Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

Дьегаррон пришел пешком в сопровождении одного лишь Хавьера, но с букетом желто-лиловых ирисов.

– К сожалению, я не представлял, что задумал его преосвященство, – признался кэналлиец. – О вашем прибытии мне стало известно только сегодня. Надеюсь, путешествие вышло не слишком обременительным.

– Не слишком, – подтвердила Матильда.

Первую неделю пришлось поспешать, догоняя ушедшую вперед армию, но Бонифаций поспешал разумно, и выходила совсем не та бешеная скачка, как зимой, при бегстве из Олларии. Да и с кормежкой дело обстояло гораздо лучше, но хвалить олларианца не тянуло. Матильда молчала, разглядывая гостя. Маршал все еще выглядел больным, но держался бодрее, чем в Тронко. Это радовало, но о чем с ним говорить, не о погоде же?

– Нам повезло с погодой, – сообщила принцесса и спохватилась: – Прошу вас, садитесь.

– Я люблю степные дороги, – негромко сказал кэналлиец, – хотя они могут показаться однообразными. Каждый день – одна и та же отцветающая степь, одно и то же небо, те же спутники и разговоры… Вы довольны ужином и домом?

– Я довольна всем, а вот те, кого вы по моей милости выставили…

– Выставлять было некого. – Дьегаррон улыбнулся и сразу же, как и прежде, поморщился. – Дом построен для офицеров будущего гарнизона, из средств, выделенных соберано на восстановление пограничных застав. Надеюсь, вам здесь будет удобно.

– А я надеюсь, что ваш кабан знал, что делал, когда тащил меня сюда. Я в самом деле нужна? Для чего?

– А что говорил его высокопреосвященство?

– Вы разве не решили, что станете врать? Да, благодарю вас за цветы и пистолеты. Не стоило беспокоиться.

– Как они бьют?

– Хорошо… – До чего она дошла, если ей все равно. – Очень хорошо, но цветы в мои годы – это слишком.

– Там, где появляются женщины, появляются и цветы. – Кэналлиец упрямо не спускал флаг вежливости. – Эти ирисы видели многое. Они росли у старой таможни. Ее сожгли, адуанов вырезали, а цветы выжили. Не все, только те, что росли с краю, у канавы. На следующий год они расцвели. Их увидел известный вам Шеманталь, он как раз инспектировал бывшие посты. Нужно было решать, отстраивать ли Ежанку, или строить форт на новом месте. Нам ответили ирисы и куст сирени. У вас должны стоять именно эти цветы, сударыня.

Дарить то пистолеты, то ирисы с пожарища… Анэсти б сдох, до такого не додумался, а внук – тем более.

– Вы – странный маршал.

– Я – кэналлиец, мы все суеверны. Не знаю, что вам говорил Бонифаций, но вы приехали, и я вам за это благодарен. Я не считал себя вправе просить вас о таком одолжении.

– Да вы хоть знаете о каком?

– Я уже сказал: я суеверен, – маршал поднес руку к загорелому лбу, – и нам в самом деле очень нужны свидетели… Свидетели того, что мы всего лишь исполняем свои обязательства перед союзниками. Но ваше возвращение значит гораздо больше.

– Возвращение?! – Если все кэналлийцы такие сумасшедшие, надо было ехать не в Агарис, а в Алвасете! – Твою кавалерию, я дальше вашего Тронко не забиралась!

– Вы вернулись к нам, а куда именно, не важно. Армия не пускает корней. Скоро мы отсюда уйдем, хотя неделю, а может, и больше простоим в Ежанке. Сейчас вы утомлены, я тоже, но завтра… Скажем, за обедом я готов рассказать о Сагранне и положении дел в Кагете и Гайифе. Вы ведь предпочитаете птице мясо?

Что ж, на войну так на войну, свидетелем так свидетелем… Война – это не только смерть, но и жизнь, горение вместо гниения, чего еще можно желать на старости лет?

