Лицом к лицу - Юлиан Семенов

"Акцией" нацисты называли зверский расстрел женщин, стариков и детей в чешском городке Лидице, под Прагой, в отместку за убийство нацистского палача Гейдриха; все дома были снесены с лица земли; жители уничтожены - так "большой идеалист, художник и вождь рейха" был намерен вести "воспитательную работу" с завоёванными.

- Если это тот Унбехавен, он должен быть судим как военный преступник, сказал я. - Его должны немедленно арестовать. Штайн пожал плечами:

- Вы думаете, он знает, что его коллег по этому зверству судили?

- Конечно, если это он.

- Значит, он сделал все, чтобы доказать: "Я не тот Унбехавен, а другой".

- А если все-таки тот?

3

- Если тот, - задумчиво сказал Энтони Тэрри и сделал маленький глоток кофе, - тогда...

Откинувшись на спинку кресла - легонького, плетеного, беззаботно-дачного, - Тэрри принялся сосредоточенно наблюдать, как парижские машины неслись со страшной, сине-дымной скоростью, принимая старт у светофора, словно спринтеры, хотя и дураку было ясно, что следующий светофор вот-вот замигает красным светом, так что можно бы и не торопиться... Все верно, да здравствует индивидуальность и личность, только нигде так не развито темное стадное чувство, как на дорогах западных стран; и еще, пожалуй, в здешних очередях - к лифту ли, автобусу или кассе; не жди пощады, ототрут, затопчут, да здравствует тот, кто силен и быстр, остальные обречены на отталкивание. Вот уж воистину чьими нормами поведения руководствовался Петр Аркадьевич Столыпин, когда заявлял в Думе: "Мы станем писать законы для сильных, но не для слабых..."

...Тэрри тщательно замял окурок в пепельнице, рекламирующей коньяк "Камю", приблизил ко мне свое худое, загорелое лицо с пронзительными голубыми глазами и продолжал:

- Тогда пускайте дело об Унбехавене, Кольмберге и "Тихвинской божьей матери" по законным каналам. Только я вам хочу рассказать одну новеллу, не возражаете?

- Не возражаю, более того, приветствую!

- Итак, некий британский журналист решил включиться в поиск произведений русского искусства, похищенных нацистами из музеев и церквей. Конечно же он занимался этим делом, соблюдая все нормы права, выверяя каждый шаг у юристов. И вот после долгих дней работы в архивах этот британский репортер обнаружил ц е п ь. Исследуя эту цепь, он прикатил в Мюнхен, самый, конечно же, демократический город, где власти полны решимости, как вы понимаете, выкорчевать все последствия второй мировой войны, покарать затаившихся гитлеровцев и вернуть всем законным владельцам похищенное. Как это ни странно, поиски привели британского журналиста не в очередной архив, где хранятся старые бумаги и работают милые пожилые люди, а во вполне респектабельное учреждение, полное деловой, современной модерновой м о щ и, - в финансовую дирекцию городского совета Мюнхена. О, вы даже не можете себе представить, как сильна эта организация, сколько у нее могущественных покровителей! Ведь все тузы бизнеса, в том числе и военно-промышленного, наносят визит тамошним дядям и тетям, которые обязаны следить за налогоотчислениями с их прибылей. Значит, коррумпированность не может не иметь места в этой организации, а коррупция это незаконное дружество, которое значительно сильнее дружества законного, ибо в подоплеке его - законы мафии. Итак, наивный британский журналист, убежденный в незыблемости норм демократии и денацификации, прикатил в Мюнхен и заявился к одной из начальниц финансового ведомства могучего города баварской столицы... Еще кофе?

- С радостью.

Он усмехнулся:

- А я весь - злость... Заново переживаю ощущения... этого бедного британского журналиста... Итак, дама, отвечавшая за финансовые дела Мюнхена, выслушала британца и ответила ему, что "да, действительно какие-то русские культурные ценности были в замке Кольмберг близ Ансбаха в Баварии после окончания войны, но все они давно возвращены русским". Англичанин, однако, попросил документы. Дама ответила, что сейчас не может показать эти документы, с чем англичанин и уехал. Он, естественно, не мог не заметить "финансовой богине", что считает ее отказ несколько странным, в некотором роде недружественным и даже бестактным. Назавтра, пока еще журналист ехал по дороге в свое бюро, эта финансовая дама отправила - на хорошем английском языке письмо в его главную редакцию в Лондон, в котором обращалась не к нему, репортеру, а к главному редактору и директору газеты, рассказывая о визите британца, о его о с о б о м, несколько странном интересе к русским культурным ценностям. Более того, финансовая дама сообщила, что ей удалось обнаружить документы, свидетельствующие о факте передачи ценностей русским в первые послевоенные годы. Когда письмо дамы было передано репортеру, он позвонил в Мюнхен и наивно попросил переслать ему копии этих документов. Конечно же он получил отказ. Но демократическая система позволяет обжаловать решения городов и земель в министерстве республики! Что и сделал наш наивный репортер. И получил ответ из Бонна, примечательный ответ, в котором говорилось, в частности, что вопрос о культурных ценностях из Советского Союза касается только ФРГ и СССР и ни один представитель другой страны не может быть допущен к исследованию этих документов. Господин из Бонна также сообщил незадачливому репортеру, что он не видит никаких поводов для совместной работы англичанина с финансовой дамой из Мюнхена во благо поиска справедливости и честности. Ответ дамы из Мюнхена, считал ее большой босс в Бонне, абсолютно исчерпывающ и никаких других ответов быть дано не может...

