Армагед-дом - Марина Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет…
– Ты влюбился?
Смешок:
– Вот еще…
– Тебя кто-то обидел? В лицее? Угрожали? Требовали денег? Обещали выгнать?
– Нет.
– Андрюшка, что бы ни случилось, я тебе помогу.
– Ты не сможешь.
Она потеряла дар речи.
– Мам, ну я сам разберусь… Ничего страшного. Никто меня не бил, не угрожал, не выгонял…
Она закрыла глаза.
Курица. Всполошенная курица внутри Лидки требовала сейчас схватить этого мальчишку и любыми силами выпытать у него, что происходит. И чуть что не так – забрать из лицея. Бросить все и уехать из города. Забиться куда-нибудь в глухое село, пить по утрам козье молоко и жить так, чтобы ни на мгновение не терять его из виду.
Глупая курица. Но на борьбу с ней уходит черт знает сколько душевных сил.
Лидка глубоко вдохнула. Подняла веки:
– Ладно…
Глаза слипаются. Завтра в лицей, на работу…
Вернулась в постель, которая успела остыть. Накрыла голову подушкой.
Она все равно узнает. Не прямо, так косвенными путями. Ничего. Она не завидует тому, кто мешает жить ее сыну. Если это девчонка – горе ей! Если это учитель или какой-нибудь хулиган… Ой-ей-ей. Ей заранее жаль их. Бедняжки.
Все это ерунда. Все, кроме апокалипсиса. Время еще есть, Андрей будет жить любой ценой. Андрей окажется в «условленных» списках, даже если немолодой матери придется ради этого отрезать себе руку. Или, к примеру, пойти на панель…
Она криво улыбнулась.
В октябре светает поздно.
У писателя Беликова вот уже четыре года был собственный фан-клуб. Возникший совершенно без его участия. Восторженные почитатели, мальчишки четырнадцати-пятнадцати лет, иногда дежурили возле Беликовского подъезда в ожидании автографа или просто приветствия, или, если повезет, разговора; самых отчаянных Беликов иногда приглашал к себе на чай. Лидка шутила, что после рукопожатия мэтра ребятки неделями не моют рук.
Андрей был в фан-клубе чем-то средним между талисманом и почетным председателем. Он делился с поклонниками информацией: когда Беликов собирается быть дома, куда и зачем он пошел, когда он уехал в командировку и когда собирается вернуться, что пишет и сколько страниц уже написал, и какие новые идеи вынашивает… Разумеется, все это с одобрения самого «дяди Виталика» – Беликов давно и всерьез назначил Андрея «ответственным за связи с общественностью».
– …Короче говоря, Лидочка, в детстве этот парень слышал сказку о том, как маленькая девочка привлекала дальфинов, играя на губной гармошке… И как потом во время мрыги она этой же гармошкой загипнотизировала здоровенную глефу. Сказка, разумеется, ложь… Но вот наш герой занимается исследованиями музыкальных склонностей дальфинов. Он идет на берег, но не с губной гармошкой, нет… он придумал такое устройство, «подводный оркестр». То есть в воду опускается такая здоровенная металлическая мембрана и начинает передавать звуки музыки через колебания воды. И вот… Андрюшка, плесни мне еще кофе… И вот у него начинаются взаимоотношения с дальфинами, странные такие, неоднозначные… А тем временем близится мрыга, а он дальфинам передает все одну и ту же мелодию, он заметил, что она им понравилась… Что ты смеешься, Лида? И вот из моря вылезают, сами понимаете, глефы…
– А он играет на губной гармошке, и они гуськом идут за ним, – давясь хохотом, предположила Лидка. – Очень зрелищно… Кинематографично… Как, кстати, твое кино?
Беликов поморщился:
– Малобюджетка, Лидочка, она и есть малобюджетка. Ты будешь смеяться, но хроники апокалипсиса – настоящие хроникальные ленты! – выглядят убого и бледненько и никак не могут соперничать с постановочными трюками… Но через полгодика выйдем на экраны… Тьфу-тьфу. Андрей, это ты сахар запрятал?
– Ты и так толстый, дядя Виталик.
– Я? Я – толстый?!
Смех и возня; в присутствии Беликова Андрей заметно расслабился. Как будто тяжесть на его душе стала легче.
Лидка была рада приятельским отношениям, давно и прочно связавшим Андрея и Беликова. Суррогат отцовской любви – мужская дружба со взрослым человеком, да еще оригиналом и знаменитостью. Пусть так.
Потом, когда Андрей с превеликим скрипом отправился готовить уроки, Лидка включила телевизор и под завывания какой-то эстрадной певички изложила Беликову историю Андреевой депрессии.
– В лицее была? – сразу же поинтересовался гость.
Лидка кивнула:
– В первую очередь… Как шпионка. Чтобы никто, упаси Боже, не заподозрил истинной цели. Я там, по счастью, часто бываю, так что никто особо не удивился, даже Андрей…
– Что разведала?
