Спорим, тебе понравится? (СИ) - Коэн Даша

— Зато я знаю, на что способен я сам, — рубанул он жёстко, а затем вновь впился в мой рот, словно одержимый. Запустил пару десятков табунов мурашек по коже и заставил сердце не биться, а трепыхаться о счастья.

— Прошу тебя, Ярослав, она не должна знать о нас. Мне с ней ещё жить, понимаешь?

— Да, — неожиданно покладисто кивнул парень, а затем вздохнул, и я заметила, как играют желваки на его скулах.

Он был в ярости.

Мы ещё какое-то время, обнявшись, лежали вдвоём на моей узкой койке. Басов целовал каждый багровый след на моих бёдрах, ягодицах и спине. Шептал, как ему жаль. Как сильно он любит меня. И как скучал всю эту бесконечную неделю.

Я тихо пускала слёзы от неподдающегося описанию облегчения и любви.

Но время быстротечно и с первыми лучами солнца, его, одетая во всё чёрное фигура, всё-таки вновь вышла на балкон, а затем скользнула вниз. Ярослав подхватил из ближайших кустов увесистую спортивную сумку, отдал мне под козырёк и сел в такси, оставляя меня медленно выпадать в нерастворимый осадок.

Ущипнула себя за бедро. Ойкнула.

Не сплю...

После утреннего посещения церкви я узнала, что Басов вновь проплатил услуги прикрытия Семёну на неделю вперёд. Тот светился как начищенный самовар, что явно было мне на руку, так как моя мать смотрела на нас и тоже рдела, очевидно, представляя, как мы с этим богом киберспорта скоро поженимся и всю жизнь будем её принеси-подай-рабами.

Она даже об этом размечталась утром перед занятиями в понедельник. Всё щебетала и улыбалась так лучезарно, что хотелось её ударить. Вот только улыбка недолго держалась на её холеной физиономии.

Перед большой переменой, проходя мимо кабинета литературы, я вместе с несколькими другими учащимися, стала свидетельницей того, как Басов Ярослав буквально припёр Храмову Алевтину Петровну к стенке, что-то зло ей выговаривая прямо в потрясённое и явно перепуганное лицо.

Мать буквально колошматило на глазах.

А потом случилось то, отчего у меня самой дыхание перехватило.

Басов поднял руку и со всей силы ударил. Мать визгливо вскрикнула и зажмурилась. Я же смотрела во все глаза, до конца не веря в происходящее. Вот только кулак Ярослава вонзился не в лицо учительницы литературы, но сильно рядом — в дверь ее кабинета, оставляя после себя уродливый пролом.

Вписал. Шикнул на неё на прощание. Затем развернулся и ушёл.

Боже...

Глава 44 – На чиле, на расслабоне

Вероника

Я хмуро смотрю на беззвучно идущий телевизор, а затем впериваю слепой взгляд в окно, за которым плещутся волны Чёрного моря. Над горизонтом повисли разбухшие свинцовые облака, но над самим городом ещё ярко светит солнце, а по набережной прогуливаются многочисленные жители и туристы, одетые лишь в лёгкие куртки без шапок.

— Так непривычно, что в декабре градусник поднимается до плюс тринадцати, а на Новый год не будет трескучих морозов, снега, пара изо рта и...

— И «подснежников» по канавам первого января? — перебивает меня Басов, насмешливо поигрывая бровями.

— Чернуха! Как тебе не стыдно? — дурашливо округляю я глаза и швыряю в парня диванной подушкой, но тот лишь заразительно хохочет, а потом зависает.

Он сидит на полу, сложив предплечья на коленях, и смотрит на меня бесконечно долго. Так, что по моей коже начинает бродить пьяное электричество. А я сама отчего-то всё ещё стесняюсь этого его явного мужского интереса и животного магнетизма, которым он затягивает меня всё глубже в свои сети.

Почти три недели прошло с того момента, как Басов впервые залез на мой балкон. С тех пор он проворачивал это на регулярной основе, а днём мы коротали свои, наполненные счастьем, часы наедине с друг другом в его квартире. После «воспитательной беседы» мать меня больше не трогала и вообще обходила по широкой дуге. Про ремень более не заикалась, но каждую ночь запирала входную дверь на ключ и уносила его с собой в спальню, даже не подозревая, что мне плевать на эти её ухищрения.

У меня был балкон. И Басов. И выторгованное у насмешницы судьбы время, которое обеспечивал нам «кибергений» Сёма Диденко.