Тэрри снова закурил, долго молчал, потом закончил:

- Словом, дама лгала. В Мюнхене нет сколько-нибудь серьезных документов о передаче русским похищенных культурных ценностей. Зато там до сих пор есть полные описи похищенного, подписанные, в частности, Адальбертом Фореджем, племянничком из розенберговского штаба...

- Он умер...

Тэрри усмешливо покачал головой, достал записную книжку, просмотрел ее, спросил:

- По какому телефону вы звонили?

Я пролистал свою, назвал номер.

- Это в Эрлангене? - уточнил Тэрри.

- Да.

- Когда вы звонили?

- Полгода назад, что-то в этом роде, я ведь не веду дневника звонков.

- Значит, не умрете от мании величия... Я имею в виду другое: когда это было - по с и т у а ц и и? Штайн, его имя было тогда на п л а в у? Версия Янтарной комнаты все еще муссировалась на страницах западногерманской печати?

- Да.

- Позвоните сейчас, страсти ведь улеглись. Попробуйте.

4

- Слушаю.

- Могу я говорить с профессором доктором Адальбертом Фореджем?

- Форедж слушает.

- Моя фамилия Семенов, я советский журналист...

Я услыхал, как в трубке что-то крякнуло, словно бы по мокрому дереву ударили тяжелым колуном. И вдруг голос моего собеседника стал совершенно иным, жалобным, дребезжащим, старческим:

- Что вам всем от меня надо?! Я немощный, старый человек, у меня совершенно нет сил...

- Но у вас хватит сил ответить всего лишь на несколько моих вопросов?

- Пришлите их в письменном виде, я сначала почитаю...

- А предварительно не можете ответить?

- Нет, не могу. Все было слишком давно, у меня отнюдь не юношеская память... Все давно кончилось, зачем ворошить прошлое?! Это безжалостно! Откуда в вас такая варварская жестокость, страсть к копанию в горе?!

- Это в нас-то "варварская жестокость"?!

- А в ком же еще?! - Голос обрел было силу, но потом Форедж снова начал играть больного старца. - Пожалуйста, оставьте меня в покое, можете написать письмо, я постараюсь ответить, если мне врачи разрешат...

5

"Дорогой господин Семенов!

Хочу поделиться следующими соображениями:

1. Согласно сообщению профессора Виктора Барсова, доктор Альфред Роде умер в Кенигсберге в конце августа 1945 года.

2. Поскольку среди историков и журналистов имеет хождение телеграмма некоего "Отто Рингля", являвшегося человеком СС, о передислокации Янтарной комнаты из Кенигсберга еще во время войны, то можно допустить его подпольную работу в Кенигсберге уже после войны.

3. Ходят слухи, что человек, носивший имя "Отто Рингль" из Кенигсберга, передислоцировался в Гера, что в Тюрингии; оттуда до Услара и Геттингена не так уж далеко.

4. Поскольку "Виттекинд" был взорвана примерно в то же время, когда погиб доктор Роде, то нельзя ли допустить, что и в первом, и во втором случае определенную роль сыграл "Отто Рингль"?

С дружеским приветом

Ваш Георг Штайн".

Смотреть надо в с е и в с ю д у; ни одна из версий не имеет права быть отвергнутой без достаточной проверки.

Конечно, главную помощь могли бы оказать люди, знавшие Роде, его соседи, родные, дети...

Снова сажусь за анкету Роде, читаю с карандашом:

Доктор Роде, Альфред Франц Фердинанд, фамилии или имени не менял; проживает в Кенигсберге, Беекштрассе, 1; домашний телефон 3.28.66; родился в Гамбурге 24.1.1892 года; по национальности немец, вероисповедание евангелически-лютеранское; женат с 10.9.1921; бракосочетание состоялось в Гамбурге; фамилия и имя отца - Франц Роде, матери - Мария Роде; фамилия и имя жены - Ильзе Флинтч, рождена в Гамбурге 20.5.1896 года, по национальности немка, евангелически-лютеранского вероисповедания, дети Лотти и Вольфганг; специальность - историк искусств; под опекой не состоит; в ныне запрещенных организациях типа "пацифисты", "лига граждан", "масоны", "сторонники мира", "красная помощь" не состоит и не состоял; членом НСДАП не являлся; поэтому и не состоит в местной пар. тинной организации НСДАП; принимал участие в борьбе за немецкий рейх; родственников, погибших на поле брани мировой войны, не имел; никогда ранее не был членом ассоциации писателей; не является и ныне членом "рейхсобъединения культуры"; литературную работу начал в 1912 году; первая статья была напечатана в газете "Гамбургские новости"; заглавие первой статьи звучало следующим образом: "Нидерландские художники в Гамбурге"; до 15 декабря 1933 года (то есть до прихода Гитлера к власти. - Ю. С.) работал в кенигсбергских газетах внештатно; были опубликованы книги; заголовки звучат так: "Янтарь - немецкое искусство", издана в 1937 году, в Берлине; издавались ли брошюры? Да, издавалась брошюра "Книга янтаря", кенигсбергское издательство "Ост Ойропа"; в какой области вы полагаете свою главную работу, доктор Роде? В области знания.