Кот и крысы - Далия Трускиновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот с драгоценностями, которые так ловко выманили у Вареньки, было над чем поломать голову.
Могло статься, что Ховрины рассказывали всей Москве про драгоценности скромной воспитанницы княжны Шестуновой, пока не сыскался человек, сделавший из этих сведений свое преступное употребление. А могло - что это кто-то из графского семейства, и не сам ли любознательный молодой граф?
Коли он игрок - почему бы и нет?
Судя по тому, что осуществила эту затею шайка парижских шулеров, он именно к знакомым игрокам и обратился за помощью - ежели только с самого начала, как после чумы Москва ожила и в ней завелись французы, с той шайкой не подружился. Но, коли так, он должен был знать про связь между Варенькой и Фоминым. Откуда, коли они ее держали в превеликом секрете?
А вот к передаче драгоценностей в шулерские руки было не придраться - их проиграл Фомин, который, даже если бы не застрелился, вовеки не отрекся бы от своего проигрыша, Вареньку же не выдал бы. И Варенька бы не призналась, что ночью убежала в какой-то, прости Господи, воровской притон, да еще там и поселилась. Словом - все шито-крыто…
Шито-крыто, как же!
А на что Архаров? На что архаровцы?
– Чему вы смеетесь, сударь? - спросила обеспокоенная Варенька.
А Федька и не заметил, как из уст вырвался ехидный такой смешок.
– Смеюсь тому, что эти господа просчитались, - ответил он. - Тому, что не мы в беду попали, а они.
– Это как же?
– А так, что им-то и на помощь позвать некого.
– А нам?
– А нам и не надобно звать на помощь. Нас сейчас и без того по всей Москве ищут! И найдут! Все обшарят, из всех душу вытряхнут, а найдут!
– Кто же это о нас вдруг так беспокоится?
– Архаровцы, - уверенно сказал Федька. - Архаровцы пойдут по моему следу. И скоро уже будут тут. Не пропадем! Прикройте, сударыня, личико, чтоб пыль в глаза не летела. Сейчас я зажгу свечку и буду вверх пробиваться.
– А я что же? Кабы я вам помочь могла!
– А вы говорите потихоньку, - высекая огонек, попросил Федька. - Вы говорите - и нам обоим легче будет. Давно вы тут, под землей?
– Нет, не более суток. Что-то в доме стряслось, вроде бы я даже выстрел слышала, и тогда ко мне прибежали, в одеяла завернули, сюда унесли. Я чего боюсь - что они на другое место перебраться вздумают. Есть у них в Москве еще пристанище.
– И там выследим, - уверенно сказал Федька, жмурясь от летящей сверху дряни. - Знаете басенку про кота и крыс? А вот сейчас я вам ее и расскажу…
* * *
Много любопытного повидала в жизни Марфа, один Ванька Каин чего стоит, но ей бы в самом причудливом сне не приснилось, что однажды в дом войдет московский обер-полицмейстер, кивком поздоровается, быстро перекрестит лоб на образа и скажет преспокойно:
– Прибери-ка свои горшки и шитье. Тут у нас сейчас будет полицейская канцелярия.
– А не привыкать! - беззаботно отвечала Марфа. - Когда мой Иван Иванович был жив, тоже частенько в моем доме большие дела делал и со знатными людьми встречался. Устюшка с Сашенькой уже тут, наверху, в светлице, делом занимаются. Заходите, гости дорогие!
Первым вошел канцелярист Дементьев с преогромным кожаным баулом - с таким разве что в сибирскую ссылку вельможе отправляться, а в бауле бумаги. Это вместилище он взял в чулане у Шварца, где баул стоял под полкой с бабьим барахлом. Тут же потребовал очистить и протереть как следует стол, сам его попробовал пальцем на предмет жирной пленочки, способной повредить важным документам.
Затем стал устраиваться Архаров - в одной из комнатушек, служивших Марфе для размещения подопечных девок. Много было по этому случаю шуток, и обер-полицмейстер изволил посмеяться вместе с архаровцами. Потом же как-то сразу шутки смолкли, началась работа.
Архаров выслушивал доклады, а Левушка, сидя рядом, делал пометки в списке.
Прибежали от Шварца - недоросль Вельяминов успешно заперт в чулане, где и Матвея протрезвляли, и сам Архаров ночевать изволил. Недоросль блажит по-русски и по-французски, но снаружи ничего не слышно.
Приехал Никодимка на извозчике, привез два лубяных короба, по виду - словно бы их еще при государыне Анне сплели. Потребовал для оплаты извозчика каких-то неожиданно крупных денег. Оказалось - ехал не то чтоб огородами, а напетлял порядочно, свято соблюдая хозяйское распоряжение о таинственности. Тут же Марфа потребовала его на кухню - она не могла оставить гостей некормленными.
Там Никодимка выпросил у нее сахар и изготовил крепкий сладкий чай для загибания архаровских буклей.
