Мне давно хотелось убить - Анна Данилова

Юля, которая до этой минуты все еще продолжала где-то на подсознательном уровне страдать по поводу ПРЕДАТЕЛЬСТВА КРЫМОВА, как-то сразу забыла о нем и вообще обо всем, что было с ним связано. Эта новость ошеломила ее. Борис – любовник знаменитой Валентины Огинцевой, женщины-вамп, любительницы молодого мужского тела?! Это было невероятно. И он теперь является женихом Жанны?

– Я правильно тебя поняла?.. – переспросила она. – Борис был любовником твоей матери? Значит, тот таинственный молодой человек, которого видели в ее обществе, который спокойно появлялся с ней в ресторанах и театрах, – Борис? Но тогда непонятно, почему же все считали, что его не было на похоронах? Неужели его НЕ УЗНАЛИ?

– Представь себе, не узнали.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что он за один день умудрился отрастить бороду, да еще к тому же и поседеть от горя, чтобы вот в таком измененном виде предстать перед ничего не подозревающей толпой любопытных, собравшихся на похоронах Валентины? Или, быть может, он ЗАРАНЕЕ ОТРАСТИЛ БОРОДУ?

– Я понимаю, что все, что я тебе сейчас сказала, смахивает на бред, но это правда. И Борис на самом деле очень молод. А что касается бороды, то здесь ты права, он действительно успел отрастить ее еще до смерти мамы.

Дело в том, что она постоянно делала акцент на его молодости, на «молочной спелости», как любила она говорить, а ему это было неприятно. Мужчина всегда хочет быть взрослым, настоящим мужчиной, понимаешь?

– А ты? Ты-то знала, что человек с бородой – любовник матери?

– Он к тому времени был уже и моим любовником.

И я любила его больше всего на свете. Это было словно наваждение, я преследовала его, точнее, ИХ… Я делала все, чтобы понравиться ему, я даже ходила по дому раздетая, чтобы он мог увидеть меня, подсмотреть за мной…

– А разве он БЫВАЛ В ТВОЕМ ДОМЕ?

– Конечно, просто я не решалась тебе об этом рассказать… Понимаешь, я сама все выдумала и напустила тумана, чтобы и самой поверить в то, что парень, с которым спала моя мама, – остался в прошлом, а сегодняшний Борис – совсем другой человек и принадлежит только мне…

– А кого же он любил на самом деле: тебя или ее? – Юля уже забыла, что разговаривает с измученной страданием женщиной, которая из-за любви потеряла покой и, возможно, мать, поэтому и задала этот жестокий вопрос.

– Не знаю. Порою мне казалось, что он любил только меня, но иногда… – голос ее стал глуше, она, казалось, с трудом произносила слова, – ..иногда он называл меня… Евой…

– Евой? Я не ослышалась? Но почему же Евой?

– Потому что он был Адамом, а она – Евой.

Жанна раскраснелась от собственных признаний и боялась посмотреть Юле в глаза. И не от стыда за то, что связалась с любовником собственной матери, а за вранье, которым она окончательно запутала и без того сложное дело, связанное с появлением в ее жизни незнакомки, да и смертью Валентины. Ведь человек, назвавшийся ее отцом, просто уверен, что Валентину убил именно Борис.

И в качестве доказательства того, что Борис постоянно лжет, что он – грязное и похотливое животное, для которого обладание женщиной является основным смыслом жизни, Беркович и представил эти снимки, сделанные им в течение последних месяцев.

– Беркович считает, что гибель мамы – дело рук Бориса… – наконец решилась произнести Жанна слова, убивавшие в ней последнюю надежду на счастье с любимым мужчиной.

– Но почему? Из-за денег?

– Он говорит, что да… Борису действительно всегда требовались деньги. У мамы их было более чем достаточно, а Борису была нужна мастерская, кроме того, он влипал в одну историю за другой, и везде нужно было платить, чтобы его не трогали, чтобы отпустили… Ему подкидывали наркотики…

– И ты верила всему этому? – Юля была поражена этими сведениями. Ведь, по словам Жанны, выходило, что Валентина путалась с самым настоящим альфонсом, который обобрал и убил ее! – Ты, я надеюсь, понимаешь, что деньги, которые нашли в квартире в день смерти твоей матери, – сотая, если не тысячная доля ее капитала? Или, быть может, Валентина вкладывала деньги во что-то другое, в недвижимость, к примеру?

– Нет, она вкладывала деньги в деньги. И еще немного в золото и драгоценности. Но и здесь Борис меня обманывал… – И она рассказала Юле историю с драгоценностями, которые Борис продал за высокую цену ювелиру Альфишу, а ей принес жалкие гроши.

– И твой отец выкупил их у Альфиша?

– Да, они сейчас у меня дома… Но они надежно спрятаны.

– Я подумала, что, будь эти драгоценности у тебя дома раньше, тогда можно было бы объяснить появление зечки… Знаешь, она не идет у меня из головы…

– Но я не боюсь ее. Убить она меня не сможет, потому что в этом нет никакого смысла.