Правда, было во всём этом одно «но» — спальня Ярослава в его квартире была под замком.

— Я для тебя, вообще-то, там сюрприз готовлю, — пояснил мне парень.

— Красную комнату? — рассмеялась я, а он вслед за мной.

Время пролетело чертовски быстро, вот уже и Новый год подкрался незаметно, а мы купили в супермаркете здоровенную искусственную ель с шишками, всю припорошённую снегом, и весь сегодняшний субботний день убили на её установку и украшение. Получилось здорово, как в красивой рекламе — ёлка, игрушки под ней, рядом два мягких кресла и всё это на фоне панорамного окна.

А сейчас Ярослав собирал на полу последний штрих этой идиллической картинки — старенький игрушечный заснеженный домик, который должен был приветливо светиться в темноте.

— Его мне подарили родители, — неожиданно парень оторвал от меня глаза и перевёл их на то, чем был занят, — мне в тот год было пять, и я хотел лего, а не этот дурацкий дом. А теперь чертовски рад, что он у меня есть.

Я тут же кинулась к нему и обняла настолько крепко, насколько могла. Разгладила пальцами морщинку, залёгшую между его хмуро сведённых бровей, и ласково запечатлела на щеке поцелуй.

— Яр, не надо...

— Знаешь, они так же, как и твои, не были идеальными.

— Ну уж не настолько, — потянула я и захихикала, а Басов потрепал меня по щеке, обнял в ответ и повалил нас обоих на ковёр с длинным ворсом, тиская меня в своих руках.

— Моя мать была из первого эшелона — избалованная, эгоистичная, ленивая до безобразия прожигательница жизни и отцовских средств. Единственная залюбленная до невозможности дочь моего деда и его же сильнейшая головная боль. У неё было все — связи, бабки, в друзьях сплошные сливки общества и сын от неудачного первого брака. У моего же отца в активе, за исключением смазливой физиономии, не было ничего, кроме трешака — мать умерла в родах, отец мотал срок за поножовщину, воспитывали его бабка и дед, которые бухали, как черти. Старшая сестра тоже сидела на стакане, младший брат по малолетке уже успел усвистеть в колонию. Из хорошего только одно — его не били и выбиваться в люди не мешали.

— Да уж, — закусила я нижнюю губу, — вот и думай теперь, как лучше, да?

— Никак, Истома. Раз решили рожать, так будьте родителями, а не куском дерьма, — и я тут же грустно, но согласно кивнула, — у моих же всё пошло по другому сценарию. Мать знала, за кого собирается выпрыгнуть замуж, а отец сильно и не скрывал, что женится не на любимой женщине, а на богатой наследнице. Даже фамилию её взял, чтобы легче было с ноги двери открывать. Но женщинам свойственно очаровываться там, где не надо.

— Я не такая, я другая, он для меня изменится?

— Именно. Вот только отец не изменился, но и даром времени не терял. За годы брака тянул с матери нещадно, благодаря чему успел намутить тёмных схем и всё-таки отхватил разваливающийся пивоваренный цех, почти обанкротившийся ликёро-водочный завод и парочку винных плантаций, приходящих в упадок. И сделал из них конфетки, благодаря уму и сообразительности, а также взяткам и откровенному шантажу.

Ярослав неожиданно замолчал. Нахмурился. Откинулся на спину и заложил руки за голову, а я лишь легла ему на грудь и покорно ждала, когда же он продолжит. И он сделал это.

— Мать начала недовольно верезжать, мол, так и так, мужа не вижу, живу как в тюрьме. Тут и дед подключился и начал отцу угрожать, мол разведу вас, если дочурке любименькой времени не станешь уделять должным образом. Ну, отец внял, настрогал меня и на том посчитал, что его долг выполнен. Мать же, обиженная на мужа за такой развод, тупо спихнула нас с братом многочисленным нянькам, а сама ударилась в страдания по поруганной любви.

— Яр...

— Да, фигня.

— И... что было дальше?

— Дальше отец начал грести бабки лопатами, вот только моему деду такой успех был поперёк горла. Он страшно ему завидовал. Я был малой, но помню, как они словно две истерички орали друг на друга, деля очередной сорванный отцом куш. Дед считал, что минимум половина активов моего папани принадлежит ему, потому что именно он помог отцу на старте, а тот вертел всех на причинном месте и смеялся старику в лицо. Так и жили, почти не тужили, пока дед не подался в политику. И грянул гром.