Жизнь, как морской прилив - Кэтрин Куксон

Когда старик откинул голову, Эмили подскочила и закричала на него:

— Убирайтесь отсюда! И я надеюсь, что вас переедет телега, и не очень маленькая. Уходите!

Девушка наступала на него, а выражение ее лица было такое, что он попятился от нее, но очень медленно, а когда он уже стоял в дверях, он резко дернул головой в ее сторону и сказал:

— А ты... ты знай свое место, потому что теперь я здесь отвечаю за все, не забывай, до возвращения законного хозяина. Я могу выгнать тебя на дорогу!

— Вы не выгоните меня, я не останусь здесь работать на вас, даже за фунт в день, вы, мерзкая старая свинья.

Когда Эмили захлопнула дверь перед его лицом, она услышала, как он споткнулся и чуть не задохнулся от гнева, а последние слова, которые он ей прокричал, были сплошными ругательствами.

Девушка прислонилась к двери и застыла. Это было невозможно: не могла же она быть настолько плохой.

«Я еще посмеюсь над тобой». Она даже слышала ее голос. Как часто Эмили слышала, как та говорила это Лэрри: «Я еще посмеюсь над тобой». И сейчас она четко услышала ее смех. Девушка прижала руки к ушам, подбежала к очагу и села на скамейку. Что же ему делать? Что станет с ним? Этого было достаточно, чтобы свести его с ума!

Когда кухонная дверь открылась, Эмили резко обернулась. Это снова был клерк. Он прошел к ней через комнату и сказал:

— Мы сейчас уезжаем, но... но мы снова приедем завтра. — Он говорил тихо, медленно произнося слова, как будто говорил с кем-то, кто только что потерял родственника.

Она взглянула на него и сказала:

— Это не может быть правдой... Ведь так?!

— Старик рассказал вам?

— Да.

— Боюсь... боюсь, что все так и есть.

— И... и мистер Берч ни на что не может претендовать?

— Ни на что; только на то, что оставлено ему по завещанию. Его жена оговорила, что он может взять столько, сколько уместится на телеге, чтобы обставить свой дом... У него есть другой дом?

— Маленький двухкомнатный домик там на холме.

— Боже. Боже. Это очень странный случай! Я не думаю, что мне когда-либо попадалось что-либо более странное.

— Как... как он воспринял это?

— Он очень подавлен. Именно об этом я пришел сказать вам. Я думаю, что кто-то должен побыть с ним, пока он не придет в себя.

— Да. — Эмили поднялась на ноги. — Да, я понимаю. А что, она... она совсем не оставила ему денег?

— Небольшую сумму, которую платили бы мальчику за помощь на ферме. Все остальное переходит к ее законному супругу.

— А может он... может он это опротестовать, я имею в виду в суде?

— Может, но это займет время и потребует много денег в случае, если он проиграет дело. А если у него не окажется денег...— Клерк развел руками, рукава его пиджака сползли назад, и она увидела, что белые манжеты были ложными и были прикреплены к голубой полосатой рубашке, как у рабочего, а перед его рубашки был прикрыт манишкой. — Это очень печально, — закончил он. — И мне жаль его.

— Когда... когда приедет тот, другой мужчина?

— Мы не совсем уверены, нам еще нужно уточнить. — Он слабо улыбнулся. — Если этот человек хорошо вел себя, его могут выпустить раньше срока, к которому он приговорен. Нужно еще очень многое выяснить.

Эмили молча кивнула ему, а он ласково сказал:

— Счастливо вам.

И она ответила:

— Счастливо.

Клерк повернулся и пошел к двери, но остановился и сказал:

— Я собирался предупредить слугу, что мы уже готовы.

На что она ответила, показав рукой на заднюю дверь:

— Прямо под арку.

Она не двинулась с кухни, пока не услышала шума колес экипажа, выезжавшего по гравию дороги. Испугавшись того, что она может обнаружить, Эмили выскочила из кухни, пробежала через холл к гостиной.

Осторожно постучав в дверь и не получив ответа, она медленно открыла ее. Мистер Берч сидел в кресле, наклонившись вперед, протянув соединенные руки к огню; он не шевелился, даже когда девушка подошла и встала возле него.

Эмили замерла, так же как и Лэрри, в тишине, заполнявшей комнату. Они были так неподвижны, что можно было подумать, что они насмерть замерзли. Но они не были мертвы, они были живы, и Эмили знала, что завизжит, если не нарушится внушающая страх тишина.

Эмили уже открыла рот, чтобы заговорить, когда Лэрри повернулся к ней. Его взгляд можно было описать всего одним словом - «свирепый», и это впечатление усилилось, когда он заговорил, он буквально рычал сквозь сжатые зубы.

— Не улыбайся, — сказал он, — не говори, что ты сожалеешь, и не надо... не надо высказывать твои мудрые мысли типа «не вешай нос». — Он разомкнул сжатые пальцы и сложил их в кулаки так, что сквозь кожу проступили кости, и стукнул по подлокотникам кресла.

Эмили была ошеломлена его поведением, которое больше походило на нападение. Когда девушка вошла в комнату, она собиралась обнять Берча и прижать его голову к своей груди. Сказать ему, что он не одинок, что она останется с ним, пойдет туда, куда пойдет он, будет заботиться о нем, помогать ему и что если он не позволит себе раскиснуть, то он еще выкарабкается наверх. Короче, Эмили хотела сказать ему слова, которые он ей запретил говорить.

По-настоящему испугавшись, девушка смотрела на его лицо. Оно было неузнаваемым. Она видела Берча во всяких настроениях. Она видела, как он сердито сбегал по лестнице из комнаты над кухней; видела его угрюмым и даже плачущим. Но она никогда не видела его таким, как сейчас. Он был похож на сумасшедшего. И Эмили подумала, что он действительно совершенно сдвинулся, когда Берч неожиданно вскочил с кресла и начал метаться по комнате, пиная ногой один предмет мебели за другим - кресла, диван, маленькие столики. Когда он дошел до конца комнаты, он схватил фарфоровую вазу, которая стояла на узком шкафчике для фарфора, размещавшемся между двумя высокими окнами, и, подняв ее над головой, повернулся и швырнул в стену. Когда осколки рассыпались по комнате, Эмили закричала:

— Прекратите! Перестаньте! Это ничего не даст. Если вы начнете ломать вещи, то вас могут заставить платить за них.

Эмили стояла, открыв рот, со страхом ожидая, как Лэрри на это отреагирует. Она увидела, как он застыл, затем медленно повернулся и посмотрел на нее, а потом мрачно сказал:

— Да, они могут сделать даже это, они могут заставить меня заплатить за это из моего заработка. Столько бы она заплатила мальчику на ферме, шесть шиллингов в неделю. Но перед тем, как я женился на ней, она платила мне пятнадцать шиллингов в неделю... Я сказал «женился»? — Он подтолкнул ногой к камину основание разбитой вазы, завопив: — Она покончила самоубийством. Она планировала это. Она специально сделала это только ради того, чтобы столкнуть меня в пропасть. Я надеюсь, что она будет гореть в аду каждый день и всегда! Стерва! Грязная, вонючая стерва!