Вскоре конюх Григорий привел Фетиду и Милорда. Их поставили на заднем дворе, чтобы ни из какого переулка, ни даже с Псковского холма, не углядеть.
Архаров между делом опять осведомился о Федьке. Никто ничего не знал.
Прибежал Яшка-Скес, переодетый уличным торговцем со свечами - он все еще держал на правом плече коромысло, с которого свисали связки прихваченных за длинные, нарочно для того оставленные, фитили толстых больших свеч. Яшка доложил - Платона Куравлева он сопроводил и впрямь до дома Хворостининой. Из чего следовало, что французские мазурики доподлинно втерлись всюду и стали распоряжаться людьми, служащими московской знати, как своими лакеями.
– Правильно сделали, что сбежали, - сказал Левушка, имея в виду переселение к Марфе. На Лубянку постоянно приезжали чьи-то секретари, дворецкие, доверенные лица с «явочными» - поди знай, кто из них перекуплен шулерской шайкой и прибыл не столь подавать «явочную», сколь подслушивать и подсматривать?
Прибыл человек от майора полицейских драгун Сидорова, дружбы с которым у Архарова не получилось, но служба есть служба - приказ он выполнил.
Марфа тем временем тоже не дремала - она затащила Тимофея в розовое гнездышко, совершенно не придавая значения огненным взорам Клавароша, и стала его выспрашивать - к чему привело наблюдение за лавкой французенки Фонтанжевой.
– Того молодца, что к ней ходит, мы до самого его дома сопроводили, - сказал Тимофей. - И пялились на него во все глаза, как на святую Богородицу. Выходит так, что или на Москве близнецы завелись, или же этот французенкин хахаль, который, Марфа Ивановна, в миру - молодой граф Михайла Ховрин…
– Ого! Губа у ней не дура.
– Сдается, этот вельможный хахаль и есть тот, кто приезжал в черепановские номера искать покойника Фомина. Он точно на черкеса смахивает, а не на крымского татарина.
– Еще бы убедиться, что Федька его черкесом назвал потому, что сам черкесов видывал, а не как Захар - крымских татар…
– Еще бы Федька сыскался! - сердито отвечал на это Тимофей. - Коли графишка Ховрин приезжал искать Фомина, и того же графишку покойник Филимонка к Дуньке в дом по какому-то давнему знакомству без промедления впускал, то что получается?
– А кабы не он за Филимонку перед Богом в ответе, вот что получается, - высказала вслух Марфа то, что было на уме у Тимофея. - Сдается мне, у того графенка на совести немало грехов набралось, да только как об этом сказать-то?… Ты с этим к полицмейстеру не суйся. Тут его ненаглядная французенка задета, не то слово брякнешь - зубов не досчитаешься. Он ни о чем, что связано с той французенкой, и слышать не пожелает. Таков уж норов. А я понемножку да потихоньку…
– Чтоб наши графы да князья французским шулерам служили! - обычно спокойный Тимофей был сильно этим обстоятельством недоволен. - Того же Горелова взять! Господин Тучков сказывал, что в письме от покойника Фомина Горелов другом называется… Друг-то друг, а и он французам задницу лизал! Проигрался в прах - и стал им служить, бегать у них на посылках!…
Высказав это, Тимофей внезапно и тяжко задумался.
Марфа еще немного поразмыслила - и пошла к Архарову.
Но она даже не успела толком завершить историю о загадочных любовниках, впущенных Филимонкой в Дунькин дом в отсутствие хозяйки. Конечно же, Терезу Виллье упоминать поостереглась, но всяко давала понять, что выяснить прозвание любезника было бы несложно - а тогда уж разобраться, с чего Филимонка его так возлюбил, может, даже в детстве на руках барчонка таскал и до смертного часа понять не мог, что дитятко выросло…
– Не тот след берешь, Марфа, - сказал Архаров. - Мало ли какие любовники покойным Филимонкой были впущены. Он, покойник, отворил ночью двери по приказу своего барина, господина Захарова. Коли бы Устин не поднял шума, он бы преспокойно выпустил громилу с топором. А так - ясно стало, что его наутро будут допрашивать. Вот и спровадили на тот свет, чтобы лишнего не сбрехнул.
– Вон оно что? - удивилась Марфа. - Стало быть, Дунькин сожитель с шулерами дружится? А что ж она о том не ведает?
– Умная ты баба, Марфа, а все - баба. Станет он Дуньке про все свои дела сказывать, чтобы при них назавтра вся Москва узнала? - возразил Архаров.
Тут оставалось лишь промолчать.
Однако Марфино молчание не означало, что она поверила объяснению безоговорочно. И тут же она положила себе, избавившись от «полицейской канцелярии», наутро бежать к Дуньке - не могло такого быть, чтобы девка, которую она сама школила, проворонила такую здоровенную дырку в кошельке у своего содержателя.