Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов

В-третьих, Ленин не возражал против революционного насилия. Конечно, он осуждал мелкомасштабный индивидуальный террор эсеров. Но, по его словам, «нисколько не отрицая в принципе насилия и террора, мы требовали подготовки таких форм насилия, которые бы рассчитывали на непосредственное участие массы и обеспечивали бы это участие»[675]. В октябре 1905 года Ленин из Женевы писал в санкт-петербургский Боевой комитет по поводу необходимости боевым дружинам из студентов и рабочих вооружаться «кто чем может (ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога, веревка или веревочная лестница, лопата для стройки баррикад, пироксилиновая шашка, колючая проволока, гвозди (против кавалерии и пр. и т. д.)». Он рекомендовал также «осыпать войска камнями», обливать их кипятком, запасать «кислоты для обливания полицейских» и ручные бомбы, убивать шпионов, жандармов, черносотенцев и казаков, нападать на банки для «конфискации средств для восстания».[676] Меньшевики же отрицали террор как индивидуальный, так и массовый.

Наконец, Ленин считал необходимым строить партию не как массовую организацию, способную побеждать на выборах, а как жестко законспирированную и дисциплинированную группу, объединенную фанатичной верой в вождя и его учение во имя захвата власти через вооруженное восстание. Большевизм в этом смысле выступал не столько в виде идеологии, сколько как религия, не допускающая сомнений и возражений, а партия конструировалась на принципах, характерных для средневековых орденов. Религиозная природа ленинизма бросалась в глаза многим выдающимся современникам, причем и ненавидевшим большевиков, и входившим в их партию. «Как вероучение фанатическое, оно не терпит ничего рядом с собой, ни с чем ничего не хочет разделить, хочет быть всем и во всем, — замечал Николай Бердяев. — Большевизм и есть социализм, доведенный до религиозного напряжения и до религиозной исключительности»[677]. Ленин не приветствовал никакого плюрализма внутри РСДРП(б).

Меньшевики, напротив, допускали свободу мнений и возможность различного толкования марксистской теории. Среди них традиционно существовало несколько течений, которые схематично выглядели следующим образом: Потресов олицетворял правый фланг, Лев Троцкий, пока был в партии, — крайне левый. Лидером правого центра был Павел (Пинхус) Аксельрод, а левого центра, как фактически и всей партии, — Мартов, выходец из преуспевающей еврейской семьи, изгнанный с естественного факультета Петербургского университета за распространение нелегальной литературы, отсидевший в «Крестах» и в ссылке в Туруханске. Именно он убедил Плеханова объединиться с молодежью и создать Союз борьбы за освобождение рабочего класса. В меньшевистской среде можно было найти и ряд ученых, развивавших марксистскую теорию в области истории — Николай Рожков, философии — Деборин, экономики — Струмилин.

С момента раскола обе фракции вели друг с другом непримиримую литературную полемику, засылали в Россию агентов для переманивания первичных организаций. При этом у меньшевиков даже возникло преимущество: Плеханову удалось взять под контроль «Искру», создать собственное большинство в Центральном комитете и, используя свои связи в международном рабочем движении, застолбить именно за меньшевиками представительство во II Интернационале. В начале 1905 года разногласия Ленина с руководства РСДРП привели к тому, что его исключили из ЦК партии. На это он ответил созывом в апреле внеочередного съезда в Лондоне, который большевики называли III съездом, где постановили «принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым»[678]. Меньшевики сочли съезд незаконным и провели конференцию РСДРП в Женеве.

После этого обе фракции, в каждой из которых насчитывалось примерно по 8 тысяч членов, обрели отчетливые очертания и занялись своим основным делом — участием в уже шедшей не по их воле революции. Революционный период способствовал известному сплочению социал-демократии, большевики и меньшевики выступали совместно в дни декабрьского вооруженного восстания, большевистская конференция в Таммерсфорсе (декабрь 1905 года) высказалась за слияние партийных центров. Представители большевиков вошли в составы ЦК, которые избирались на IV съезде РСДРП (Стокгольм, апрель 1906 года) и на V съезде (Лондон, апрель-май 1907 года). Произошло объединение, впрочем, довольно формальное меньшевиков, большевиков, Социал-демократии Польши и Литвы, Латышской социал-демократии и еврейского Бунда. Следует заметить, что РСДРП активно поддерживала сепаратистские национальные организации, считая их естественными союзниками в борьбе за расшатывание существовавшего российского государства, которое они собирались сломать. «Есть две нации в каждой современной нации, — доказывал Ленин. — Есть две культуры в каждой национальной культуре»[679]. Различая буржуазную и революционно-демократические струи в освободительном движении, он считал обе возможными союзницами социал-демократии.

После воссоединения партии Ленин сохранил и фракционные руководящие органы — Большевистский центр (Ленин, Богданов, Красин), газету «Пролетарий», — и идеологическую идентичность. В отличие от меньшевиков, он и после подавления декабрьского восстания был уверен в продолжении поступательного развития революции, отстаивал тактику бойкота выборов в 1 Государственную думу, противопоставляя «конституционным иллюзиям» политические стачки и вооруженную борьбу. Из опыта революции Ленин сделал выводы о недостаточной подготовленности, чрезмерно оборонительном характере революционных действий и необходимости в дальнейшем ориентироваться на создание органов революционной власти в лице Советов и крестьянских комитетов, осуществляющих руководство вооруженным восстанием.

Меньшевики поначалу тоже бойкотировали выборы в I Думу, но под конец избирательной кампании меньшевики спохватились и провели ряд своих кандидатов от Грузии, к которым присоединятся несколько рабочих, избранных как беспартийные. Всего социал-демократическая фракция насчитывала 18 депутатов, среди них не было ни одного большевика. За избрание во II Думу РСДРП боролась активно и провела 65 депутатов, большинство из которых было также меньшевиками. Лидером фракции стал 25-летний сын писателя из оскудевшего дворянского рода Ираклий Церетели. К этому времени он успел поучиться на юрфаке Московского университета, поруководить студенческими землячествами, отбыть ссылку в Иркутске, опять поучиться, на сей раз в Берлине. «Его восточного типа лицо красиво и тонко, а большие черные глаза то горят, то подернуты какой-то тоскливой задумчивостью, — подмечал Набоков. — Он очень незаурядный оратор… Круг руководящих идей Церетели очень мал и узок, это, в сущности говоря, ординарнейший марксистский трафарет, крепко усвоенный еще на студенческой скамье»[680]. Церетели был одним из тех революционеров, с которых коллеги не хотели снимать депутатскую неприкосновенность, что стало предлогом к роспуску Думы. Он отправился в десятилетнюю сибирскую ссылку с ореолом мученика, чтобы опять ярко блеснуть на политическом небосклоне в 1917 году.

В III Думе социал-демократическая фракция растаяла до 20, а затем и до 14 депутатов, которыми руководил меньшевик Николай Чхеидзе. Дворянин, не закончивший Новороссийский университет в Одессе, он дважды арестовывался, был избран гласным батумской, а затем — тифлисской городской думы. По наблюдению того же Набокова, в Чхеидзе всегда было «что-то трагикомическое: во всем даже его внешнем облике, в выражении лица,