Ее высочество тронула морисские пистолеты и сообщила:

– Я ем все, но без имбиря и этого вашего… преосвященства.

4

– Я не могу выпускать животное к посторонним в таком виде, но мой куафер решительно отказывается иметь с ним дело. – Коко озабоченно вздохнул. – Я просто не знаю, как быть. С одной стороны, мы в ответе за тех, кого нам оставили друзья, с другой – это опасно для жизни, с третьей – Фальтак и Сэц-Пьер едят все больше… Если б я мог выпускать к ним Готти, с ними стало бы легче разговаривать.

– А почему бы вам их просто не выгнать? – поддержал разговор Робер. Собачьи прически и прожорливость философов Иноходца беспокоили в последнюю очередь, но он не представлял, с чего начать разговор.

– Они истинные жрецы. Я далек от дурных каламбуров и не называю их жрецами форели, хотя они и потребляют ее чрезмерно. Нет, дорогой друг, они истинные жрецы некоего идола, который они называют натурой, а я, как вы знаете, к идолам неравнодушен. К тому же так волнующе наблюдать нечто малопонятное и местами пугающее непосредственно перед ужином… И все же как мне поступить с собакой дорогого Марселя?

Момент был самый неподходящий, но говорить о псах и адептах натуры с человеком, чью жену он вознамерился отобрать, Эпинэ не мог.

– Барон, я должен вам сообщить…

– Конечно, я заплачу куаферу за риск, но что, если Готти укусит его не куда-нибудь, а в руку? В правую. Мне придется искать другого мастера, а это невозможно. В смене куафера есть нечто отталкивающее и ужасное, как и в смене вероисповедания. Это либо насилие, либо отрицание всей прошлой жизни.

– Сударь, – прервал излияния Робер, – я должен с вами поговорить. Очень серьезно!

– Надеюсь, это не касается молодого человека, которого моя жена отказывается принимать? Понимаете, я считаю правильным предоставлять ей полную свободу в выборе друзей. Недоверие и, того больше, претензии – это в высшей степени вульгарно.

– Барон, я говорил с Катари… Леворукий, я люблю Марианну, а она – меня! Мы просим вас о разводе. Разумеется, я… Я заключу с вами договор насчет имущества. Я в этом ничего не понимаю, но мэтр Инголс…

– Договор? – скривился барон. – Не терплю бумаг! Благородные люди обходятся честным словом и при необходимости шпагой, этого вполне достаточно. Постойте… Вы хотите забрать Марианну… то есть связать с ней свою судьбу при помощи законников и церкви? Это несколько неожиданно. Идемте в кабинет, такие вещи всегда обсуждают в кабинетах, к тому же я покажу вам новую камею. Слоистый агат… Танец среди молний… И после этого говорите, что совпадения случайны! Чушь, что бы ни утверждали матерьялисты. Они пытаются оскопить наши чувства, но оскопленные существа противны той самой натуре, о которой пекутся эти своеобычные господа.

Дориан, «Слезу блудницы» семьдесят девятого года в мой кабинет. Хотя нет… Это название в нашем положении звучит двусмысленно. «Змеиную кровь» восемьдесят второго! И гигантские оливки… Проходите же!

– Сперва скажите, – Робер встал на пороге, напоминая самому себе деревенского осла, – вы согласны дать Марианне развод?

– Не подумайте, что я против, – качнул паричком Коко, – но я не могу пойти на это до окончания войн. Понимаете, мой дорогой друг, я отвечаю за Марианну и не могу позволить ей остаться вдовой в чужом доме. Не спорю, быть маршалом очень достойно, это нравится женщинам и окрыляет молодых людей, но маршалы слишком часто оставляют вдов, а я хочу быть уверенным в том, что моя дорогая жена счастлива и обеспечена. Только тогда я с чистой совестью устрою собственную судьбу. Признаюсь вам, я был бы счастлив найти где-нибудь в провинции девушку, почти девочку. Юную, чистую, прелестную, как сама любовь, и открыть ей мир красоты.