Кто закажет реквием - Владимир Моргунов

— Я тоже слышала об этом методе.

— Так в чем же дело? Зачем тогда были все жертвы?

— Не знаю. Ян сказал, что американская методика — дело достаточно отдаленной перспективы, а у нас не остается времени.

— Будем надеяться, что у вас еще есть время.

«Топтуны» из ведомства, в котором служил приятель Клюева подполковник Федоров (проще назвать это ведомство так, нежели МБ, ибо безопасность граждан, да и страны тоже оно уж никак не обеспечивало), все же вернулись к дому, в который вошли Проусовы, но уже с другой стороны. Свои «Жигули» они оставили теперь на почтительном расстоянии, сразу сняли с предохранителей табельное оружие, чтобы при повторной встрече с местными блатными не сплоховать.

Они не должны были испытывать что-то вроде комплекса неполноценности — во всем мире для спецслужб создался режим наименьшего благоприятствования и наибольшего дискомфорта. Посол США в Южной Корее Дональд Грегг, ранее бывший резидентом ЦРУ в Сеуле, выразился об этом предельно откровенно: «По сравнению с днями моей молодости положение разведчика стало намного более опасным. Террористы и торговцы наркотиками безжалостны и несговорчивы».

Да, специалисты по внешнему наблюдению готовы были встретить безжалостных и несговорчивых сообщников торговцев наркотиками (они были свято убеждены, что такими те и являются на самом деле) лицом к лицу, но небритые парни покинули данный ареал, так как Иванов выдал им бессрочную и безвозмездную ссуду в размере стоимости нескольких бутылок.

А объект наблюдения «топтунов» сидел в это время на ступеньках лестницы и приходил в себя. Пониже затылка у него возникла припухлость, голова неприятно гудела, зато он с удовлетворением убедился в том, что деньги у него все целы — российские рубли, родные австрийские шиллинги и еще тысяча американских долларов. Даже документы в виде паспорта у него никто не вытряс.

Однако Галина пропала. Ян Проусов испытывал состояние, которое испытывает человек, пораженный прямым попаданием осколка снаряда или мины. Бедолага ощупывает голову, убеждается в том, что она цела, слышит, что его часы тикают, видит, что секундная стрелка бежит — значит, он не оглох, не ослеп, да и часы уцелели. А то, что он не обнаружил правого ботинка вместе с куском штанов ниже левого колена — не беда, ведь боли-то он не чувствует. Боль приходит несколько позже, а с нею и осознание того, что вместе с ботинком потеряна и нога.

Ян осознал, что он находится сейчас в еще худшем состоянии, чем был до приезда в Россию. Тогда он еще не платил тысячу долларов вперед человеку, которому должен был заплатить сейчас вторую половину. так как человек этот обеспечил организацию похищения сестры Галины.

Но теперь уже наличие сестры теряло всякий смысл, ведь самой Галины не было. Кто ее похитил? Что, если эти люди имеют какое-то отношение к ее сестре? Что, если Колдун, человек, которому он должен сейчас отдать вторую тысячу долларов, сам организовал этот спектакль? Он остался у разбитого корыта, как говорят в подобных случаях русские. Ян знал их язык, знал их литературу, знал их фольклор — ведь он был русистом по научной специальности.

Однако у него не оставалось никакого иного выхода, кроме как подняться со ступенек, опять подойти к лифту, вызвать его и подняться на шестой этаж, к Колдуну, с которым его заочно познакомил один русский, ныне проживающий в Австрии. Вместе с Яном Проусовым в лифт вошли двое мужчин незапоминающейся внешности.

7

— Эх, тяжелый все же день понедельник, — в аэропорту Южнороссийска их встретил Клюев. — Видишь, Кирилл загрузил вас на спецрейс — никакого шмона. Зря ты не взял тогда «игрушку». А ты, казачка, натерпелась? — это уже относилось к Кристине. — Терпи, атаманшей будешь. Выборной атаманшей. Какие проблемы, Николаич? Почему ты такой неадекватно сосредоточенный?

— Ты же прекрасно понимаешь, Женя, что проблемы у нас остались, Отвези нас сейчас, пожалуйста, на железнодорожный вокзал, откуда мы поспешим к любимой бабушке, а уж потом…

— А уж потом — суп с котом. Давайте сэкономим время и ваши средства — к бабке вас отвезу я. Все, возражения не принимаются.

Бирюков строго-настрого наказал матери не выпускать внучку из дому по меньшей мере дня два. На вопрос о том, где же внучка пропадала, Бирюков ответил, что загуляла девка, аж в Москву ее занесло. Давала она телеграмму и отцу, и бабке. Только отец получил, а бабка почему-то нет.

