Наследник - Александр Прозоров

Это были вполне понятные и логичные постулаты, ясные общеизвестные истины. Но сейчас они почему-то помогали плохо…

Прямо в воротах детинца бросив поводья подворнику, вербовщик развернулся, но тут его окликнул Избор:

— Лесослав! Эй, ты меня слышишь?

— Да слышу, слышу, — крутанулся на месте Ротгкхон, повернул к крыльцу. Его мысли скакали по самым посторонним вопросам, поэтому затевать разговоры с туземцами ему сейчас не хотелось.

— Лесослав, — спустился навстречу волхв. — Ты сказывал, с Радогостом перемолвиться о чем-то желаешь?

— Ой, — аж поморщился Ротгкхон. — А можно не сейчас? Что-то я сегодня не в себе.

— Не сегодня, завтра, — мотнул головой юноша. — Я как о сем волхву намекнуть попытался, он токмо обрадовался. Завтра он все утро в святилище намерен пробыть, в молитвах и поклонениях. Но ради тебя готов отлучиться. Уж больно счет твой ему чудным показался. Желает подробнее о сем услышать.

— Беда… — глубоко вздохнул вербовщик. — Так просто об этом человеку постороннему не рассказать. Ну да ладно, попробую. Значит, завтра?

— Да. Прямо с рассветом можешь и приходить.

— Угу… — Поняв, что ведет себя неправильно, Ротгкхон обнял Избора: — Спасибо за помощь, дружище. Мне это очень важно. Ныне же извини, как-то нехорошо я себя чувствую. Хочу пойти полежать.

— Квасу выпей. Хорошо освежает и кровь чистит, — посоветовал волхв.

— Да, так и сделаю… До завтра.

И опять в голове мелькнуло: «Если смогу убедить старого волхва — это будет подвиг или нет?»

Чистое безумие.

— А хочешь, сегодня пойдем? — предложил Избор. — Тебе и вправду, по виду, нездоровится… Мудрый волхв тебя зараз и осмотрит, и зелья даст или иное снадобье подберет.

— Завтра, завтра, — вскинул ладони Ротгкхон. — Прости, хочу явиться пред Радогостом свежим и разумным. Просто отосплюсь, и все пройдет.

— Да, выспаться — это верно! — согласился Избор. — Иди, не мучайся понапрасну. И квасу выпей!

— Обязательно!

До своего дома он добрался так же быстро, как ушел. В этот раз калитка оказалась заперта, и он привычно постучал. Кулаком, с силой. Вскоре створка распахнулась, на улицу вышла Зимава в наброшенном на плечи платке. Довольно улыбнулась:

— Вот и я, суженый мой. Заждалась.

Вербовщик огляделся, взял ее за руку, завел на двор, запер калитку на засов.

— Ты чего, Лесослав? — растерялась девушка.

— Нас никто не видит?

— Нет…

Ротгкхон провел ладонями по ее голове, сбрасывая платок, провел снова, на этот раз по густым волосам, наклонился и стал целовать ее глаза, щеки, губы, подбородок, шею, снова губы, лоб глаза, губы, подхватил, закружил поставил на ступеньки крыльца и снова стал целовать. Зимава засмеялась, закинула руки ему за шею и тоже ответила жадными поцелуями, потом прижалась виском к его щеке, наклонив голову к его плечу:

— Что с тобой, любый мой?

— Просто я хотел сказать, что мне приятно прикасаться к тебе. Обнимать и целовать. Всегда. Даже когда нас никто не видит. Всегда… — Ротгкхон сглотнул и торопливо добавил: — Только ты меня все равно встречай на улице, хорошо?

— Конечно, я своего не упущу… — Зимава подняла голову, поймала влажными глазами его взгляд и спросила: — И что теперь будет? С нами? Со мной и тобой?

— Что с нами будет?.. — Ротгкхон закрыл глаза, даже стиснул, мучительным усилием воли разрывая спутавшую душу пелену, возвращаясь из безумия в реальный мир. До боли прикусил губу и только потом ответил: — Ничего. С нами не будет ничего. Это было… Неправильно. Мы оба совсем забыли, кто я такой. Я не человек. То есть я не совсем человек. Тот мир, из которого я пришел и в который вернусь, — для тебя это ужас, мрак, помешательство, кошмар. Ты не способна в нем выжить. Он тебя убьет, высосет твой рассудок, раздавит. Ты не сможешь там существовать.

— Лучше кошмар рядом с тобой, чем Золотой мир без тебя!

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — покачал головой вербовщик. — А я знаю. Я не могу так с тобой поступить. Это будет подло.

— Нет, не делай этого! — испугалась Зимава.

— Милая, от нас не зависит ничего. — Он повернулся, сел на ступени. — Нашу судьбу определила воля Империи.

— Нет! — Девушка так и не разжала рук и теперь оказалась спиной у него на коленях.

— Я сказал об этом в наш самый первый день, — пригладил ее волосы Ротгкхон. — Я пришел ненадолго. Твой мир не способен стать моим, а мой будет кошмаром для тебя. Все предопределено с того самого мига, когда мы встретились. Мы могли принести друг другу пользу — мы это сделали. Теперь мы должны разойтись.

— Уже?

— Все решится завтра, — задумчиво ответил он. — Я ведь, как ты понимаешь, князю и дружинникам многое недоговариваю. Если смогу сговориться с волхвом, то дней через десять все кончится. Ты будешь свободна от уговора и сможешь начать новую жизнь. А я… Я буду по тебе скучать. Честное слово. В первый день такого и подумать не мог.

— А если не сговоришься? — с надеждой спросила Зимава.

— Если волхв меня раскусит… — поморщился вербовщик. — Тогда возможные варианты начинаются с Перунова суда…

— Это все Лада… Лада! — Девушка мотнула головой, разжала руки и вскочила. — Я проклята! За что же так? Лучше бы она меня убила…

Хлопнула дверь в дом, вербовщик остался на ступенях один. Вытащил нож, примерился, метнул в ворота. Попал в столб.

— Проклятье! — Он поднялся и пошел за ножом. Выдернул, спрятал, поправил засов. — Что же ты язвой-то не осталась, Зимава? Как бы сейчас все было просто и хорошо. Нет, лучше все-таки было с обычной легендой внедряться. Наемник-бродяга, и все.

Эта ночь стала первой в их совместной жизни, когда они спали врозь. Ротгкхон, засидевшись на кухне допоздна, вытянулся на лавке и дремал на ней до утра. Зимава, долго и молча возясь с пирогами, наверх тоже не пошла. И тоже спала на лавке. Но на другой.

Когда вербовщик проснулся, она была уже на ногах. Увидев, как муж поднимается, принесла и поставила перед ним ковшик с рыжим хлебным квасом и блюдо с горкой пряженцев:

— Все-таки мне это удалось, — улыбнулась она, сев напротив.

— Что? — не понял Ротгкхон.

— Испечь пироги, когда ты дома. Ты ведь просил, помнишь? И каждый раз норовил за дверь, как квашня поспевала. Сегодня повезло. Пробуй. Эти — с соленой рыбой, мои любимые. Эти — с капустой, а эти — с луком. И если сегодня с тобой что-нибудь случится, леший, я в твой поминальный костер все равно брошусь, так и знай!

От такого потчевания Ротгкхон чуть не подавился квасом, закашлялся, покачал головой:

— Не, не бойся. На самом деле я очень живучий.