По повестке и по призыву . Некадровые солдаты ВОВ - Юрий Мухин

Из раннего детства (может быть, это были 53-56-й годы) мне запомнились летние воскресные вечера. Отец чистит белые парусиновые туфли зубным порошком, мама надевает какое-то красивое платье. Меня уже отмыли, и я в матросском костюмчике. Мы идем в парк, который тогда носил название «им. Кирова». Центральная аллея усыпана розоватыми морскими ракушками, вдоль нее лавочки, за ними гипсовые скульптуры футболистов, дискоболов и девушек с веслом. Родители то и дело останавливаются, заговаривают с многочисленными знакомыми. Наконец мы добираемся до мороженщицы. Мне вручается вафельный стаканчик, и теперь мое внимание сосредоточивается на нем.

Мы идем дальше. Слева от нас остается круглый открытый пивбар, от него несутся гул голосов и кислый запах пива, потом проходим танцплощадку. Слышны звуки настраиваемых тромбонов и саксофонов. Наконец мы выходим на берег Днепра, на трибуну водного стадиона. Справа от нас вдоль берега тянутся башенки водных станций крупных заводов. Под нами, на воде, одни соревнования сменяют другие. Проскочили байдарочники, упираются веслом в воду каноисты, прыгают в воду пловцы или перебрасывают мяч ватерполисты. Вечереет. Мы уходим с трибун. Со стороны танцплощадки уже слышен джаз и смех, но мы сворачиваем к летнему кинотеатру. Папа покупает билеты, и мы с друзьями родителей размещаемся на лавочках. Я сижу гордый, многим мальчишкам приходится проникать в зал через высокий забор, и их пытается гонять изнутри билетер, а снаружи свистит длинный тощий милиционер в фуражке с белым чехлом. Неудачников выводят из зала, но большинство уже спряталось среди зрителей и за экраном на сцене. Кончается фильм, и мы снова идем на берег смотреть последнее развлечение воскресного дня — фейерверк.

Чем плох или недостаточен был такой отдых воскресного дня? Чем уступал он отдыху людей в «цивилизованных» странах? Тут же, в парке, был биллиард и обязательный читальный зал. Меня даже сейчас поражает, что это было едва ли спустя 10 лет после войны, а моя родная 43-я школа, по которой еще в 1941 г. отбомбились немцы, еще лежала в развалинах до 60-х годов, и мы учились, уплотнив третьей сменой 35-ю школу и 7-е отделение милиции.

Депорт? Ведь тогда он действительно был массовым, это уже потом он стал черт знает чем. А тогда каждое предприятие имело по меньшей мере футбольную команду, действовала масса стадионов и площадок. Недавно я прочел, что парусный спорт — самый дорогой спорт, спорт миллионеров. Но мой брат Гена именно этим спортом и занимался. Он ходил на яхте «Финн», а поскольку был моей нянькой, то и у меня в памяти всплывают свист ветра в парусах и романтические слова типа «оверштаг». Получается, что мы с Геной жили в семье миллионеров. Только в отличие от миллионеров развлечение под парусами нам ничего не стоило.

* * *

Сейчас понимаешь, что и праздники организовывались не менее великолепно, пока демонстрации не приобрели дико-глупую, заорганизованную форму. Я же помню демонстрации в студенчестве. И тогда комсорги следили за явкой на них, и тогда были ребята, уклоняющиеся от этого мероприятия, но у нас в группе большинство руководствовалось принципом: «Если тебя насилуют и нет возможности сопротивляться, то расслабься и постарайся получить удовольствие». Тем более что его легко было получить. И мы это удовольствие получали.

Для меня и сейчас праздник без демонстрации, как говорится в одном популярном фильме, все равно что брачная ночь без невесты.

Движение праздничных колонн по городу было настолько отработано, что мы чуть ли не до минут знали, у какого гастронома мы остановимся и сколько будем стоять. Ханжества не было, мы быстро заправлялись спиртным и дальше двигались легко и с песнями. Огромное количество знакомых и незнакомых, трезвых и поддатых, но неизменно веселых и дружелюбных людей создавало уникальную атмосферу действительно народного праздника, которую просто другими условиями невозможно получить. Суть была не в прохождении у трибун, суть была в самом 2–3 часовом движении к ним. А для самих трибун у нас была заготовлена шутка, которая в то пуританское время была достаточно соленой.

Дело в том, что четкая организация движения колонн приводила к тому, что на проспекте Маркса ежегодно и регулярно колонна металлургического института выходила к трибуне параллельно колонне медицинского училища, и рядом с уже расшалившимися ребятами оказывались симпатичные девушки в белых халатах. То ли на трибунах часто менялись люди, то ли не могли оторваться от бумажки, но трибуна регулярно попадалась на одну и ту же удочку. После здравиц в честь металлургов и медиков, в ответ на наше радостное «Ура!» оратор упорно провозглашал здравицу в честь наших советских женщин, что в дословном переводе с украинского звучит: «Пусть живет советская женщина!» Идущие впереди деканы разворачивались и от пояса грозили кулаками, но не помогало. Колонна металлургов вместо «Ура!» тут же рявкала: «С кем хочет!» — и под общий хохот колонны сходили с площади.