Бабка соглашалась с тем, что почта нынче работает из рук вон плохо, как, собственно, и вообще все учреждения работают. Но в то же время она, разыгрывая из себя крайне наивную, спрашивала, как могло получиться, что и Бирюков так поздно телеграмму получил. Бирюков терпеливо объяснял, что в субботу он попал домой вечером, обнаружил на двери записку о том, что на его имя поступила телеграмма, что ему надлежит либо прийти в почтовое отделение, либо позвонить туда. Он позвонил, но там уже никого не было. А в воскресенье у них выходной, так что содержание телеграммы он смог узнать только в понедельник утром — даже и не одной, а двух телеграмм сразу, так как вторая телеграмма поступила как раз в тот момент, когда для Бирюкова разыскивали первую.

Бирюков мог быть уверен в том, что бабка учинит Кристине форменный допрос, так как она не поверила ни одному его слову. Однако сейчас у него не было времени на то, чтобы проинструктировать Кристину относительно поведения на «допросе», потому что его ждал Клюев, с которым они быстро возвратились в Южнороссийск.

— Смотрите, синьоры, — Ненашев выглядел непривычно серьезным. Он выложил на стол сначала лист великолепной финской бумаги, на котором было изображено женское лицо. Похоже, портрет был создан методом ксерокопирования или еще каким-то современным способом.

Ненашев объяснил — портрет сделан лазерным принтером, после того, как компьютер обработал изображение на видеопленке. А изображена там была женщина, высунувшаяся в окно автомобиля стоявшего утром шестнадцатого октября около центрального почтамта.

— Знаете, — говорил Ненашев, — когда они стали свою алхимию разводить, мне показалось, что импровизируют друзья-компьютерщики сверх меры или же просто мне, непосвященному, баки забивают. Ан нет.

Сказав это, он положил на стол фото — тоже женское. Лицо на фотографии было очень похоже на портрет, созданный компьютером.

— Вот, — Ненашев не скрывал торжества, которое, правда, носило мрачноватый оттенок. Он эффектно, словно карту, успешно завершающую раскладывание сложнейшего пасьянса, положил посреди двух портретов третий — уже из газеты.

Клюев взял газету, сложенную в несколько раз, развернул ее и прочел наконец подпись под фото:

— Алла Чепцова будет защищать честь России на чемпионате мира в Австралии.

— Угу, уже отзащищалась, — уточнил Ненашев. — Ты на дату погляди — февраль девяносто второго года. А сейчас, соответственно, октябрь девяносто третьего. Воды много утекло, водки тоже.

— А при чем тут, собственно, водка? — несколько удивленно спросил Бирюков.

— А при том, что этой даме, наверное, следует уже лечиться по методу Довженко.

— Но как же так? Ведь она спортсменка. Вон, в сборную России даже попала.

— Как попала, так и выпала оттуда, — скривился Ненашев. — Вывели ее из состава сборной еще в конце прошлого, девяносто второго года. Мастер спорта по стендовой стрельбе — если не хроническая, то стремительно прогрессирующая в этом направлении алкоголичка.

— Ты говоришь это таким тоном, словно сожалеешь о ее судьбе, — осторожно заметил Бирюков.

— Да, Николаич, сожалею. Потому что знал ее раньше и знал несколько иным человеком.

— Тогда все вопросы снимаются.

— Ну почему же снимаются? Не такой уж я, в конце концов, тонкокожий. Да и потом — что было, то, как принято выражаться, быльем поросло. Я не могу понять одного — время, что ли такое наступило? Все звереют. Бабы идут снайпершами, зарабатывают бабки где угодно — в Абхазии, в Карабахе, в Югославии бывшей.

— Ну, допустим, женщины-снайперы существовали во все времена, — возразил Бирюков. — Возьми хотя бы знаменитую Людмилу Павлюченко — скольких она немцев переправила в другой мир? Несколько рот, полк? Когда она в сорок третьем году в Штаты ездила, Чарли Чаплин, который, как теперь выясняется, был страшно агрессивным по своей психологической конституции, ей полчаса руки целовал, пальчик за пальчиком. Его восхищал факт, что она убила стольких нацистов. Скорее всего, он даже не нацистов в них видел, а просто двуногих животных, как и все остальное человечество. А вообще я подозреваю, что у женщин всегда существовала подсознательная агрессивность-— больше, чем у мужчин, которым вроде по назначению своему положено быть агрессорами. Ладно, завалила она Шабалову. Так ведь данный факт только нам известен, а менты, возможно, ни в жизнь не докопаются.