Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

Вблизи красный камень оказался многоугольником сложной формы, явно обработанным руками человека. От плоской верхушки с неглубокой выемкой тянулись вниз выбитые примитивными орудиями канавки, терявшиеся в буйной поросли шаровидных грибов у подножия монолита. Талгат опустился на колени, прикоснулся лбом к отшлифованной плоскости камня, снова забубнил непонятное. Басманов терпеливо ждал, вглядываясь во мрак пещеры.

Подземный зал был очень, очень велик. Расстояние от шатающейся плиты до камня составляло метров пятьдесят, но стену, в которой зияла неправильной формы дыра коридора, Басманов отсюда видел, а противоположный, теряющийся в черных тенях край пещеры – нет. Потолок зала вроде бы проглядывал сквозь наплывы тьмы, но до него было никак не меньше тридцати метров. Малопонятно, конечно, как охраняющие Периметр спецслужбы прозевали такую гигантскую подгорную полость в буквальном смысле у себя под носом, но, с другой стороны, геологическая разведка местности в их задачи точно не входила. А открывший пещеру безымянный русский «насяльник», видно, погиб на войне и больше в Урочище Каменных Слез не возвращался.

– Иди сюда, – позвал Басманова старик, раскладывавший перед камнем странную композицию из мелких камней, неизвестно откуда взявшихся коротких палочек и горок порошка из кожаных кисетов. – Становись рядом. Я сейчас буду хаому жечь, песню петь... Ты стой, смотри на камень. Когда увидишь тень, иди, куда она покажет. Там будет вторая дверь.

– Дедушка Талгат, – тихо сказал Басманов, – а если ты меня обманул? Если нет никакой темной дороги, а просто ты хочешь от меня избавиться поскорее? Подумай сам – как мне тебе верить? Я, пожалуй, тебя с собой возьму. Так оно вернее выйдет.

Старик даже головы не повернул – продолжал, стоя на коленях, рассыпать свой порошок по канавкам, идущим от камешка к камешку и кое-где перекрытых палочками. Когда же он наконец закончил и соизволил ответить, в голосе его звучало нескрываемое раздражение:

– Глупый ты, глупый, белый батыр. Надо было мне тебя одного в подземелье оставить, посмотреть, нашел бы ты дорогу или тебя бы кто раньше отыскал... Ведь как для человека старался, а ты меня обидел. Избавиться от тебя... Да я б от тебя избавился, только кто тогда за Олжаса моего отомстит да людей спасет?

– Каких людей, дедушка?

– А тех, которые за великой Стеной. Согнали туда людей, как овец, со всего мира, а зачем – никто не знает. Только плохо им там, как Олжасу моему было плохо, а может, еще хуже... Зачем согнали? Ты знаешь?

– Знаю, – угрюмо сказал Басманов. – Только трудновато мне тебе объяснить это будет, хоть ты и шаман.

– Не шаман я! – шепотом закричал Талгат. – Кам! Шаманы на севере жили, в тайге, у диких народов! Не говори ничего, без тебя знаю. Когда людям добра желают, их, как овец в кошару, не сгоняют! Смерть их там ждет, вот что! А чтобы не бунтовали, говорят про лекарства, про воду хорошую... Кто их спасет?

– А ты не думаешь, дед, что мне их спасти – как тебе гору мотыгой своротить? Их там знаешь сколько? А я, видишь, один. Почему ж ты думаешь, что у меня получится, раз у них у всех не получается?

Старик плюнул, потом каким-то вороватым движением стер плевок, попавший на основание красного монолита, рукавом своей хламиды.

– Ах ты, баран! Да не думаю я ничего! Я про тебя ничего и не знаю, первый раз вижу, как и ты меня. Но если послали мне духи пропащего человека, тогда надежды никакой вообще нет. Мне что, я свой век доживаю... Внука жаль стало, вот я, козел безрогий, и решился духов попросить...

– Значит, не хочешь со мной идти? – усмехнулся Басманов.

– А ты меня путать будешь? Убивать будешь? Кто тебе тогда дверь откроет и хаому жечь станет, чтобы она тебя по темной дороге провела?

Влад похлопал по туго набитому ароматным порошком дареному мешочку.

– Ну, травку я теперь и сам жечь могу, ее у меня твоей щедростью видишь как много... А про убить – это ты зря, дедушка. Я за просто так людей не убиваю. Связал бы, с собой повел – это да. Ну не хочется мне с тобой расставаться, интересный ты человек...

– Теперь молчи, – властно прервал его Талгат. – И за тенью смотри. Там сам решишь, брать меня с собой или здесь оставлять.

В самом маленьком кисете у старика оказалось что-то вроде огнива. Талгат осторожно поднес его к наполненной порошком канавке, ударил кресалом, подул... Искры ярко брызнули из-под кресала, а вот огня Влад не увидел, хотя порошок явно загорелся – линзы ночного видения показали, что канавки налились темно-багровым, не дающим отблесков светом. Невидимое пламя пожирало сложенную камом конструкцию, и, глядя на этот колдовской огонь, старик принялся раскачиваться из стороны в сторону, тихонько распевая монотонную длинную песню на незнакомом Владу языке. Никакой тени от такого костра, разумеется, быть не могло, но Басманов, не выпуская из поля зрения камлавшего Талгата, внимательно смотрел на красный монолит, ожидая новых сюрпризов. Долго ждать, впрочем, не пришлось.

Вспыхнуло внезапно – Басманову показалось, что по глазам стегнули плетью. В кромешной мгле у подножия монолита вдруг расцвел удивительный цветок – пламя костра стало видимым и даже довольно ярким, его невысокие язычки плясали по усыпанным порошком канавкам, мерцая призрачным сиреневым светом. Старик затянул какой-то особенно унылый куплет своей песенки, все время повторяя нечто вроде «сур... сур... сур...» Движения его стали конвульсивными, несколько раз он запинался, видимо, захлебываясь слюной. Когда порошок выгорел почти дотла, последние языки сиреневого пламени, словно склонившись под порывом сильного ветра, протянулись к камню и лизнули его массивное основание. Талгат тут же прекратил раскачиваться, вскочил на ноги и дотронулся до камня в том месте, где секундой раньше его коснулся призрачный огонь.

– Сур! – крикнул он срывающимся высоким голосом.

В следующую секунду он раздвоился. Когда закутанная в черную хламиду фигура потеряла четкие очертания и начала оплывать, словно нагретая над огнем восковая фигурка, Басманов несколько раз моргнул, пытаясь скорректировать настройку своих волшебных линз. Не помогло – пока он проморгался, стариков перед камнем оказалось уже двое. Один обессиленно опускался на колени, держась обеими руками за гладкую поверхность красного монолита, второй же, стоявший вполоборота к Басманову, смотрел куда-то в кромешную тьму слева от камня и не обращал на своего двойника ни малейшего внимания.

– Иди за ним, – прохрипел тот, что стоял на коленях. – Он проведет... темной дорогой... Прощай, белый батыр...

Стоячий двойник повернулся к Владу и сделал повелительный жест рукой – очевидно, призывал куда-то идти. Потом сделал шаг и стал почти невидим. То ли линзы действительно барахлили, то ли темнота за красным камнем была не просто отсутствием света, а чем-то значительно более мрачным.