Мария кровавая - Кэролли Эриксон

Марии оставалось только перечитывать старые письма императора и регентши и ежедневно молиться, чтобы Господь вразумил советников и чтобы «дела были восстановлены так, как король оставил их». А еще она сочиняла «размышления», в которых пыталась привести в порядок свои мысли относительно смысла существования. Она хотела напомнить себе, что для подлинной христианки этот мир — только временная остановка в пути, который душа совершает к своему истинному дому. Земная жизнь — это боль, но за ней простирается радость вечного бытия, когда все, что было в этой жизни смутным и неосознанным, станет ясным в свете Божьей мудрости.

«Наша жизнь — это всего лишь паломничество на грешную землю из мира вечности. Как будто мы на некоторое время просто оказались здесь в изгнании», — писала она в 1549 году в своем «Размышлении о превратностях судьбы».

И чтобы приятности этой жизии не побудили нас усомниться в правильности следования по этому истинно верному пути к Тебе, по которому мы должны двигаться как можно быстрее, Ты ранишь нас терниями, чтобы мы сильнее возжаждали тихого отдыха, который ждет нас в конце. По этой причине болезни, слезы, горе и печаль и вообще все превратности судьбы есть не что иное, как стремление Господа пришпорить нас, будто мы медлительные тупоумные лошади, скорее даже ослы, чтобы мы прибавили ходу и не задерживались долго в этом преходящем мире. И потому, Господь, даруй нам милость забыть о тяготах этого утомительного путешествия и помнить лишь о нашей истинной цели, к которой мы идем! Й уж коль Ты нагружаешь нас бременем несчастий, то даруй нам также и силу преодолеть этот путь с такой ношей, чтобы мысли наши ни на секунду не отвлекались от цели и все время были обращены только к Тебе. Господи, все в Твоих руках, и потому поступай с нами в соответствии со своей непостижимой мудростью. А нам же даруй милость неуклонно следовать Твоей воле. Да будет так.

ГЛАВА 25

Словно весь мир ополчился, меня казня,

Чтоб жизнь моя стала горестна и пуста,

Чтобы замкнулись страхом надежды врата,

Чтоб жалость с любовью не исцелили меня!

Лью слезы в печали, терзаюсь, словно в аду,

Страдая, живу — и радости не найду.

Восстания 1549 года положили конец власти регента. Теперь уже мало кто верил, что он способен сохранить в стране порядок. Его считали (в значительной степени незаслуженно) «добрым герцогом», стремящимся исправить зло, причиненное «огораживанием», но именно это, кажется, и послужило причиной волнений. Его популярность в провинции вряд ли могла компенсировать ненависть придворных, которые видели в нем неумелого государственного деятеля, высокомерного и опасного вельможу, уже забывшего, что он всего лишь регеыт при малолетнем короле Эдуарде, и стремящегося взять в свои руки королевскую власть. В разгар восстаний все настолько возненавидели Сомерсета, что Совет под предводительством Дадли единогласно принял решение сместить ето с поста регента.

Одной из главных забот Сомерсета во время его регентства было подчинить шотландцев и установить с ними прочный мир. В сентябре 1547 года он победил их в сражении при Пинки-Кле. Кровопролитие было еще более ужасным, чем при Флоддене три десятилетия назад, но желанная цель женить Эдуарда на пятилетней королеве Марии Шотландской так и не была достигнута. Договоренности расторгли, и Мария отправилась во Францию. В ответ Сомерсет замыслил затеять со своими врагами такую войну, которая навсегда «покончит со всеми войнами». Он настолько погряз в делах с Шотландией, что перестал обращать внимание на Францию и империю. Карла V давно раздражало, что пирдтство в английских водах, от которого страдали фламандские купцы, фактически одобрялось правительством. Он был противником распространения протестантизма в Европе, поэтому религиозные новшества Сомерсета вызывали у него большое недовольство. Кроме всего прочего, ему не нравилось, что Марии чинят препятствия в отправлении католической мессы. По этим и другим причинам он поддержал свержение регента.