Память держит встречу Нового года в институте, когда за накрытыми в спортзале столами одновременно собирались 400–500 студентов и преподавателей, встречу, где я впервые обратил внимание на девушку, ставшую потом моей женой. Гремело несколько оркестров, в одном зале танцы, в другом всю ночь мультфильмы, в третьем аукционы и концерты, а на ковры борцовского зала дружинники бережно укладывали отдохнуть перенедопивших студентов — тех, кто выпил больше чем мог, но меньше чем хотел. Нет, мы умели веселиться с людьми, а не в наркотическом кайфе.

Кстати, о наркотиках мы не слышали, и духу их не было. Я помню за всю ту жизнь лишь одного блатного, о котором говорили, что он курит план. И даже у самих блатных к нему было отношение, как к неполноценному. Об игле вообще не упоминалось. Помнящему это просто омерзительны нынешние болтуны, утверждающие, что в то время жили в какой-то тоталитарной нецивилизованной стране, где все боялись, что вот тебя сейчас схватят полицейские — и в тюрьму. Если в то время боялись курить наркотики, боялись послать дочерей заниматься проституцией — так и слава богу. Но милиция в наше время даже в патрулях часто ходила без оружия, точнее, без пистолетов. О наличии у нее автоматов мы могли только догадываться, а о щитах, шлемах, бронежилетах и дубинках просто не слышали. (Году в 1967 пошел слух, что милицию вооружают дубинками, но тогда они так и не стали ее оружием, по сути, их никто и не видел — слишком дорого обходилось это даже милиционеру — ударить советского человека.)

Не так давно промелькнуло сообщение, что в Люксембурге одна семья весь свой отпуск просидела в подвале собственного дома. Ей было стыдно перед соседями, что из-за отсутствия денег она не в состоянии была уехать на юг, к морю. Мы в свое время могли иметь какой угодно отдых, причем практически все.

Мы как-то обсуждали эту тему со своими приятелями, семьей врачей. Да, соглашались мы, с выездом за границу были трудности, но парадокс в том, что эта семья хотела отдыхать за границей, любила отдых, связанный с путешествиями и теперь, сама себе удивляясь, начала подсчитывать, сколько и где она была. Оказалось, что даже в свой первый отпуск в начале 70-х, когда они получали не более 130 руб. в месяц, им попалась горящая путевка в Румынию. Затем был круиз по Средиземному морю, в ходе которого они познакомились в Италии с семьей врачей и завели переписку. Кстати, много лет спустя они снова отдыхали в Италии и снова встречались с этими приятелями. Отдыхали в Болгарии на Золотых песках, не говоря уже об отечественных Домбаях и прочих известных местах отдыха.

В нашей семье были другие взгляды на отдых. Отец, как я писал, в отпуска вообще не ходил. У мамы были не в порядке внутренние органы, и она была несколько раз на водах и на юге, но чаще в Трускавце. Я же довольно часто бывал в Крыму — у жены там живут родные дядя с тетей. Но я был в Крыму и холостым, в студенчестве. И никакого события такая поездка не составляла. Наверное, не грех будет напомнить тем, кто забыл, и рассказать тем, кто уже не знает, как это делалось и сколько это стоило.

Сейчас все обычные студенты просто нищие, поэтому я обязан сказать об основах своего финансового состояния в годы студенчества, хотя бы потому, что у меня, как ни странно, были более привилегированные условия, чем у других.

Дело в том, что я, младший сын в семье, по сути, остался единственным, кому отец мог дать высшее образование. Дать его Гене не получилось. Он прошел медкомиссию и сдал экзамены в высшее военно-воздушное училище. Но не прошло и месяца, как он вернулся домой. Оказалось, что у него есть недостаток, который не был вскрыт медкомиссией военкомата, но который начисто лишал его возможности летать. Почти сразу он был призван и служил в Германии. В конце службы он подал заявление в мореходное училище, но вызова не было, и он решил «погулять» немного за границей и подал рапорт на два года сверхсрочной службы. Вызов из мореходки пришел, когда он уже был оформлен, как тогда говорили, «макароном». Погулять ему особо не пришлось, так как с самого начала он повел борьбу с соперниками за фельдшерицу армейского госпиталя и уже через год на ней женился. И, естественно, навалились денежные дела, потребовалась квартира, родилась дочь и все такое, что задержало его возвращение со службы еще на 8 лет.