Юля поняла, что Жанна в точности повторила слова своего отца, – слишком уж убедительно прозвучали они в эту минуту. Что ж, это хорошо, что у нее теперь есть защитник. Если он действительно является ее отцом, а не человеком, чье появление может быть связано опять же с деньгами покойной Валентины: а вдруг он обманывает Жанну, чтобы выпытать у нее, где же на самом деле находятся деньги Огинцевой?

– Послушай, Козич убили. Твою маму тоже. Неужели это дело рук Бориса? Я думаю, что нам необходимо срочно созвониться с Крымовым и все ему рассказать.

А ты свяжись с отцом и постарайся находиться всегда рядом с ним…

– Да я и так с ним…

– Как это?

– Очень просто. Он ждет меня в подъезде, возле двери.

Юля немного опешила.

– Ты не будешь возражать, если я позвоню Крымову и все расскажу ему? А еще лучше будет, если ты пригласишь сюда своего отца и мы сможем вместе наметить план действий…

– Это было бы здорово, – оживилась Жанна, вставая, – он, наверно, испереживался… Я сейчас его позову…

Она ушла, а вернулась с Берковичем. Юля нашла в себе силы поздороваться с ним как со старым знакомым.

– Салют! Вот не ожидала, что мы встретимся с вами в таком качестве… – сказала она, приглашая его войти. – Располагайтесь. Интересные вещи рассказала мне Жанна, не знаю даже, как реагировать.

– А никак. Она сказала вам, что я подозреваю в убийстве Валентины ее жениха, Бориса?

– Да, рассказала. Но у него, кажется, есть алиби?

Беркович выложил все, что он думал конкретно по этому поводу и о продажности людей в целом, после чего достал из кармана плоскую фляжку и отпил из нее.

– Хотите? Коньячок, – протянул он Юле фляжку.

– Вы понимаете, что обвинение тяжкое… А вдруг вы ошибаетесь?

– Тогда почему же он исчез? Растворился в морозном воздухе? Должен был подождать, пока я уйду, а сам бросил ее, испарился! Если бы у него не было рыльце в пушку, разве бы он так поступил? Да и как он мог вообще оставить свою невесту один на один с каким-то там самозванцем, назвавшимся ее отцом?

– А может, он просто трус?

– Тем более! Зачем моей дочери муж – трус?

– Григорий, Юля предлагает позвонить Крымову и все ему рассказать.

– Юля, вы слышали? Она называет своего отца Григорием… Но я не в обиде. Я понимаю. И знаю, что настанет такой день, когда она назовет меня иначе… Ну что, хотите позвонить Крымову? Я не против, звоните! – И он снова потянулся за фляжкой.

Кречетов приехал в С. под вечер и без предупреждения заявился в агентство. Он был так возбужден, что готов был пешком идти до С., лишь бы искупить свою вину перед Крымовым.

Это решение он принял после того, как обнаружили труп Василия Рождественского. Если Крымов начнет действовать своими методами и, опираясь исключительно на свою информацию, все же выйдет на убийцу, то Кречетову не поздоровится – ведь сразу же откроется визит к нему Нины Гоппе и последовавшее за ним молчание, а значит, и сокрытие правды!

Но признаться во всем в тот же день, когда Чайкин, осматривая труп Рождественского, предположил, что смерть наступила вследствие удушения и что скорее всего в погреб Ерохина был сброшен уже труп, Кречетов не смог, не решился… Только на следующий день, к вечеру, собрав все материалы по этому делу и никому не сказав ни слова, он сел на свою «Ниву» и, пользуясь тем, что основную трассу уже полностью очистили от снега, покатил в С.

Теперь, когда он собрал сведения о Трубникове и Старостине, ему стало ясно, почему Крымов – это Крымов (!), а Кречетов – это всего лишь Кречетов. Он целый день рылся в архивах и беседовал с соседями Трубниковых, еще не понимая, что он делает и зачем. Но ниточка «Трубников – Старостин», подсказанная ему Крымовым, оказалась достаточно прочной, и первый узелок, который ему удалось завязать и самому же распутать, принес ему неожиданность: Андрей Старостин оказался внебрачным сыном Романа Трубникова! Вот поэтому отец Тани так противился их любви. Рассказать об этом Роман не мог, поскольку у него с женой и без того были сложные отношения, а допустить, чтобы его родная дочь вышла замуж за единокровного брата, тоже не мог. Но если считать эту информацию важной, то какое она может иметь отношение к исчезновению Тани? На этот вопрос мог ответить только прозорливый и хитрый Крымов. И Кречетов знал, что Крымов ему ответит, как знал и то, что уже совсем скоро, узнав про визит Гоппе, Крымов сможет ответить и на все остальные вопросы. Вот только где найти Лизу Удачину, которая единственная из всех участников этой драмы (а в том, что она имела отношение, пусть и косвенное, к убийствам девушек, Кречетов уже не сомневался) могла ВИДЕТЬ УБИЙЦУ НА БЕРЕГУ ГРАФСКОГО ОЗЕРА?!