РЯВанш! - Дмитрий Никитин

           Уже после заката по левому борту был замечен неясный силуэт большого судна. "Орфей" двинулся к нему, вывесив фонарями опознавательный знак. В ответ просигналили, что свой. Вскоре в подошедшем узнали "Измаил". Линейный крейсер-сверхдредноут, недавно еще бывший сильнейшим кораблем русского флота, теперь мог только пополнить коллекцию бредущих по ночному морю инвалидов. С заливаемой водой палубой, со сбитыми рубками и мачтами, беспомощно повернутыми в разные стороны разбитыми орудийными башнями "Измаил" уже не был бойцом, способным спасти остальных. Рядом с "Измаилом" держался "Прямислав" - эсминец, вся носовая часть которого была смята, будто консервная банка. "Полку убогих прибыло!"- сказал кто-то рядом с Беренсом-младшим. Но на "Измаиле" был раненый, но по-прежнему деятельный вице-адмирал Михаил Коронатович Бахирев, который, как старший по званию, принял на себя командование сводным отрядом кораблей. Бахирев немедленно потребовал с с кораблей точных докладов о повреждениях и способностях к продолжению похода. Михаил Беренс понимал, что, по большому счету, надо снимать людей и с "Петропавловска", и с "Полтавы", а последнюю, к тому же, срочно топить, чтобы перестала выдавать пожаром местонахождение остальных. Но куда деть в открытом море тысячные экипажи двух дредноутов? "Измаил", похоже, сам готов вот-вот затонуть, крейсера - то же в критическом состоянии, особенно "Муравьев", а на маленьких миноносцах разместить такую толпу довольно проблематично, особенно, если потом придется снимать команды и с бахиревского флагмана, и с какого-нибудь из крейсеров.

           - Предполагаю дойти до ближайшего берега, высадить людей и затопиться! - было передано с "Петропавловска" на "Измаил"

           Адмирал Бахирев покачал головой. Он лично хорошо знал Беренса еще по тому времени, когда командовал бригадой балтийских дредноутов в прошлую войну, а "Петропавловск" был его флагманским кораблем. Если Михаил Андреевич говорит, что надо к берегу, значит, до Владивостока действительно дойти не сможет. Но вот топиться? Посмотрим! Можно ведь выбрать безлюдное место и худо-бедно починиться. Буксира и ремонтников из Владивостока, в конце концов, дождаться. Собственно, и идти-то тут недалеко...

           - Приказ по отряду! - стал диктовать Бахирев сигнальщику. - Курс зюйд-зюйд-вест, на Лианкур!

           Михаил Коронатович вглядывался в расстилавшееся над ним звездное небо - единственный ориентир среди окружающей его густой черноты. Умирающий перед новолунием тоненький месяц лишь подчеркивал этот мрак. Однако Бахирев был уверен, что найдет путь к крошечным спасительным островкам. Эти места он исходил еще в юности, когда был штурманом на "Манчжуре". А ведь старая канонерка и сейчас цела, пережив первую японскую войну единственной из всех русских канлодок на Тихом океане. Увидел ее во Владивостоке - аж прослезился, как вспомнил былые годы. Однако и поводил он свой кораблик - из Японского моря в Желтое и обратно, так что и сейчас бы провел с закрытыми глазами. Бахирев так и остался штурманом старой школы, не признающим новые изобретения. Как ему говорили адепты современной школы : "У штурмана, Михаил Коронатович, должны быть верный компас, точные часы, обороты винта и лот". А он им в ответ: "У штурмана наперед должен быть опыт!" В девятьсот первом, когда уже служил на "Наварине", Бахирев поправил ведущего мимо Франции в Россию эскадру сурового адмирала Чухнина, которого все боялись как черта. Так и передал на флагманский броненосец: "Ваш курс ведет к опасности!" И старый адмирал тут же скомандовал эскадре маневр, зная о способностях 33-летнего "наваринского" штурмана. Так что отыскать ночью с разбитыми компасами и хронометрами эти чертовы скалы будет для него делом чести.

           В сумерках на мостике линкора "Полтава" белели бинты на обожженном лице командира корабля Сергея Валерьяновича Зарубаева, похожего сейчас на уэллсовского Человека-неведимку. Пять часов Зарубаев боролся с пожирающим его корабль пожаром и теперь был вынужден признаться самому себе, что проиграл этот бой. Бушующее на полубаке пламя не собиралось ослабевать. Очевидно, пока не выгорит вся нефть в поврежденных цистернах, огонь не угаснет. Значит, гореть будет всю ночь. Пока удавалось только сдерживать распространение пожара на новые отсеки, но и туда то и дело прорывался огонь, находя себе дорогу через вентиляционные ходы или коридоры электропроводов. Во внутренних помещениях было не продохнуть от жара и гари. Наверху, в удушливом дымном облаке, было не многим легче. Всё вокруг покрывал слой густой жирной сажи, по палубе и коридорам змеились протянутые брандспойты, люди шлепали ногами по разлившимся лужам. Впрочем, важно было другое. В темноте горящая "Полтава" будет, как маяк, указывать японским миноносцам расположение всего русского отряда. Зарубаев осторожно пошевелился, вздрагивая от боли в потревоженных ожогах, подозвал вестового:

           - Передай на "Измаил". Следую самостоятельно на норд-нордвест! Постараюсь отвлечь на себя японцев. Остальным - удачно дойти!

