Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов

В 1912 году, бежав из очередной ссылки в Сольвычегодске, Сталин объявился в Петербурге, где организовал издание ежедневной газеты «Правда». Секретарем редакции газеты был студент Политехнического института Вячеслав Скрябин, тоже арестовывавшийся шесть раз, который станет более известен под фамилией Молотова[688]. Одной из его главных задач был поиск «сознательных рабочих», готовых в порядке партийной нагрузки отсидеть несколько месяцев в тюрьме, лишь бы газета не платила постоянно налагаемых на нее административных штрафов. Сам факт выхода крайней оппозиционной газеты на протяжении длительного времени объяснялся не столько ловкостью «правдистов», водивших власти за нос, не столько депутатской неприкосновенностью некоторых из учредителей газеты, сколько, как мы уже знаем, игрой российских спецслужб в кошки-мышки.

Осенью 1912 года внимание «правдистов» и всей РСДРП переключилось на выборы депутатов в IV Государственную думу по рабочей курии. Результатом стало избрание семи меньшевиков и шести большевиков. Причем, если первых опять представляли выходцы в основном из Закавказья и Северного Кавказа, то ленинцев — рабочие из столиц и других крупных промышленных центров. По настоянию Ленина большевики вышли из единой думской фракции РСДРП, которую по-прежнему возглавлял Чхеидзе, и сформировали собственную под председательством Малиновского, являвшегося ценнейшим осведомителем Московского охранного отделения. Мой дед — Молотов — не раз встречался с этим высоким и импозантным рабочим-металлистом, и вспоминал, что меньшевики неоднократно предупреждали Ленина о ненадежности Малиновского. Но лидер большевиков считал, что его пытаются обмануть, а после разоблачения Малиновского говорил: «Он для нас больше делал, чем для полиции». Действительно, он был лучшим большевистским оратором в Думе и на рабочих митингах. После его внезапного исчезновения фракцию возглавил екатеринославский рабочий и революционер Григорий Петровский.

Война еще больше раздробила РСДРП. Ленина она застала в Поронино, где он вместе со своим секретарем Григорием Зиновьевым в качестве подданных враждебного государства были арестованы австрийской полицией. Но за них немедленно вступились влиятельные австрийские и польские социалисты, которые убедили выпустить Ленина как последовательного противника российского царизма. Оказавшись на свободе, лидеры большевиков переехали в нейтральную Швейцарию. Здесь Ленин быстро набросал программное заявление, в котором отчеканил свою позицию: лидеры европейской социал-демократии совершили акт предательства в отношении пролетариата. Ленин из своего анализа ситуации делал однозначный вывод, который станет для большевиков руководством к действию: «С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России, наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России…»[689]. Вскоре Ленин пошел еще дальше. Да, ему очень не нравился «германский империализм», но еще меньше нравились российское самодержавие и «буржуазный пацифизм». Поэтому, с одной стороны, «царизм во сто раз хуже кайзеризма», а с другой — «превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг»[690]. Основной упор Ленин делал на то, чтобы использовать военные действия в целях свержения буржуазных правительств. Эти программные установки легли в основу решения Бернского совещания большевиков, созванного в сентябре 1914 года. Работавших собственно в России представлял на совещании депутат Думы Самойлов, который и доставил в страну ленинские тезисы. Но когда фракция попыталась реализовать пораженческую политику на практике, большевистских депутатов отправили в Сибирь.

В меньшевистской среде однозначно оборонческую позицию занял Плеханов, чье воззвание «К сознательному трудящемуся населению России» широко пропагандировалось даже правительственными кругами. Чхеидзе, фракция в Думе, оргкомитет РСДРП, сосланные лидеры — Церетели, Дан — осуждали агрессивную политику всех великих держав, империалистическую войну, выступали за скорейшее заключение демократического мира. Ленин считал эту «группу интеллигентов» очагом «оппортунизма и либеральной рабочей политики»[691]. Сотрудничали же большевики с меньшевиками-интернационалистами во главе с Мартовым, критиковавшими мировой империализм, русский царизм, буржуазию, социалистов-оборонцев всех воюющих стран, выдвигая лозунги мировой антиимпериалистической и российской демократической революций. Совместными усилиями они возродили интернациональное рабочее движение, выступив инициаторами конференции в Циммервальде, в которой участвовали и Ленин, и Мартов, и Аксельрод, и Троцкий, и левые эсеры.

В Петербурге меньшевики продолжали существовать в виде малоактивной думской фракции. У большевистских организаций возможности для легальной деятельности исчезли. В ссылке находились члены ЦК Белостоцкий, Голощекин, Орджоникидзе, Свердлов, Спандарян, Сталин, Шотман, кандидат в члены ЦК Стасова. Петербургский комитет (который, в отличие от города, не был переименован, дабы не поддаваться шовинистическим настроениям) затаился, сохранялись только партячейки в Выборгском районе. В заграничном руководстве начались дрязги и произошел раскол на твердых ленинцев, остававшихся в Швейцарии, и противников пораженчества в лице Николая Бухарина, Георгия Пятакова и других, обосновавшихся в Стокгольме. Поручение Ленина воссоздать хоть в каком-то виде Русское бюро ЦК, с которым в Петроград прибыл Александр Шляпников, долго оставалось невыполненным. Плохо было с деньгами, реальную помощь партии в столице оказывал только Максим Горький. По свидетельству известного художника Юрия Анненкова, «Горький умел, как никто иной, «вытягивать» деньги у богатых людей для подбодрения демократов» и «передовых политических организаций», не упоминая, конечно, никогда партию большевиков. Крупные капиталисты, владельцы заводов, либеральные банкиры, польщенные личным знакомством с большим писателем, чувствовали себя не в силах отказать Горькому, который пересылал их деньги Ленину»[692]. Власти за пролетарским писателем следили, но не трогали.

Лишь в конце октября 1916 года Шляпникову удалось восстановить Русское Бюро ЦК. «Работу по созданию руководящего центра приходилось начинать сначала, — вспоминал Шляпников. — Все-таки работа прошлого не прошла даром. Осталось много звеньев старого аппарата, и это значительно облегчало дело… В руководящий центр удалось привлечь по соглашению с ответственными работниками Петербургского комитета (тт. Залежским, Шутко, Антиповым, Евдокимовым и др.) тт. П. Залуцкого и В. Молотова»[693]. Шляпников осуществлял представительские функции, поддерживал связи с провинцией и заграничным центром; Молотов ведал издательскими делами и организацией нелегальной типографии; Залуцкий работал в Петербургском комитете, выполняя там функцию представителя ЦК. Штаб-квартира Бюро располагалась в квартире Павловых, входивших в кружок «нижегородско-сормовского землячества». Удивительно, но этот центральный офис благополучно просуществовал вплоть до свержения царизма.

Накануне Февральской революции численность самой боевой социал-демократической группировки — большевиков — не превышала, по разным оценкам, 12–24 тысяч человек. Причем рабочие не видели большой разницы между ними, меньшевиками, эсерами и, скажем, анархистами. Конечно, социал-демократы всеми фибрами души жаждали свержения царского режима. Но у них для этого не было никаких сил и возможностей, а их вожди были в эмиграции или ссылке.

Ситуация в корне изменится в результате Февраля, открывая крайне левым все шансы, которыми они в итоге и воспользуются.

Анархисты

Политическая палитра предреволюционной России будет неполной без анархистов, которые принципиально не принимали участие в парламентской политике,