Японии о капитуляции. Можно только сказать, что урон, который атомная бомба нанесла Хиросиме, еще сильнее