Лидка пожала плечами:
– Ничего. Все спокойно. Если было бы ЧТО-ТО – я бы учуяла.
– Игры? Товарищи?
– Не шпионить же мне за ним…
– Телефонные звонки?
Лидка растерялась:
– Звонки?
– Да. Приходишь – и спрашивай вроде невзначай: «Никто не звонил?» И наблюдай реакцию…
– Ты думаешь, его достают по телефону?!
– Ничего не думаю. Просто предполагаю… Детектив – не совсем мой жанр. Но кое-какие элементарные вещи я же должен придумывать?
Лидка помедлила. Предложила, пряча глаза:
– Виталик, может быть, ты с ним поговоришь?
– Получится, что ты мне на него настучала, – заметил Беликов.
Лидка сдержала себя, хотя курица, глупая наседка, опять взметнулась и захлопала крыльями.
– Не бери в голову, – мягко посоветовал Беликов. – Может быть, само рассосется. Подожди…
Целую неделю Лидка верила, что Беликов оказался прав. Андрей, кажется, повеселел и вернулся к жизни.
Лидка тихо радовалась семь дней, до следующей пятницы.
В пятницу среди извлеченной из ящика свежей почты обнаружилась странная газета. «Пикант». Такой бульварщины они с Андреем сроду не выписывали…
И она совсем уже собралась положить чужую газету на крышку ящика – кому надо, тот найдет, – когда глаза ее наткнулись на собственную фамилию среди анонсов-заголовков.
Она отодвинула газету подальше от глаз. Проклятая дальнозоркость.
«Сентиментальный жест престарелой нимфетки. (Знаменитому институту кризисной генетики присвоено имя Андрея Зарудного – многие удивлены таким решением, но мало кто знает, что еще будучи школьницей, профессор Сотова делила с Зарудным и девичьи мечты, и постель)».
Некоторое время Лидка тупо смотрела на то, что держала ее вытянутая рука.
Потом рука опустилась.
Гостеприимно разъехались двери лифта, который Лидка вызвала двадцать секунд назад. Пошатываясь и ни о чем не думая, она ступила внутрь, и за закрывшимися дверями ее вырвало прямо на чистенький, ежедневно драимый уборщицей пол.
Лифт шел себе и шел; разогнувшись, Лидка дотянулась до кнопки «Стоп». Лифт завис посреди шахты. Лидка вытащила из сумки платок и вытерла губы. Так. Хорошо, что такая скорая, радикальная реакция. Теперь легче, теперь можно думать. Она заставит главного редактора съесть весь тираж, номер за номером. Она поймает этого – быстрый взгляд на подпись – Степана Дождика… Она вычислит, кто это.
И тогда…
Внизу уже обеспокоено переговаривались жильцы. «Тоня! Тоня! Вроде лифт застрял?» – «Да минуту назад я спускалась!»
Под Лидкой было метров двадцать пустоты. Сомкнутые двери, темные лакированные стены. На одной из них – полустертая надпить шариковой ручкой: «Оля плюс Андрей»…
Андрей. Малыш мой. Как же тебя… Лидка закусила губу.
Зарудный. Банкет. Славка. Андрей. «Андрюша, я тебе помогу». – «Ты не сможешь…»
– В лифте кто-то есть! Может быть, застряли?
– А на каком этаже?
– Да вроде между пятым и шестым…
– Эй, там кто-то есть? Отзовитесь!
Лидка покосилась в угол, на побочный результат работы газетчиков. Кстати, кто кинул «Пиканта» в ящик? Можно было бы расспросить бабушек на скамейке, они могли запомнить…
– А может, детишки балуются?
– Эй, кто там?
«Жаль, – подумала Лидка. – Так хорошо висеть за закрытыми дверями, наедине с собой, между пятым и шестым. Так хорошо куда-нибудь забиться, спрятаться… Но не дадут же. Не дадут».
Она нажала кнопку с номером «десять». Чердак и технический этаж. Остается только надеяться, что там пока нет никого и никто на увидит, как профессор Сотова гордо выходит из заблеванного лифта…
Выйдя, она нажала на кнопку «один» и отправила обеспокоенным соседям «подарочек». Через полминуты снизу раздастся взрыв возмущения…
Она подстелила «Пикант» на ступеньку и села, не жалея длинной дорогущей юбки.
«Лидия Анатольевна, вас могут неправильно понять».
Жажда деятельности схлынула, сменившись вторым приступом отчаяния. Уже без рвотных позывов, но с сильной болью в груди. И левая рука странно онемела. Не хватало, чтобы на этом фоне Лидку хватила кондрашка…
Ага, вот и возмущенные вопли, едва слышимые с десятого этажа. Теперь попытаются понять, кого же это прямо в лифте постигла морская болезнь… Но Лидку вряд ли заподозрят. Профессор и аккуратистка.