           Бахирев проводил взглядом удаляющуюся за кормой огненную точку "Полтавы". Наверное, так действительно будет лучше. Он всё же отправил в сопровождение "Сокол" и "Самсон". Контр-адмирал Коломейцев рад был уйти как можно дальше от свалившегося ему на голову Бахирева, а пара исправных эсминцев всё же какая-то помощь беспомощному линкору. Хотя бы принять людей. По настоянию Бахирева на миноносцы уже переправили "полтавских" раненых из лазаретов, да и вообще - всех лишних, особенно канониров. Из-за пожара на дредноуте артиллерийские погреба пришлось затопить, так что "Полтава" шла теперь совершенно безоружной.

           Еще днем контр-адмирал Тацио выделил последний оставшийся у него боеспособный крейсер "Яхаги" для наблюдения за отрядом поврежденных русских кораблей. Попытка атаковать их при свете кончилась для 2-й японской минной флотилии весьма печально - один крейсер был потоплен, еще один и четыре эсминца - повреждены, в основном - огнем главного калибра больших кораблей. Однако ночью, когда маленькие юркие эсминцы скроются во мраке, всё должно было перемениться. Вечером адмирал Ямай отозвал Тацио по радио для нападения на основные силы флота, но тот, уходя, оставил "Яхаги" продолжать следить за русскими калеками, чтобы в темноте вывести на них пришедшие на смену эсминцы 3-й флотилии. Чтобы указать им нужный курс, японский крейсер подавал сигнал поднятым вертикально в небо прожектором. Впрочем, по мнению контр-адмирала Яманако, его эсминцы отлично отыскали бы цель и сами, горящий русский линкор можно было заметить издалека.

           3-я минная флотилия состояла из двенадцати кораблей. Десять были устаревшими 2-ранговыми эсминцами типа "каба" и "сакура". Однако оставшиеся два эсминца, "Минекадзе" (флагман Яманако) и "Савакадзе", являлись кораблями новейшего типа с четырьмя 120-мм орудиями на каждом. К этому следовало добавить и "Яхаги" с его восемью 152-мм орудиями. С тремя такими кораблями, вооруженными мощной артиллерией, Яманако надеялся прорваться даже через заслон русских легких крейсеров, если они попытаются защитить свои дредноуты. Каково же было удивление устремившихся в атаку японцев, когда в охранении вражеского линкора они обнаружили лишь два эсминца. Противостоять тринадцати японским кораблям они, конечно, не могли. Русские даже не приняли боя, поспешив укрыться позади своего горящего исполина. С того по подходящим японцам тоже не было сделано ни единого выстрела, только медленно развернулись, направив в их сторону жерла 12-дюймовых орудий, гигантские кормовые башни. Идущие впереди "Минекадзе" и "Савакадзе" развернулись лагом и разрядили торпедные аппараты, ориентируясь на вздымающееся над "Полтавой" пламя.. Следом выпустили торпеды "Суги", "Кири" и "Сакаки". Целая гребёнка пузырчатых следов устремилась в сторону охваченного пожаром русского дредноута.

           Торпеды шли на "Полтаву" с правого борта. Отвернуть от них корабль не мог, еще действующие кормовые кочегарки позволяли давать ход всего в 8 узлов. У левого борта сильно раскачивавшиеся "Самсон" и "Сокол" принимали людей, прыгавших к ним прямо на палубы, те, кто падал между кораблями, тут же утягивало вниз под борт. Капитан 1-го ранга Зарубаев пытался всунуть между бинтов в сожженные губы свою последнюю в жизни папиросу. Он сделал всё, что мог. Даже сумел вручную развернуть на врага 3-ю и 4-ю башни главного калибра. Снарядов там, правда, не было. Но хоть какое-то психическое воздействие. Во всяком случае, подходить вплотную японцы не решились. А то бы еще могли попробовать взять русский линкор на абордаж. Сумели бы тогда быстро открыть кингстоны? Пришлось бы Коломийцева просить добивать торпедами свой корабль. Плохо от своих-то смерть принимать. Хотя почему-то думал, что именно это ему уготовано. Не так, как сейчас...