В 1549 году отношения Англии и «Священной Римской империи» были плохими, как никогда прежде. В противоборстве с Францией у Англии теперь не было никаких союзни-, ков. Новый французский король, Генрих II, преемник Франциска I, не терял времени, стремясь получить преимущества от того, что Сомерсет завяз в давней междуусобице с Шотландией. Франция и Шотландия были традиционными союзниками, поэтому любую войну на северной границе теперь придется вести па два фронта. Регент упустил момент, когда еще можно было договориться с Францией и избежать войны. Ослабив оборону английских городов на континенте, Кале и Болони, он спровоцировал Генриха на нападение. В августе 1549 года, когда руки Сомерсета были связаны восстанием, Генрих захватил внешние укрепления Болони. Англия и Франция вновь оказались в состоянии войны.

Совершенно очевидно, что политиком Сомерсет был близоруким. Но еще больше врагов он нажил из-за своей самонадеянности, алчности и необузданного нрава. Вдобавок ко всему он еще был и выдающимся казнокрадом, при этом не стеснялся выставлять напоказ свое богатство. Чтобы освободить место для строительства роскошного дворца Сомерсет-Хаус, он не задумываясь приказал снести две церкви. А о приступах ярости, которым был подвержен регент, вообще ходили легенды. Даже его близкий приятель Пэджет признавал, что Сомерсет порой несдержан и проявляет «сильный холерический темперамент». Однажды некий придворный, которого звали Ричард Ли, имел несчастье вызвать неудовольствие Сомерсета, и тот так па него набросился, что довел до слез и, по выражению Пэджета, «напугал до смерти».

Со временем Сомерсет становился все более мрачным. В войне, которая должна была «покончить со всеми войнами», он так и не победил, страна под его руководством скатывалась к банкротству, а в Совете царили разложение и недовольство. Отовсюду как мухи па мед слетелись родственники, как близкие, так и самые дальние. Всем хотелось урвать для себя кусочек пирога. Жена Сомерсета, «кичливая и надменная женщина», с аппетитом акулы требовала, чтобы он лишил прав наследства своих детей от предыдущего брака, мол, не хватает на тех девятерых, что она родила от него. Дома были сплошные пререкания и ссоры, при дворе — непрекращающиеся интриги. Томас Сеймур отказался снять шляпу в присутствии герцогини Сомерсет, а та, в свою очередь, отказалась нести шлейф его жены. Завистливая невестка никак не могла простить Томасу, что его жена, Екатерина Парр, была королевой, и осаждала регента требованиями, чтобы он раз и навсегда поставил Екатерину на место. Эти грязные ссоры прекратились только после смерти Екатерины и гибели Томаса Сеймура на плахе. Такое решение проблемы оказалось для регента в известной мере пророческим. Через семь месяцев после подписания приговора о казни брата Сомерсет сам был арестован и заточен в Тауэр.

После падения Сомерсета отношения между Марией и Советом временно улучшились. До Ван дер Дельфта даже дошел слух, что принцессу могут назначить регентшей при Эдуарде. Но ее сторонники, видимо, принимали желаемое за действительное. После смещения регента к ней обращались за поддержкой, однако Мария по-прежнему стояла на том, что никакие политические союзы заключать не будет, пока Эдуард не станет править самостоятельно. Именно в это время она начала серьезно обдумывать возможность бегства и в начале года послала императору кольцо. Карл понял, что таким способом она просит помочь ей бежать во Фландрию, и направил Ван дер Дельфту следующие указания: Мария не должна рассчитывать на бегство, потому что. во-первых, это трудноосуществимо, а во вторых — и здесь император был предельно откровенен, — потому что у него нет желания тратить деньги на ее содержание вместе со свитой.

Кратковременное сближение с Советом Марию не утешило. К пей стали относиться с большим почтением, чем прежде, и появились некоторые признаки, что ограничительно-запретительная политика регента сменится на более терпимую. Совет позволил сэру Томасу Арунделу, дворянину, принадлежащему к «старой вере», присоединиться к свите Марии; прежде Сомерсет ему дважды отказывал. Вначале Мария Арундела в свою свиту не приняла, потому что он сыграл видную роль в смещении регента, но перемена в отношении к ней Совета стала весьма заметной.

Однако это согласие длилось всего несколько месяцев осенью 1549 года — короткий промежуток между двумя диктатурами. От Сомерсета избавились, но на передний план выдвигался коварный Дадли. Мария понимала, что ие за горами время, когда он начнет безраздельно властвовать над Советом и королем. А хаос в стране все не уменьшался, преступность росла, и старая вера по-прежнему продолжала разрушаться. Восстания в провинции удалось подавить, но не до конца, потому что экономические предпосылки волнений не исчезли, а, наоборот, приумножились.